Страница 38 из 41
— Великое! Твое имя осталось бы в истории! А теперь ты будешь лишь один из множества! Сколько вас было?! Вы сменяете друг друга по Воле Леса, который должен подчиняться вам! Вам, а не вы ему! Какой же ты идиот! Ты потерял величие и чужие земли!
— Она твоя, — Ивар кивает Жрецу, который скучает у дверей и с якобы большим интересом разглядывает высокий потолок.
— Я уже думал, что не дождусь.
Гриза оборачивается, и Жрец расплывается в жуткой улыбке:
— Привет, моя милая ведьмочка. Давно за тобой наблюдаю.
— Что? — впервые слышу в голосе Гризы страх.
— Таланты твои впечатляют, — Жрец делает бесшумный шаг.
— Ивар, — шепчет Гриза.
— Чары твои тонкие, сны яркие, — продолжает Жрец, и у меня самой мурашки по коже. — Твой дар да в мирное русло.
— Ивар…
— В Храм Затмения твой путь лежит, — покряхтывает Жрец. — Ведь тебе не только Кровавый Лорд снился, но и серые одежды.
— Нет, — Гриза неуклюже встает и пятится.
— Да, моя милая, — Жрец вспарывает запястье изогнутым когтем мизинца. — Будешь среди своих. Среди тех, кто потерялся в ошибках и кого одарил Лес своей милостью.
— Нет!
Я вздрагиваю от крика Гризы. Жрец будто бесплотной тенью пролетает через зал к ней, с ловкостью, которая не характерна древним старикам, хватает ее, проводит под крик кровавым когтем по лбу от линии волос до переносицы.
И все это происходит за несколько секунд. Гриза вырывается из хватки Жреца, теряет равновесие, падает и касается раны на лбу. Поднимает мутные глаза на Ивара и шипит:
— Подонок.
— Эта жизнь привела тебя к краю, — Жрец хмурится, — но будет другая, Гриза. Мать Луна очистит твою душу. Она забирает твое прошлое, твое имя, твои ошибки и грехи.
Из рукава вытряхивает кусок хрусталя, который прижимает к виску Гризы.
— Ненавижу тебя, — рычит она, глядя на Ивара глазами, полными злобы.
— Это ненадолго, — Жрец удерживает ее свободной рукой за шею.
— Меня, значит, в свою компашку не взял, — Вестар разочарованно вздыхает. — А эту потаскуху — пожалуйста.
— Такова воля Матери Луны, — Жрец улыбается. — А ее выбор я никогда не оспариваю.
Гриза пытается вырваться, кристалл в узловатых старческих пальцах вспыхивает, переливается, и затем громкая жертва падает без чувств.
— Теперь дело за малым, крошка, — Жрец наклоняется к Гризе, — выжить.
Глава 56. Маковая булочка
— Это жестоко! — шагаю за Верховным Жрецом по мрачному коридору.
— А я вот не согласен, — пожимает плечами.
— Вы забрали ее жизнь!
— Да жива она.
— Вы поняли о чем я! У нее ведь родители, друзья…
— Чародеи от этого тоже отказываются, когда вступают в Круг, — Жрец поглаживает бороду. — И если посмотреть с другой стороны, она получила то, что хотела. Обращения.
— Так нельзя!
Жриц Затмения можно встретить в самых грязных уголках городов. Они молчаливые, скромные и оказывают помощь бездомным и больным. Из-за волчьей крови они могут выхаживать тех, к кому никогда не притронется обычный смертный человек из-за риска заражения.
И я ими всегда восхищалась, потому что думала: в их душах горит огонь милосердия и любви, а на деле оказалось, что их могут насильно заставить быть Жрицами. Я не испытываю жалости к Гризе, но ее лишили права выбора, и я твердо уверена, что стремление быть частью Затмения должно исходить из собственного желания.
— Так, — Жрец резко разворачивается ко мне, и чуть не врезаюсь в него. — Это не наказание, а шанс для глупой девицы, которая запуталась. Она бы принесла себе и другим много проблем из-за своих неуемных амбиций и обиды и пришла бы к смерти, Илина. Она подошла к той границе, за которой ее ждали не только свечи, а порчи, яды, наговоры и черная магия. Мариус показался бы пушистым милым котенком в своих невинных шалостях. Эта тень сгущалась над ней с каждым ее решением, и она по своей сути не плохой человек, Илина, но слабый.
Проводит пятерней по бороде и щурится:
— В слабости мы часто забываемся, и от нас истинных ничего не остается. Ее чары могут сделать мир лучше, но она свернула не туда. И в ней был крохотный огонек сожаления. Маленькая девочка хотела быть волшебницей и удивлять других детей, как та странная женщина, которая рассмешила ее золотыми бабочками, что выпустила изо рта, и вытерла слезы. Вот только это не чародейка была, а Жрица Затмения.
Закусываю губы, что не заплакать. Гриза, как и все другие, тоже была ребенком. Впечатлительной девочкой, которую я неожиданно захотела обнять.
— Жестоко было бы позволить ей продолжить свой путь к безумию, — Жрец мягко улыбается.
— Вы меня пугаете, — шепчу я. — Вы обо всем либо знаете, либо подозреваете.
— Работа такая, что поделать, — продолжает неторопливый путь. — И я думаю, что я бы мог быть идеальным злодеем, который бы мог привести мир к рабству и деспотии, но…
— Но?
— Но злодеям всегда всего мало, — оглядывается. — И счастья не найти.
— Но я все равно считаю, что…
— Каждому из нас предлагают про прошествие некоторого времени вернуть прошлую жизнь.
— И…
— Кто-то возвращает, — Жрец зевает и улыбается. — У Гризы тоже будет этот выбор. Сейчас ей надо помочь раскрыть в себе другую сторону, а с тем, что ее отравляло, это было бы невозможно. Я не наказываю ее, Илина.
— Но она этого не хотела…
— Когда больным промывает раны они тоже кричат, вырываются и сопротивляются. А как бы ты поступила? Она травила Альфу…
— Из-за любви… — неуверенно шепчу я. — Любовь может толкать на безумства. Она хотела быть с ним.
— Соглашусь, что Ивар должен был ее попросить на выход раньше, но от чародеек очень сложно отказаться, — Жрец вздыхает. — Для некоторых это почти невозможно. И даже без особых усилий для милых барышень. И если кого и любила Гриза, то не Ивара.
Я в тихом изумлении моргаю. У Гризы все-таки был объект воздыхания?
— Ну же, полюбопытствуй. Я, конечно, с осуждением вздохну, но…
— Кого? — шепчу я.
— Того, кого она посчитала однажды недостойным себя, — лицо Жреца сминается в улыбку. — Кого назвала для себя неудачником.
— Это не ответ. Она всех вокруг считает ничтожествами и неудачниками.
Жрец подходит, наклоняется и едва слышно говорит:
— Это большой секрет.
— Я никому ничего не скажу, — горячо уверяю я.
— Помощника пекаря в булочной, — отвечает Жрец. — Раз в месяц Гриза выбиралась в город, забегала в эту булочную и гордо уходила с маковой булочкой.
Вглядывается в глаза и шелестит:
— Только не задавай мне вопроса, почему она поступила так, как поступила.
— Но почему? Если она была влюблена… Если она хотела быть с другим… Я не понимаю… Ивар ей тогда зачем?
— Золото, шелка и перспектива стать однажды Главной Чародейкой перевесили ценность маковых булочек.
— А теперь… — поднимаю взгляд. — Будет ли шанс для помощника булочника?
— Почему ты так за нее беспокоишься? Она хотела мужа у тебя увести.
— Все это случилось с его позволения, — хмурюсь. — Свечи лишь волка отвлекали, а сам он… не понимал, кто он и чего хочет.
— А сейчас понимает?
— Я вас про Гризу спрашиваю и ее булочника, — сердито отзываюсь я.
— Не знаю.
— Все вы знаете, — встаю на носочки и всматриваюсь в ехидные глаза. — А если не знаете, то в силах подтолкнуть их друг к другу.
— Возможно.
— Если вы тут решили раскрывать алчную ведьму с другой стороны, то давайте-ка раскопайте в ней романтичную особу, которая любит маковые булочки, — зло цежу я сквозь зубы.
— Посмотрим, — разворачивается и уходит, с хрустом костей потягиваясь.
Провожаю его взглядом и вздыхаю. Я бы была рада злиться на Гризу и записать ее во враги, но не могу. Даже после ее фокусов с письмами, сплетнями и оскорблениями в мою сторону. Разве можно быть доброй и хорошей, если ты сама себе отказала в счастье быть рядом с тем, к кому взывает сердце, ради сомнительных целей стать богатой и у власти? Если она саму себя предала, то к другим у нее точно не осталось симпатии.