Страница 5 из 11
– А почему бы и нет? Принцип противофазного гашения колебаний никто не отменял. Но его испытать надо. А до начала учебы сделать это можно только сегодня… Так как, поможешь?
– Конечно, помогу. Самому интересно. Давай тогда по пути меня и высади… Только на краю леса… на всякий случай.
– Можно и я с тобой? – попросила Аня. – Мне тоже интересно.
– Давай, если не боишься.
Спустя десять минут катер миновал Каменную змею, и Зуб высадил Тима и Аню на опушке Мрачного леса. Ива и Мила отдали им пакеты с припасенной для перекуса едой, которая так и не пригодилась, а Зуб вручил свой прибор и рассказал, как им пользоваться. Ребята попрощались. Тим и Аня помахали руками взмывающему ввысь катеру и, когда его силуэт превратился в далекую точку, улеглись возле крылолиста ожидать обещанного ветра.
В ожидании ветра
Пролежав всего минуту, Тим сел, вынул из рюкзака прибор, который предстояло испытать, и внимательно его осмотрел. Прибор помещался в пластиковой коробке от пилотской аптечки. В ее крышке была прорезана большая круглая дыра, закрытая гибкой стальной пластиной.
Тим осторожно надавил на пластину пальцем и задумчиво произнес:
– Аня, ты же физику хорошо знаешь, даже сверх школьной программы. Зуб мне чего-то про прибор объяснял, а я всё равно ничего не понял. Что это за противофазное гашение колебаний, от которого он работает?
– Ну, это когда что-то в одну сторону движется, а что-то в обратную. Крылолисты когда на ветру качаются, их стволы гнутся. Кора на них то растягивается, то сжимается. От этого колебания воздуха возникают – инфразвуковые волны. Их не слышишь, но чувствуешь.
– Страшно становится.
– Ага. А прибор, наверно, такие же волны гонит, только в другую сторону. Когда от деревьев воздух к нам движется, из прибора от нас и наоборот. И там, где прибор, эти движения друг друга останавливают. Нет там никакого движения, никаких волн.
– И нет страха? Здорово! – Тим задумчиво наморщил лоб. – А что если его без ветра включить?
– Тогда «волны страха» из прибора пойдут. Как от деревьев.
– Так ведь это же оружие! – радостно воскликнул Тим. – Вернее, пугалка. От хищников. С ним можно ночью без страха ходить.
– Как это без страха? Вот голова два уха. А на тебя он разве действовать не будет?
– А, ну да… Забыл, – Тим почесал в затылке. – Но всё равно. На крайний случай сойдет, чтобы отбиться.
Тим сунул прибор обратно в рюкзак и улегся на землю.
– А вот интересно, как Зуб до такого додумался? – произнес он, задумчиво глядя в небо.
– Его, наверно, мой рассказ надоумил. Как я от этого страха в лайнере пряталась.
– В трубе вентиляции? Помню. Но почему там у тебя страх пропадал, я так и не понял.
– А там инфразвук от конца трубы отражался. И где-то сам себя усиливал, а где-то ослаблял. Стоячие волны называются. Только я тогда ничего этого не знала. Просто по привычке спряталась в трубу и случайно нашла в ней место, где было не страшно.
– Зато сейчас ты больше меня знаешь, – сказал Тим. – Даже как звук в вентиляции отражается.
– Инфразвук, – Аня улыбнулась. – Звук у тебя во флейте. Но тоже в ней отражается.
– Во флейте?
Тим достал из кармана хэба свою тростяную флейту и скользнул пальцем по вырезанным в ней отверстиям.
– Звук из-за этого меняется, когда я на ней дырки закрываю?
– Из-за этого… Вообще-то в твоем классе колебания уже изучают. Если бы ты хорошо учился, то и сам бы всё знал.
– Я стараюсь. Но ничего не запоминаю.
– Ты просто не хочешь.
– Может быть… Меня к наукам не тянет. Я хочу музыку сочинять… И играть.
Тим заиграл на флейте веселую мелодию. Аня повернулась к нему и с восхищением наблюдала, как его пальцы стремительно закрывают и открывают на ней дырки.
– Здорово, – сказала она, когда Тим закончил играть. – Это ты сочинил?
– Я… И еще многое другое, – Тим вздохнул. – Только это всё зря.
– Что зря?
– Ну, сочинять, играть. Бесполезный труд.
– Как это бесполезный?! – Аня даже подскочила от возмущения. – Очень полезный! Кто тебя слушал, всем нравится.
– И что с того? Я же не могу громко играть. Только для нескольких человек – кто рядом. И чтобы всем хотя бы одну мелодию сыграть, целый год потребуется. А я хочу для всех и сразу. И не одну, а много мелодий.
Тим снова вздохнул.
– Но так не получится. Чтобы сразу много людей музыку услышали, надо много музыкантов вместе собрать. Тогда громко будет и всем слышно. Это «оркестр» называется. И еще с разными инструментами, тогда мелодии красивее звучат. И еще зал нужен большой, чтобы всех людей вместить. Мне про всё это учительница по культуре сказала. А она бывшая Наилучшая – знает, что говорит… Но ничего этого нет и не будет… Так что всё зря.
С полминуты Аня смотрела на Тима, нахмурив брови, затем снова легла и долго молчала, глядя в небо. А потом вдруг уверенно заявила:
– Будет у тебя оркестр. И залы будут. На всех планетах твою флейту услышат.
– Так уж и на всех? – скептически усмехнулся Тим.
В слова Ани он, конечно, не верил, но помечтать о своем несбыточном будущем был не против. А она, казалось, совсем не шутила:
– Конечно, на всех. Вот увидишь. Всех людей твоя игра восхитит. И все твои мелодии прозвучат.
Тим ненадолго задумался, а потом тихо произнес:
– Кроме этой.
И заиграл медленную, печальную мелодию.
– Красивая, – оценила ее Аня, когда смолкла последняя нота. – А я помню. Ты ее на Бородатой скале играл. А после почему-то ни разу.
– Потому что она… – Тим вдруг запнулся и смущенно произнес: – Она только наша… Вернее… она твоя. Для тебя… Я ее только тебе играю.
– Почему?
Аня повернулась к Тиму и глядела на него удивленно и очень внимательно. От этого взгляда Тим еще больше засмущался.
– Так, – едва слышно произнес он, отводя глаза. – Захотелось.
Аня хотела было что-то сказать, но передумала. Снова легла на спину и стала глядеть в небо. И только через минуту тихо спросила:
– Тима, а ты ее когда сочинил?
– В ту ночь… на скале. Только не сочинил. Она сама во мне возникла… Заиграл ее, словно уже знал… Не знаю, почему так получилось.
Тим грустно вздохнул.
– Ты тогда на небо глядела. Печально. И глаза у тебя блестели… Наверно, это слезы просились. А я в них сияние звезд видел.
И он снова вздохнул.
– Тима… а назови ее так… нашу мелодию, – тихо сказала Аня.
– Как?
– Сиянье звезд в твоих глазах.
– Сиянье звезд? Красиво… Пусть будет так.
Тим посмотрел на Аню.
– А хочешь, теперь я про твое будущее расскажу?
– Про мое? – удивилась Аня. – Хочу.
Она повернулась к Тиму и, подперев голову рукой, приготовилась слушать.
– Ты ведь о полетах к звездам мечтаешь, – начал Тим. – Так вот, ты к ним полетишь. На большом-большом звездолете. И будешь ты его командиром.
– Так уж и командиром? – улыбнулась Аня.
– Ясное дело – командиром. Вот увидишь… Но сперва, конечно, полетаешь простым пилотом. На обычном межпланетнике.
– И куда же я полечу? – лукаво улыбаясь, спросила Аня.
Тим взглянул на огромный серп Джалы, просвечивающий сквозь синеву неба.
– Для начала – на нашу центральную планету.
– Чего я там не видела?
– Узнаешь, что у нее под облаками.
– Тоже мне загадка. Это же планета-гигант. Что у них под облаками – давно известно. У нашей, например, сплошная вода, а над ней огромные ураганы носятся… Вот небольшие планеты с твердой поверхностью – это будет поинтереснее.
– Ну, хорошо. Ты эти твердые планеты возле нашей звезды все изучишь. А потом полетишь к другим звездам. Будешь открывать новые миры… И один из них назовут твоим именем. Только представь: целый мир – твоим именем.
Аня повернулась на спину и закрыла глаза, мечтательно улыбаясь.
– Да… целый мир, – задумчиво произнес Тим и вдруг переменил тему: – Аня, а почему нашу Балию детским миром зовут? Я взрослых спрашивал – смеются. Говорят: в честь нас, победителей стражей. А по-серьезному – не знают, сами от других услышали.