Пыль и сталь

С этими словами староста буквально вытолкал Таринора за дверь. Наёмник оторопел от такого обращения, но иметь проблем с местными ему не хотелось, так что пришлось подчиниться. Оказавшись на улице, он подумал, что неплохо было бы перекусить. Раз деревня неподалёку от тракта, здесь должна быть таверна, и после недолгих блужданий между мрачными покосившимися домами Таринор действительно её нашёл.

«Весёлый кабан» совершенно не соответствовал своему названию. Щели в стенах были законопачены мхом от сквозняка, хотя, должно быть, сильного ветра здесь не бывает. Иначе вывеска, вырезанная в форме криво ухмыляющегося свина, что еле держалась на своём месте, уже давно бы отвалилась.

Таринор толкнул дверь, та ответила противным скрипом. Освещённая несколькими свечами комнатка с тремя наскоро сколоченными столами тоже не располагали к веселью, но выбирать не приходилось. Дремлющий у очага чёрный кот встрепенулся, поглядел на гостя и, потянувшись, снова положил голову на лапы.

Неприветливый лысеющий тавернщик предложил лишь луковую похлёбку. Конечно, не гирландские харчи, конечно, но подкрепить силы сойдёт. «И какая ещё здесь может быть нечисть?» — думал Таринор, перемешивая деревянной ложкой покрошенный в похлёбку хлеб. «Должно быть, пара гоблинов перебрались через частокол и забрались в дом. Местные же со своими суевериями навыдумывали чёрт те что. Вот уж действительно, у страха глаза велики.» В таком свете работа показалась наёмнику очень даже выгодной и не пыльной. «Можно будет даже затребовать больше, и незачем говорить старосте, что это были гоблины. Пускай будут демоны или упыри, проверить всё равно некому.»

— Эй, хозяин! А пива у тебя не найдётся? — спросил Таринор, доедая похлёбку.

— Чего нет, того нет. Закончилось, а привоза ещё не было.

— Вот так таверна. Совсем нечем горло промочить.

— Уж чем богаты. Вот если б ты угля или дёгтя попросил, то милости просим. Этого добра с избытком.

Вдруг Таринор вспомнил о разбойничьей фляжке.

— Послушай-ка, подскажи, что здесь налито. На запах ядрёное пойло, только вот не могу понять, какое именно.

Хозяин таверны с подозрением поглядел на фляжку, вынул пробку и понюхал её. Задумавшись на мгновение, он смочил палец содержимым и сунул в рот, после чего скривился и плюнул на пол.

— Ох и дрянь же! Жжёт, как жидкий огонь. Где ты это взял? Помнится, Мирениус что-то похожее в пиво добавлял для крепости, только без этого мерзкого привкуса. Эх, стойкий старик был, что и говорить…

— И для чего же оно сгодится? Только пиво крепить?

— Ну, Мирениус говорил, что оно горит недурно. Ты ведь бродяга? Можешь им костёр разжигать. Но если серьёзно, лучше эту пакость вылей, а фляжку кому-нибудь продай или выменяй.

— Как с делами закончу, подумаю, что с ней делать, — Таринор утёр рот рукавом и встал из-за стола, — а пока прощай.

— Эй, а платить кто будет?

— Слушай, я ведь к вам пришёл не потому, что кошелёк от серебра по швам расходится. Меня староста нанял нечисть из дома вашего мага прогнать, и лучше бы мне заняться этим поскорее, если не хотите, чтобы через неделю черти кусали вас за задницу.

— Ну, в таком случае, за тобой должок. И учти, память у меня хорошая.

— Учту. Да, и, пока не ушёл… Почему деревня зовётся Вороний холм, а вокруг ни одного ворона?

— О! Воронов здесь отродясь не водилось, но вот когда углежоги с промысла возвращаются — все чёрные, как черти, от копоти. Один в один вороны!

Таринор покинул таверну под весёлый смех хозяина и огляделся. Бедобор отправил к священнику, а потому стоило найти местный храм. Впрочем, искать долго не пришлось. В глаза бросилось небольшое, но единственное во всей деревне каменное здание с небольшими оконцами и деревянной крышей, выкрашенной когда-то в белый цвет, но посеревшей от времени. Обыкновенная деревенская церквушка, через пару домов от таверны. Наёмник было направился к ней, но споткнулся о камень, не удержал равновесия и смачно упал прямо в грязь. Извергнув с десяток крепких выражений, он поднялся и принялся отряхиваться. Теперь он стал похож на нищего бродягу, которого забавы ради угостили добротным пинком.

Добравшись до храма, Таринор заметил аккуратно вырезанное на двери традиционное изображение широкой чаши. Этот знак называли «Чашей милосердия», он издавна считался символом Холара, владыки сострадания, смирения и милосердия. «Полагаю, бог исцеления и чистоты простит мне мой внешний вид» — подумал наёмник и вошел в здание.

В центре у алтаря, стояла статуя высотой в полтора человеческих роста. Она изображала фигуру, чей пол определить было нельзя ни по лицу, ни по одежде, держащую в протянутых руках чашу, похожую на ту, что была вырезана на двери. Возле статуи сидел на коленях человек в серой рясе и вполголоса бормотал молитву. Услыхав скрип дверей, он медленно поднялся, обернулся и зашагал навстречу Таринору.

В его коротких русых волосах поблескивала первая седина, но в глазах еще не угасла воля к жизни, хоть лицо уже изрезали неглубокие морщины. Щёки и руки покрывали красные пятна ожогов, совсем свежие на вид.

— Да озарит свет твой путь, и да покинут хвори тело! — воскликнул он и тут же осёкся. — Сожалею, но здесь не раздают еду бродягам. Или же ты разбойник, раз пришёл с оружием в храм бога чистоты?

— Я не бродяга и не разбойник. Я наёмник и зовут меня Таринор. А исцеление, судя по всему, нужно как раз тебе, священник. Насчёт оружия — не сочти за оскорбление, но я не слишком доверяю местным, чтобы оставлять меч у порога.

— А что это у тебя на шее? — священник изменился в лице и отступил на шаг. — Ты бежал с виселицы? Учти, пролившего в храме кровь трижды проклянут, а после смерти ему уготовано…

— Я бежал от негодяев, что решили меня вздёрнуть в лесу у тракта, — устало проговорил Таринор, стремясь сохранить самообладание, — поэтому вчерашний день у меня выдался, прямо скажем, дерьмовым. Надеюсь, что сегодняшний окажется лучше, но для этого ответь мне на вопрос: ты отец Дормий?

— Да. Так меня называют здесь, — осторожно согласился священник. — Вот только в храме отца чистоты не пристало сыпать проклятьями.

— Язык мой — враг мой, — вздохнул наёмник. — Был я у вашего старосты, и он меня вроде как нанял. Вкратце рассказал о доме волшебника, а о подробностях велел расспросить тебя.

Отец Дормий потёр бок и сочувственно улыбнулся.