Мраморный меч

Скорее всего в гильдию их принимали не просто так, а с какими-то условиями или платой. Соколы славились своей странностью, они никогда не делали ничего просто так. Они предлагали слишком много. Именно их предложение и то, как об этом говорила Герда насторожило его больше всего.

− Что они хотят взамен? – задал он самый волнующий вопрос.

Герда отвернулась. Вздохнула прерывисто, сжала ладонью колено. Только по этому, по хмурому выражению лица, виноватым взглядом Илзе понял, что просили они много. То, что готова была отдать Герда и скорее всего не готов он.

− Нас. Они просят следовать инструкциям, правилам гильдии.

Полное подчинение. Илзе посмотрел на нее исподлобья и невольно сжал челюсть. Она не сказала этого прямо, как и они скорее всего преподнесли это по-другому, но он дураком не был. Служение гильдии порой хуже, чем рабство, потому что рабы свою судьбу не выбирали, в гильдию же всегда вступали добровольно. Соглашаться на такое Илзе отказывался. Гибель монстра не его цель.

Он покачал головой.

− Без меня.

Отмахнувшись от, Герды и ее предложения, он медленно встал с кровати. Посмотрел на небо за окном. Наступали сумерки. Сегодня Илзе останется здесь, а уже завтра направится в путь. На север.

− Прости, но ты много знаешь.

Ее слова на грани слышимости. Жесткая хватка на плече. Резкий поворот и уже он нависал над ней, держа локоть на горле. Герда смотрела на него зло, вся раскраснелась и сжимала зубы. Выглядела просто отвратительно, на самом деле. Пока она не пришла в себя, Илзе нашел пальцами на шее пульс и нажал, держа долго. Лишь когда ее дыхание замедлилось, а глаза закатились, он выбил ногой из ослабевшей руки кинжал и выдохнул. Герда обмякла на постели.

Илзе встал медленно, готовый к нападению. Однако она не двигалась, а Адрастея смотрела непонимающе то на него, то на Герду.

− Мамочка захотела спать. Мы же не будем ее будить? – ласково спросил он и погладил Адрастею по голове. Та посмотрела недоверчиво, но покачала головой и подползла под руку к Герде. Тем лучше.

Если Герда пыталась его убить, то оставаться рядом было просто опасно и глупо. Поэтому Илзе взял кинжал, нашел второй мешок с деньгами – ей все равно он уже не нужен, собрал вещи в сумку, накинул плащ и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Его путь лежал на север. Что ж, Илзе интересно посмотреть на женщину, которая одним своим именем вызывала страх в людях.

32

Весь путь до церкви с золоченными куполами и яркими витражами его сопровождали рыцари. Ехали они на конях, непривычно белых, рыцари обступали Ару со всех сторон и охраняли, словно драгоценность. Аре это нравилось. Ноги, конечно, болели, солнце припекало и было немного скучновато, потому что рыцари не разговаривали, лишь посматривали на него. Но он все равно радовался, улыбался своей удаче.

Он был избранным. Единственным героем, от которого зависела судьба многих людей. Великолепно. Теперь его уважали, восхваляли, девушки засматривались, отводили взгляд стыдливо, когда он одаривал их своим вниманием. Ара отныне важнее братьев, его имя знали, а их нет.

Церковь оказалась не такой большой, как ему представлялось. Из светлого кирпича, не больше двух этажей в высоту с пятью золоченными куполами и крестами с вензелями. Простенькое здание, напротив которого они остановились. Рыцари спрыгнули с лошадей, отдавая их двум выбежавшим мальчишкам в рясах. Ара же замялся, накренился медленно и неловко спрыгнул, шипя от ноющей боли. Внутренняя часть бедер болела и ноги не сходились, из-за чего он шел немного вразвалку, скрипел зубами от боли. Выпрямлялся, горделиво поднимал подбородок, готовясь к встрече с Папой, но то и дело кривился.

Массивные, дубовые двери открылись перед ним сами собой. В лицо ударил холодный воздух с легким запахом плесени и сырости. Ара неуверенно переступил порог, наклонился, осматривая церковь изнутри. Миленько. Помпезно. Стены разрисованы картинами из библии, на куполообразном потолке лепнины с ангелами, лозами и облаками. Вдоль узкого прохода стояли длинные скамейки, а в конце прохода, напротив входа, стояла высокая статуя Иисуса, а перед ней стойка с толстой книгой.

От церкви, в которой выступал Папа, Ара ожидал большего. Больше пространства, света и драгоценностей. Правду говорили, что рыцари и служители церкви жили скромно. Скучно.

− Приветствую тебя, дитя пророчества!

Ара подавил в себе тонкий крик, лишь отшатнулся, когда услышал чужой голос оттуда, где никого не было. Повернул голову, широко открытыми глазами смотря на Папу. Его Ара прежде не видел вживую, лишь рисунки, да и те, немного привирали. Пожилой мужчина, похожий на высушенную сливу, горбился, стоя в длинной светлой рясе, держал руки в молитвенном жесте, касаясь кончиками пальцев и смотрел на него пристально. Ара немного разочаровался. Слушая рассказы о Папе, про которого говорили с трепетом, он представлял себе не такое слабое существо, смотрящее на него, как когда-то смотрела любимая бабуля. От этого взгляда становилось неловко.

Подходящие слова не находились, поэтому он неловко молчал, поправляя то рукава рубахи, то ее ворот. Рыцари не помогали, стояли у стены, как статуи, стражи, охраняющие врата в рай. Молчали, отчего ситуация становилась почти смешной.

− Подойди дитя, я посмотрю на избранного Богом.

Неловко кивнув, Ара выпрямился, вскинул подбородок и горделиво пошел по проходу, прямо к Папе. Не просто же так он избранный. Героев уважали, его тоже теперь уважали. Скорее всего, они стояли на одной ступени, потому что оба служили Иисусу и выполняли его волю – несли добро и процветание в мир.

Папа улыбнулся ему и протянул тонкую руку. Сухая, пальцы мозолистые и на удивление сильные. Он притянули его за плечо, смотря в глаза пристально, погладил по спине и довольно прикрыл глаза.

− Расскажи мне про себя Ара Маккей, − попросил Папа и указал на первый ряд скамеек. Они оказались очень жесткими, неудобными и узкими. Ара сел рядом с Папой, оказываясь почти лицом к лицу с каменным ликом Иисуса.

На самом деле Ара не готовил речь заранее, об этом никто не предупреждал, поэтому говорил медленно, иногда замолкал, вспоминая что-то интересное. Рассказал про семью, где его недолюбливали и часто отсылали в оружейную лавку, про то, что в личной жизни не везло и женщины попадались горделивые. Про то, что в пять лет спас младшего брата, умолчав, что из-за него брат и оказался в болоте. Упомянул, что в городе его все любили, всегда хвалили. И в церковь он ходил каждое воскресенье, а по вечерам благодарил бога и молился перед старенькой иконой, доставшейся от любимой бабули.

Папа его не перебивал, что очень радовало. Ара ненавидел, когда его перебивали или недослушивали. Поэтому рассказывал увлекательно, вспоминал все свои хорошие поступки и умалчивал про то, что считал не интересным. Говорил он и про оружие, которое не любил и продавал только из необходимости. Магия ему тоже не нравилась, как и маги, ведь они противоречили заветам бога.

− Благородный ты человек, Ара Маккей. Я рад знать, что героем пророчества оказался именно такой человек. Но путь тебе предстоит нелегкий. Слышал ли ты раньше про монстра у гор?

Ара знал совсем немного, потому что не интересовался этим. Первое время, когда Акокантера только появилась, он прислушивался к слухам, но потом интерес угас. Поэтому знал он совсем немного.

− Не так много. Родители ограждали меня от этой информации, считая ее не более чем вымыслом, − все же ответил он и подавил в себе улыбку, когда Папа кивнул. Ара ответил правильно.

Тяжело вздохнув, Папа посмотрел на статую Иисуса. Смотрел он долго, молчал, думая о своем. Продолжительное молчание Ару напрягало, особенно сейчас, в такой ситуации.

− Как бы мне хотелось, чтобы она была лишь вымыслом, но Акокантера реальность. Она – воплощение дьявольской силы, грехопадения и всего самого бесчеловечного. Отравляя жизнь простым, добрым людям, она опустилась так низко, что применяет не только магию, но и занимается человекоедством, − в голосе его сквозила печаль, а глаза наполнились слезами. Скорее всего по тем, кого уже уничтожила Акокантера. Ара судорожно выдохнул и поджал губы, потому что слова Папы его напрягли. – Ее никто не мог победить долгое время. Рыцари возвращались, рассказывали о ее преступлениях, о том, с каким яростным и неукротимым монстром мы имеем дело. И вот, когда надежда пропала, мне приснился Иисус, который указал на героя. На тебя, его дитя.