Страница 21 из 24
– И похоронили его здесь, в разграбленной им Софии. Его гробница там, на втором этаже. Уж не знаю, правда это или легенда, но султан Мехмет велел вскрыть гробницу дожа и бросить кости цепным псам. Давай вернёмся к колоннам, я хочу прикоснуться к ним. Они более древние, чем сам храм, они помнят языческих божеств. Их доставили сюда по особому указу Юстиниана, повелевшего свозить в столицу все уникальные архитектурные элементы из языческих храмов империи. Вот эти – из порфира, доставили будто бы из Рима, ограбив храм Непобедимого Солнца, а те – из зелёной яшмы, привезли из храма Артемиды Эфесской. Между прочим, храм Артемиды в Эфесе тоже датируется шестым веком, но шестым веком до нашей эры! Так что возраст этих колонн вообще не поддаётся восприятию.
Я выдернула ладошку из ладони Сергея, подошла к одной из порфировых колонн и коснулась её рукой. Погладив подушечками пальцев холодную гладкость камня, мысленно поздоровалась: «Здравствуй! Я уже приходила к тебе несколько лет назад. Помнишь меня? Ах, сколько человеческих рук ты помнишь! Взяв грубый камень, люди обтесали его, отполировали и сделали тебя, желая сотворённой красотой почтить своё божество. Потом, ограбив храм устаревшего культа, тебя привезли сюда – в Храм Божией Премудрости». Я прижалась к постаменту колонны лбом и вдруг увидела стоявших на коленях людей, а в отдалении от них фигурку священника, вздымающего руки кверху. Я ещё не поняла, что видение возникло из глубин памяти, как вдруг картинка изменилась, и ужас затопил моё сознание – я увидела разгорячённые потные лица одних людей – возбуждённые, сверкающие белками глаз, и плоские от страха лица других – стоящих на коленях. Я застонала, оседая на пол и цепляясь за постамент.
Руки Сергея подхватили, не дали упасть.
– Маленькая, что? Что с тобой?
– Кровь… везде кровь…
Я слышала его голос, хотела увидеть лицо. Где спасительное тепло его глаз? А видела только те – чужие, жестокие, пьяные от крови или пустые, помертвевшие от страха.
– Серёжа, уйдём… выведи меня отсюда.
Судорожно вцепившись в его шею, я крепко зажмурила глаза, стараясь изгнать из них видение. Сергей помчался вперёд так, что у меня развевались волосы. В машине он гладил меня по голове, я слышала его ласковый шёпот, слушала тревожный стук его сердца, и видела перед собой кровавую картину резни. Как только мы вошли в номер, я сбросила с плеч дублёнку и направилась в ванную. Разделась и встала под горячие струи душа. «Кто я в том времени? Чьими глазами смотрю на происходящее? Кроме ужаса во мне ничего нет. Ужаса перед зверской жестокостью воинов, ужаса перед рабской покорностью согбенных тел, беззвучно шевелящихся губ, остановившихся глаз. Во мне нет страха за свою жизнь. Значит, мне ничего не угрожало?» Я потрясла головой, села на пол душевой кабины и представила столб света, плотной стеной окруживший меня, увидела проникающий через темя луч божественной любви, заполняющий меня и вытесняющий кошмар. Не знаю, сколько времени прошло, но ужас отступил, картинка пропала, и я вспомнила о Серёже. Поднявшись на ноги, я выключила воду и раздвинула дверцы кабины. Он стоял за дверцами.
– Маленькая…
– Всё хорошо, Серёжа. Всё хорошо. Я тебе расскажу.
Он завернул меня в халат и взял на руки. Устроившись на его коленях в гостиной, я начала рассказывать:
– Когда я лбом прижалась к колонне, я увидела много людей. Они стояли на коленях и молились – дети, женщины, мужчины. Одежды на них были яркие, и я подумала, может, праздник какой? Потом налетели откуда-то сбоку воины с саблями, или это кинжалы у них были?.. кривые такие… рубить молящихся начали. Кровь во все стороны! А те, что молились, так и стоят на коленях, каждый сам по себе, только одна женщина мальчика к себе прижала, стараясь спрятать его, телом своим укрыть. Защищаясь, она подняла руку, воин одним ударом ей начисто руку от тела отделил. Кровь… фонтаном. Мальчик под неё попал, когда она падала. Может, уцелеет? – я с надеждой взглянула на Сергея.
Не отвечая, он прижал мою голову к себе, будто укрывая от бед.
– Я там была, понимаешь? Была в храме в момент резни! – продолжала я. – Вероятно, это та резня, что случилась, когда турки захватили Константинополь. Я не знаю, кто я там. Воин? Но я испытывала ужас от действий воинов. Жертва? Но и страха за свою жизнь во мне не было. Кто-то третий? – Я глубоко вздохнула и вновь взглянула на Сергея. – Я пока не знаю ответов на эти вопросы, но ответ придёт. Странным мне кажется другое. Меня никогда не посещали видения, а тут два дня назад я увидела лицо египтянки, сегодня этот безумный кошмар.
Я ждала от Сергея хоть какой-нибудь реакции, но он молчал. Тогда я спросила напрямую:
– Ты думаешь, что я сумасшедшая?
– Нет, Лида! Я пытаюсь найти объяснение случившемуся.
– Ты к теории реинкарнации как относишься? Как думаешь, человек только одну жизнь на земле живёт?
– Я не разделяю идею о переселении душ, – покачал он головой. – Абсолютно не согласен с теориями о перевоплощении грешного человека в растение, животное, а тем более в камень. Человек не сумма поступков и не их качество, человек – это способ мышления, это мировоззрение, осознание себя, своей роли и ответственности. К слову сказать, я вообще не считаю человека греховным. Я верю в стремление человека к совершенствованию, верю в эволюцию человека.
– Да! – воскликнула я и засмеялась, радуясь совпадению наших взглядов. – Я тоже считаю, что эволюционное движение для человека естественно. Оно изначально! Оно как программа заложено в человеке. Но за одну жизнь мало что можно успеть.
– Не согласен. И за одну жизнь можно много сделать.
– Но если человек живёт всего одну жизнь, тогда и эволюции отдельного человека не существует. Наработал опыт, накопил знания, и куда их дальше? Тогда и смысл жизни теряется. Смысл реинкарнации я вижу не в расплате за грехи, а в возможности продолжать развитие из жизни в жизнь с учётом переосмысленного опыта предыдущих воплощений.
– Иначе говоря, что не успею или не смогу сделать в этой жизни, могу сделать в следующей?
– Иначе говоря, – с нажимом выделила я его оборот, – Путь эволюции отдельного человека есть акт творения развитой Личности, разделённый на фрагменты под названием Жизнь. Мироздание в высшей степени экономно и бережливо – ничто никуда не исчезает. Наработанный потенциал стремится к манифестации, а высшая манифестация человека – это слияние с Единым – Тем, Кто Исток Всего! Для такой манифестации нужен потенциал очень высокого порядка, такой, какой вряд ли наработаешь за одну жизнь, он нарабатывается многими жизнями на Земле, может быть, и не только на Земле.
– Симпатичная теория, – улыбнулся Сергей, – и если допустить, что так называемое «мироздание» устроено по единому принципу, то логика в этой теории есть. Проживая жизнь, человек живёт изо дня в день, «умирая» на время сна. Что происходит в мозгу во время сна в точности не известно, но скорее всего, то самое переосмысление прожитого дня. Логично предположить, что точно так и душа человека – или его личность? – живёт из жизни в жизнь, а в перерывах между жизнями переосмысливает свой опыт. Маленькая, я не готов дискутировать на эту тему. Самый большой страх человека – это небытие, отсюда мечты о бессмертии, отсюда и вера в множественность жизней. Могу сказать, что лучшее, что может сделать человек, это в одну жизнь вместить несколько жизней. Уже в этой жизни начать переосмысливать свой опыт и менять жизнь.
«Как мы!» – завершила я про себя, взяла его руку и с восторгом поцеловала в самую серединку ладони.
– Я тебя люблю, Серёжка! А почему ты не считаешь человека греховным?
– Во-первых, потому что опыт – это всегда качество. Любой опыт есть качество, даже «греховный», – глаза его блеснули лукавством, – возьмём, к примеру, человека, который на протяжении всей своей жизни подвержен одному из примитивных «смертных грехов», скажем, обжорству. Когда цель каждого дня – поесть!
– Хочешь сказать, человек имеет право знать, во что он может превратиться, потакая чревоугодию?