Страница 12 из 22
Льдинки вращались в водовороте, что образовался в машине от двери до дыры вверху, больно били по голове, по лицу.
Но поток неожиданно ослаб. Машина коснулась вначале углом распахнутой двери дна, затем колесами, выровнялась и встала на грунт, подняв со дна ил. Серое облако окружило "бобик", но эту муть тут же потянуло под лёд течением.
Солдаты и майор оторопело смотрели на то место, куда осела машина. Тент её был виден, видна была дыра, похожая больше на черную обмахрившуюся трещину, из которой выходили последние остатки воздуха, льдинки. Пузыри всплывали, раздвигая щель, и, утробно булькнув, лопались.
За каждым шаром ожидали появление головы, такой же белокурой, как и эти воздушные шары. Но проходили секунды, как вечность, а из щели не появлялось знакомого очертания. Из дыры машины начала выливаться илистая муть.
– Юрка-а!!. Юра-а!!. – взвыл Потапов, подползая на заднице к кромке льда. Казалось, ещё мгновение и он спрыгнет на крышу машины.
Бабуля, держась за грудь, при каждом вдохе болезненно морщился, словно то, что вдыхал, было наполнено колючими кристалликами льдинок, и они распирали её. Возле него хлопотал Прокопенко. Он помогал ему отряхнуться от воды. К счастью, шапка у Бабули была сухая, или почти сухая, на ней только сверху серебрились капли воды, успевшие примерзнуть. Николай встряхнул ушанку и тут же натянул хозяину на голову. У полушубка была сырой только нижняя часть. Коля стряхивал рукой с него воду.
Бабенков всхлипывал, подергивал головой и смотрел испуганно на воду. Прокопенко тоже замедлил работу, замер. Урченко двигался у края полыньи, прихлопывал рукавицами по бокам. Казалось, ещё немного и он закудахчет, как наседка от испуга за своего купающегося цыплёнка. Майор Романов побледнел. Пальцы, держащие платок у лица, сжались, и по ним стекала кровь.
У майора, некстати, в мозгу промелькнули самые разные мысли о Морёнове. Пелевин, парторг заставы, говорил о нём, как о находчивом пограничнике, отзывчивом человеке, всегда готовым прийти на выручку товарищу. Его мнение разделял и Магда. С чем и он был всецело согласен, отчего во многом доверял ему. А тут такая нерасторопность! Однако, капитан Муськин другого мнения о нём: не комсорг, а сплетник; не солдат, а размазня… За три месяца так хорошо узнать человека? – молодец замполит! Через какую лупу разглядел?..
Нет, ну чего он там? Морёнов!!.
– Морёнов! Немедленно покинуть машину! – приказал майор, и сам почувствовал нелепость своего приказания. Что солдат может слышать сквозь толщу воды?
Но это была не команда, крик души, страх за солдата. К черту! Какие тут могут быть сейчас характеристики?!. Солдата надо спасать! Романов стал расстегивать портупею, заучено и быстро.
Бабенков борматал:
– Он меня ввытолкнул, а сам… сссам ттамм…
Морёнов рвался к дыре из последних сил, но валенок, разбухший, попавший между шахтой коробки передач и пассажирским сидением, сдерживал. Юрий дернул ногой раз, другой и понял – это конец! Им стала овладевать паника, а холод довершал её. От холода спёрло дыхание, что, возможно, и к лучшему – он не глотнул воды. Ухватившись руками за верхние трубы – ребра жесткости автомашины – и, упираясь левой ногой в спинку одного из сидений, тянул правую ногу из валенка – валенок и портянка от сырости внутри словно приклеились к ноге.
То ли он стал галлюцинировать, то ли на самом деле кто-то, или что-то подплыло к его уху и спокойным голосом, до радости знакомым, сказал:
– Юраня, я тебе помогу. Спокойно, вытягивай ногу…
Мамин голос! И он как будто бы почувствовал себя спокойнее, прояснилось сознание
Юра последовал совету, и потянул ногу из валенка медленно, но уверено, без нервной торопливости.
Как только нога освободилась, его как будто кто-то невидимый подбросил вверх и вытолкнул пробкой из машины.
Оживились все, завидев белокурый шар в трещине. И та, словно рожая, медленно разверзаясь, выпускала из чрева на свет божий вначале пузыри воздуха, муть, а за тем – заново рождённого. И человек, ослабленный, мокрый, выходил из неё с муками, цепляясь руками за неровные, уже обмахрившиеся края тента.
Юрий вынырнул, ошалело завертел головой, хватая ртом морозный воздух, а, глотнув его, разом захлебнулся, ослаб, закашлял и оттого с трудом подтянулся, сел на бровку тента, не вынимая из дыры ноги. Вода ему была на уровне пояса. По голове, по лицу стекали струи, а вместе с ними слёзы, вдруг так неожиданно прорвавшиеся из глаз. Он счастливо улыбался, глядя на своих товарищей, плакал и видел их в мутной пелене.
Вначале солдаты вздохнули от облегчения и от радости. Урченко даже нескладно подпрыгнул, хлопнув себя по бокам. Славка стянул с головы шапку и вытер ею лицо. И случайно всхлипнул. Бабуля, тот откровенно плакал и смеялся. Но затем, как сговорились, все замолчали, интуитивно почувствовав состояние Морёнова.
Холод вывел Юрия из стресса. Уши и шея окатило морозом. С головы его курился парок. Он дрожал от холода.
– Морёнов! Рядовой Морёнов, немедленно выходите на лёд! – не приказывал, взывал Романов солдата.
Солдат кивал головой, соглашался.
– Сча-азз… – стучали зубы, а сдвинуться с места не мог.
Наконец он отжался на руках о тент и извлёк ноги из машины.
Перепрыгнуть полынью было невозможно, кругом была чёрная вода, по которой уходили под лёд слабые космы донной мути. Юрий, елозя на заднице и помогая руками, цепляясь под водой за тент, пополз к переду машины. В воде мелькала его серая ступня в носке. Опустил ноги с крыши на капот, и чуть было вновь не погрузился в воду с головой, – попал ногами в разбитое окно. Успев отклониться назад, он перенёс ноги дальше, нащупал капот. Встал. Осторожно побрёл по капоту к кромке льда.
На льду его ждали, тянули к нему руки. И, как только Юрий подошёл к краю полыньи, разгребая перед собой шугу, его тут же схватили за руки и выволокли на лед. Положили и отклонились в странном изумлении, как будто перед собой обнаружили кого-то из ластоногих – он был без одного валенка! Даже отсутствие шапки, так не шокировало. На ноге Юрия был лишь серый от воды с белым ободком шерстяной носок, один из тех, что мать ежегодно присылает ему на зиму.
Но как быть без обуви на льду? Босиком?!.
Майор Романов стал стаскивать с себя шарф.
– Триполи, отжимайте на Морёнове одежду! Урченко, бегом в Ново-Советское! От Щукаря дозвонитесь до заставы. Пусть дежурный немедленно высылает ГАЗ-66. – Давал распоряжения Романов. – Пускай в кузов набросают сена и тулупы. Обязательно две пары сухого обмундирования. Выполняйте приказание!
– Есть!
– Да. Деду скажите: пусть нам навстречу выедет на подводе.
– Есть!
– Бегом!
Урченко нескладно развернулся, и такими же скачками, какие проделывал вокруг полыньи минутой раньше, поскакал к берегу, как большой ребенок на палочке-скакалочке верхом, что невольно вызвало усмешку.
Майор наклонился к Морёнову. Снял с его ноги мокрый носок, отжал и сунул его Юрию в карман полушубка. Обжал брюки до колен, затем аккуратно и плотно стал своим шарфом обматывать ногу солдату. Тепло шарфа приятно обволокло ступню, и у Юрки отчего-то запершило в горле, защипало глаза, и он, всхлипывая, стал зачем-то оправдываться:
– Вваленок, товвварррищ майоор, закклинило… Я его тттяну, а он нникккак, – говорил он, дрожа. – Я… нне ммог…
– Ладно, ладно, тёзка. Жив, и на том спасибо, – отозвался майор. – Побереги силы.
Славка натягивал ему на голову свою шапку, завязывал под подбородком тесёмки. Прокопенко надевал свои рукавицы на покрасневшие руки Юрия. Потом, сняв с себя валенок и размотав с ноги портянку, стал наматывать её на шею Морёнова вместо шарфа. Славка вначале удивился тому, что проделывал Коля, даже хохотнул. Но тут же стянул валенок со своей здоровой ноги и сдернул с неё портянку. Валенок натянул обратно на ногу в шерстяном носке.
– Товарищ майор, – подал он Романову, – возьмите, обмотайте её поверх шарфика.
Майор согласно кивнул, принял портянку.