Рыжики для чернобурки

Лютик родился за неделю до смерти Артура, мужа Адели. Свекор погиб вместе с Артуром — неожиданно захотел встретить внука на пороге роддома, и сел в машину, которую занесло на скользкой дороге и швырнуло под колеса встречного грузовика. В результате Адель, переведенную под домашний арест на ферму, отвезли туда полицейские. Как ни странно, даже не особо цеплялись и не хамили по дороге — помогли купить в магазине смесей и молока, протопить печь и прибрать в доме, чтобы поставить подаренную соцзащитой кроватку.

Свекра и Артура похоронили за казенный счет, после судебного расследования, оправдавшего водителя грузовика. Адель поддержали Рой и семья Джерри — привозили продукты и детские вещи, оформляли наследственные документы по доверенности. «Лесные братья» в то время на ферму и носа не казали. Никто не поинтересовался, как Адель справляется, есть ли у неё деньги, нужна ли помощь. Ходоки появились летом, когда Адель с Роем сушили рыжики — в первый год вдовства она на варенье не замахивалась, только вербену и рыжики осилила, самое простое и дорогое.

Тогда-то и выяснилось — случайно, в подслушанном разговоре между курьером с запиской и Роем — что Адель считают «вовремя залетевшей», и хвалят Камула, который прибрал Артура со свекром на небесные поля, чтобы уберечь от позора. Адель приняла информацию к сведению — как и то, что Рой её защищал, хоть и вяло — и задумалась, не послужит ли сплетня основанием для обвинения в предательстве. Годы показали, что заглазное обвинение в супружеской измене так и осталось на уровне слухов. Визитеры были как на ладони, никакой предполагаемый осеменитель-тюремщик на ферме не появлялся, и лесная общественность, скорее всего, уже сосватала их с Роем: тот же однорукий, мало кому годится, а Адели в самый раз — чтобы прикрыть грех.

— Все равно ты молодчина, — не спуская глаз с Лютика, проговорила Ильзе. — Родила, еще десять лет о тюряге можно не думать. Выкрутилась.

— Говоришь, как будто завидуешь, — пожала плечами Адель и включила электрический чайник. — Было бы чему. У тебя, вроде бы, тоже сын есть?

— Есть, — согласилась Ильзе. — Только он на меня не записан.

— Это можно исправить. Съезди к отцу, напиши заявление, заплати немного денег адвокату. Через месяц получите новое свидетельство о рождении.

— Твои бы слова да Хлебодарной в уши, — скривилась Ильзе. — Не все так просто.

В разговоре под чай выяснилось, что бывший сожитель Ильзе давно уехал с хутора, прижился в Ключевых Водах и завел себе другую жену, с которой успел наплодить пару детей. Ильзе подозревала, что при попытке заявить материнские права её пошлют далеко и надолго — законная жена Бранта была богатенькой кремовой лисой и могла нанять адвокатов подороже, которые выиграют дело в суде.

— Я, когда этот закон вышел, хотела подстраховаться. Но сначала сидела на базе возле Антанамо, потом дела занесли в Усть-Белянск, потом пряталась в схроне, потому что меня полиция по всему Лисогорскому воеводству искала. А сейчас уже и не знаю, стоит ли затеваться. Мелкому десять. Через четыре года будет ни на что не годен. Проще нового родить.

— Если для подстраховки, то да, проще нового, — кивнула Адель. — Только оформить все до мелочей. Чтобы прокурор не подкопался.

— Обязательно. Ах, да. Записка. У Брендона отец сломал ногу, он поехал на хутор грузить товар. Сказал, что будет на ярмарке со второго до последнего дня.

Ильзе достала из внутреннего кармана куртки немного помятый конверт, протянула Адели.

— Ясно. Как только медовики за вербеной явятся — сразу вручу. Когда принесут ответ, передам Брендону.

Она выдала Ильзе оставшуюся от ужина жареную картошку с грибами — грибов-то навалом, а вот картошку нужно было закупить и заложить в погреба — еще раз заварила чай и ушла укладывать Лютика. Тот развлекал себя сам — сидел в темноте, толкал лапой узорчатый светящийся шар, привязанный бечевкой к люстре, следил за хаотичным движением. И снова защемило сердце. Адель почувствовала, что достигла предела.

«Хватит, — сказала себе она. — Пора перестать портить жизнь ребенку. Не единственный канал торговли с медведями».

Ночник осветил коврик с оленями возле детской кровати. Адель сняла покрывало, застелила постель, уговорила Лютика превратиться, быстро искупала и уложила под одеяло — в махровых носочках и теплой пижаме.

— Подогреть молока? — спросила она. — Джерри вчера принес баночку меда. Хочешь?

Лютик замотал головой — он редко соглашался пить молоко. Адель его не заставляла, приберегая тяжелую артиллерию на случай простуды, поэтому приняла отказ спокойно.

— Сказку про лешего?

— Нет. Придумай, куда поедем.

На стене возле двери висела большая политическая карта — разноцветье всех волчьих и лисьих воеводств , Хвойно-Морозненская Автономная область, Поларская Рыбная Республика, ЯМАЛ.

— На Ямал, — ответила Адель, не особо задумываясь — брякнула первое название, которое зацепила взглядом. — Посмотрим на северных лис и песцов. ЯМАЛ — это Янтарно-Мраморный Альянс лис и песцов. У них холодно, льды, тундра и немного тайги. На нас там будут коситься — там совсем-совсем нет огненных лис. Песцы белые, чернобурки темные, без коричневого отлива, с сизым оттенком шерсти. Янтарные кланы похожи на местных кремовых аристократов, только желтее. Как одуванчики.

— А что они едят? У них есть грибы?

— На юге есть, — с трудом вспоминая отрывки из курса экономической географии, ответила Адель. — На севере ловят рыбу, в тундре пасутся стада оленей. У них не растет картошка, слишком холодно. Они готовят ячменную кашу с грибами, пекут пироги. Рыба, грибы, мясо... согласись, жить можно.

— А курицы? Куриная лапша вкусная.

— У них водятся перепелки. Может быть, их сейчас разводят, как мы — кур. Я не знаю, — честно сказала Адель. — Никогда не интересовалась. На Ямале все очень чванливые. У них каждый второй — аристократ. Они проверяют родословные, прежде чем пожениться, вычисляют возможный оттенок шерсти. Титулы ничего не значат, к ним не прилагаются ни деньги, ни земля, но северяне ими очень гордятся.

Она осеклась — куда-то не туда занесло, надо бы про грибы и картошку, это понятнее — и увидела, что Лютик заснул, не дослушав историю о выдуманном путешествии. Она встала, неслышно вышла на кухню и поймала тяжелый взгляд Ильзе. Кремовая подслушивала. Неужели попыталась найти какой-то скрытый смысл в вечерней сказке для ребенка? Вот гадина...

Адель ожидала вопроса с подвохом, но гнетущее ощущение исчезло. Ильзе мирно сказала:

— Про Медовик надо придумывать. Любую пургу нести можно. Он рядом, а никто ничего не знает. Хоть трехтомник сказок пиши.

— Ага, — согласилась Адель, усаживаясь на табуретку. — Слухи про медовую магию, секретное оружие... Никогда не видела их альф — только обычные медведи, которые молча забирают вербену и записки. И приносят ответ.

— Главное, что взрывчатку потом переправляют с Медовика, — Ильзе побарабанила пальцами по столу. — Ушлые мохнатые жопы — к себе никого не пускают, остров как крепость. И деваться некуда — мы не можем заказать взрывчатку или детали для минометов у людей напрямую. Не продадут, потому что это применяют против них самих.

— Да, ты права. Жопы ушлые. Скупают у нас пшеницу и грибы оптом, дешево, а мед продают по такой цене, что глаза на лоб лезут. Но, знаешь, он того стоит. Они мне подарили баночку — поздравили с рождением Лютика, когда в первый год вербену забирали. Я ему понемногу в молоко добавляла, а потом экономно тратила, как лекарство. Чайную ложку в горячую воду — они предупредили, что не в кипяток — и любую хворь снимает. Мед совсем другой. Твердый, в нем какие-то цветы, семечки и кусочки орехов. Белесый.

— Есть и желтый, и коричневый, и даже зеленый, — сказала Ильзе. — Я как-то в ярмарочный павильон проскользнула, рассмотрела и мед, и сахарные украшения.

— Я бы купила зеленый. Но на банку год работать надо. Ладно... это все разговоры ни о чем. Пора ложиться. Завтра приедет Рой, привезет мне список. Подбросит нас к трассе, проголосуем, остановим автобус. К полудню будем в Чернотропе.