Рыжики для чернобурки

Дома они отдали детям домино, половину пирога и компот, разрешили уйти к Эльге — после нескольких партий домино планировался запуск игрушечной железной дороги, чтобы проверить, хорошо ли будет возить прищепки грузовой поезд. Отец Мельхор заваривал чай, семейство Розальских рассматривало осеннюю елку, Валериан с Брантом открывали безалкогольную медовуху.

Адель села в кресло, прикоснулась к браслету на запястье и решила, что, забирая Лютика, или при встрече на ночной службе в часовне, даст Эльге ответ. Он согласна снимать квартиру за двенадцать банок грибного варенья — но только с рябиной, без фиалковой вербены. Если, конечно, Хлебодарная одарит усадьбу урожаем рыжиков и позволит выйти на тихую охоту.

Дружеские посиделки были короткими — семейство Розальских дождалось возвращения Власа Анджеевича и отбыло домой. Отец Мельхор помыл посуду и отбыл в часовню. Лютик уточнил, когда под елкой появятся подарки — «Ночью? К ночи я вернусь» — и снова ушел к Бранту с Эльгой, прихватив несколько шишек для грузоперевозок. В доме воцарилась тишина, нарушаемая далекой капелью воды — отец Мельхор плохо закрутил кран на кухне. Адель потянулась и сообразила, что они впервые за долгое время остались в доме только вдвоем.

Валериан явно подумал о том же самом. Она и слова вымолвить не успела, как ее альфа навалился на нее, прижимаясь всем телом, подбадривая поцелуем, одурманивая знакомым запахом. Адель ответила на поцелуй, задыхаясь от остроты желания.

«Какое счастье, что все ушли, — мимолетно подумала она. — Ждать и откладывать было бы невозможно».

У нее и раньше не было жалоб на Валериана — немощи в постели не наблюдалось — а сегодня полыхнуло, как будто бензина на угли плеснули. Вещи летели на пол, поцелуи перемешивались с укусами. Валериан ухитрялся прикасаться к ней везде и сразу: прослеживал губами дорожку от шеи до пупка, целовал грудь и живот, вызывая дрожь. Раздразнил, зарычал и заторопился, как будто боялся, что им помешает стук в дверь.

Обошлось. После пика страсти они размякли и задремали, а поздно вечером, отдохнув и забрав Лютика у Бранта с Эльгой, пошли в часовню, чтобы положить в чашу по скрутке. Погода не подвела — подморозило, пошел мелкий снег, застилающий улицы ослепительно-белыми пуховыми дорожками. Часовня сияла, обещая прихожанам защиту от тьмы и козней Демона Снопа, притягивала взор разноцветьем гирлянд, столбом ароматного дыма, поднимающегося к звездам от отверстия в куполе. Внутри было жарко и немного душно. Трещали свечи, вторящие негромкому песнопению, тлели скрутки. Хлебодарная встречала паству улыбкой, лисы хвастались венками, и любому, кто переступил порог, было ясно — здесь нет места злу.

Нечисть убежит прочь, не прикоснувшись к лепешкам с сосновой корой, не посмеет тронуть скрутки. Покровительница лисиц и волчиц зорко следит за входящими. Улыбка может в любой момент растаять, а взмах можжевеловой метлы пресечет злонамеренное вторжение.

Адель с Валерианом побродили от фрески к фреске, обмениваясь поздравлениями с прихожанами. Положили в чашу по скрутке, одну дали раскапризничавшемуся Лютику, съели по кусочку лепешки и засобирались, чтобы не портить песнопения нытьем — мелкого пора было укладывать спать, вымотался за день.

— Адель! — окликнул ее отец Мельхор. — Заходил медведь, передал вам с Валерианом конверт. Сказал — подарок от Дани и Тёмы. Возьми. Там какие-то бумаги. Наверное, что-то важное.

— Просто оставил конверт?

— Он сказал, что торопится.

Адель взяла протянутый конверт, прощупала — плотная бумаги или картон — поблагодарила, отдала Валериану. Лютик, устроившийся у нее на руках, настолько устал, что даже не заинтересовался возможной добычей — зевнул и задремал.

Конверт вскрыли дома, уложив спящего Лютика на кровать и укрыв покрывалом. Чиркнул нож, на стол выскользнули четыре цветные фотографии. Адель не сразу поняла, что на них запечатлено, а когда поняла, преисполнилась благодарности к коллегам. Сами ли они собрали на цемент разбитый Ильзе памятник, или заплатили кому-то — позже можно будет узнать, сейчас неважно. Главное, что расколотая плита снова стала целой, швы аккуратно затерли белой замазкой, а буквы подновили свежим золотом.

Валериан тасовал фотографии, всматриваясь в детали. Показал на одну из фамилий, сказал: «Это...». Умолк, махнул рукой, ушел на кухню. Адель выждала — по себе знала, как важно иногда побыть в одиночестве — а потом пошла следом, поставила чайник, и позволила себе целомудренное, чисто дружеское объятие. Передать прикосновением уверенность, что на этом потери закончились. Впереди другая жизнь, в которой всё будет хорошо.

Они загрузили подарки под елку и заснули в обнимку, так и не обсудив возможный переезд и планы на постройку дома.

Утром их разбудил телевизор и голоса. Отец Мельхор с Лютиком сидели на полу в гостиной, посматривали на экран и раскладывали лотерейные билеты, готовясь внимать трансляции праздничного розыгрыша. Мелкий уже ознакомился с подарками, одобрил настольный хоккей, акварель, кисточки и раскраски, и выклянчил у дедушки чайную кружку с крышкой, на которой пламенели снегири на рябиновых ветках.

— Я тебе говорил, надо было две чашки брать, — прошипел Валериан.

— Отнимем, — пообещала Адель. — Нет, орать будет. Лучше дождемся, пока наиграется, и украдем. Он не заметит, у него барахла много.

К моменту, когда они умылись, почистили зубы и сели завтракать, ситуация резко переменилась. Кружка потеряла ценность — в связи с тем, что один из билетов выиграл крупный денежный приз. Адель твердо сказала Лютику, что приз принадлежит Валериану — «это он купил билеты». Лютик посмотрел на Валериана и твердо сказал, что ему нужна и кровать с балдахином, и раскладушка. Отец Мельхор перепроверял цифры на билете, а Валериан сгреб их с Лютиком в охапку и заорал:

— Это наше! Это на дом! На оленей! И на кованую ограду!

Позже выяснилось, что Влас Анджеевич тоже получил подарок от судьбы. Денежного приза ему не выпало, зато достался вожделенный фотоаппарат в спецрозыгрыше. Об этом Валериану сообщил капитан Розальский, позвонивший им, чтобы поздравить с новым годом и передать наилучшие пожелания от Власа и своей супруги.

Новость о крупном выигрыше обсуждалась всеми прихожанами. Отец Мельхор, убедившийся, что никто не видит в этом событии козней Демона Снопа, заметно смягчился, и даже нашел плюсы в покупке участка с оленями и ельниками: «На машине добираться недолго, а свежий воздух и прогулки на лапах — это очень важно».

Праздники прошли в ленивом ничегонеделанье, а с первого же рабочего дня их закружила деловая суета. Знакомый Эльги принял их заявку на покупку участка и пообещал оформить документы без аукциона, в обход конкурентов. Эльга познакомила их с другом-архитектором, который загорелся желанием спроектировать дом и немного модернизировать ограду. Капитан Розальский показал Валериану дверь в кабинет отдела кадров городского отдела полиции в Ключевых Водах, и выразил надежду, что проверка личности супруги пройдет успешно.

Официальная регистрация отношений прошла без торжественной части, с теми же приглашенными и свидетелями, что и церемония обмена браслетами. Адель пожелала сменить фамилию, Лютик долго думал, и тоже согласился стать Кшесинским, после чего Адель и Валериан подали заявление на усыновление. Отец Мельхор расчувствовался, обнимал всех по очереди, а потом все-таки высказал Адели единственную претензию: «Жаль, что ты не позволяешь о себе позаботиться. В точности как Валерек».

В квартиру Эльги они переехали только в конце февраля — устройство на работы и утверждение проекта дома отняло много времени и сил.

— Подрядчик клянется, что закончит строительные работы к августу, — сказала Адель, перебирая бумаги. — Дальше будет заниматься отделкой, а это значит, что мы сможем собирать рыжики. Ты рад?

— Я еще перед новым годом был рад, — усмехнулся Валериан. — Потому что уже собрал своих главных рыжиков.

Они поцеловались, украдкой оглянувшись на дверь. Лютобор Кшесинский, получивший в свое распоряжение новенькую раскладушку, застилал ее скатертями и полотенцами, чтобы выложить натюрморт из мяча-тыквы и искусственного винограда. Птички и ленты дожидались своего часа в ведре.