Рыжики для чернобурки

Адель вспомнила, что перед ужином от Валериана веяло нешуточным раздражением. Ответила:

— Правильно. И — без обид, но нам надо куда-то съезжать. Каждый чих слышно. Это, мягко говоря, напрягает. Если строить дом, нам придется жить всем вместе до лета, если не до осени. А я выдержу еще месяц, не больше. Потом взвою.

— Да я уже вою, — буркнул Валериан. — Он бесконечно ходит проверять, как спится Лютику. Только думаешь — всё затихло, можно... и тут топ-топ-топ.

— Надо это как-то осторожно провернуть. Чтобы обойтись без ссоры и не озвучивать причину вслух, — проговорила Адель. — Выкрутимся, что-нибудь придумаем. Это нужно решать после праздников, после Йольских ночей. Бежать прямо сейчас — глупо.

Знакомый Эльги дожидался их возле старого поста дорожной полиции. Помигал фарами, выглянул из машины, крикнул:

— Езжайте за мной. Тут недалеко, через пятнадцать минут будем возле ворот.

Солнце уже поднималось: ярко-розовый рассвет раскрасил сумрачное небо, ненадолго прогоняя тьму, собирающуюся с силами перед самой длинной ночью в году. Они проехали мимо заснеженных полей, расчерченных лесополосами, миновали селение, в котором перекрикивались петухи и дымились печные трубы, и свернули на дорогу с еле заметной колеей — не сезон, нет желающих собирать рыжики

— Смотри! — Валериан прищурился, посигналил от избытка чувств. — Смотри, башни! А на них олени! Как классно! Они целые. Только отчистить надо.

Адель, не особо разбиравшаяся в архитектуре, после сказанного Эльгой слова «пилон» представила себе что-то вроде маленькой тумбочки. Слово «башни», произнесенное Валерианом, куда больше соответствовало истине. Олени стояли на плоских крышах, поддерживаемых колоннами. Пилоны были высокими, массивными, с арками входов. Один олень смотрел на дорогу, встречая гостей суровым взглядом, второй — в сторону, где когда-то располагался дом.

— Их надо отреставрировать, — сказал приятель Эльги, остановившийся на въезде на участок. — Затраты не особо большие, сложной работы тут не потребуется. А терять уцелевший декор жаль.

— Мне сказали, что тут сохранился мозаичный порожек, — Валериан выбрался из машины, носком ботинка коснулся створки кованых ворот, лежавшей в снегу. — Можно посмотреть? Меня это интересует больше всего.

Лютик, выскочивший прямо в сугроб, таращился на оленей, открыв рот. Адель рассмеялась, представляя празднование осеннего равноденствия — статуи, замотанные в скатерти, с рогами, на которых висят полотенца, в гирляндах из винограда и физалиса... экая будет красота!

Валериан почти побежал к уцелевшим ступеням парадного входа и развалинам, очерчивающим периметр фундамента. Наклонился, поднял тучу снега. Крикнул:

— Да! Иди сюда!

На Адель обрушился поток несвязной информации — о мозаике, запахе и порожке, через который Валериан перенес ее во сне. Завершение рассказа она дослушивала в воздухе: Валериан подхватил ее на руки, спросил: «Пойдешь за меня», и сделал шаг через мозаичную ленту елочек. Оказалось, что под снегом скрывается пустота. Они повалились в яму — на радость Лютику — долго барахтались в месиве подтаявших льдинок и битой штукатурки, и почти поругались, выбираясь на ровную поверхность.

Минут через двадцать стало ясно, что Валериан не представляет себе жизни в другом месте. Порожек перевесил и затраты, и возможные трудности, и неблизкую дорогу в центр города — а управление полиции и «Волкофон» находились именно там.

— Нельзя идти против воли Хлебодарной, — с жаром проговорил Валериан. — Мне дали нить — запах. Меня привели к тебе. Если бы я не нашел этот порожек — слова бы ни сказал. Я и в Чернотропе присматривался, и на твоей ферме, везде их ощупывал и обнюхивал. Еле вытащил из памяти рисунок. И сейчас, когда я его узнал, варианта «не купить» быть не может.

— Я не против, — честно ответила Адель. — Мне здесь нравится. Дышится легко. Главный вопрос — хватит ли нам денег.

— Как-нибудь наскребем.

Лютик шнырял по участку, заглядывал под елки, придирчиво осмотрел порожек, не восхитился, и побежал обратно к пилонам — олени произвели на него неизгладимое впечатление. И это тоже было аргументом «за». Как и тот факт, что медведи заботливо упаковали все тетради с рецептами грибного варенья и способами засолки рыжиков. Адель понимала, что в первые годы ей не захочется ничего солить и варить, зато потом, когда в голове уляжется, что это можно делать не ради пропитания, не грех будет освежить навыки.

Они попросили сопровождающего задержаться, перекинулись и пробежались по участку на лапах, подсчитывая количество дыр в ограде и объем мусора, разбросанного по территории. Огненная лиса любовалась чернобурым красавцем, скользившим между деревьев и ронявшим снег с еловых лап. Адель уныло думала, что ее зарплата, скопившаяся на счету за годы разведывательной деятельности, не покроет расходы на выкуп, реставрацию оленей и строительство — а ведь казалось, что внушительную сумму выплатят.

Тем не менее, после прогулки она снова заразилась энтузиазмом Валериана. Они пытались подсчитать расходы на пальцах, сбивались, напоминали друг другу:

— А еще жилье придется снимать.

— Ограду восстанавливать. Ее чем попало не зашьешь, придется заказывать ковку.

— На первое время можно чем попало, лишь бы наши рыжики не воровали. А потом уже ковку.

Отец Валериана сразу же понял, что они сделали выбор. Не принял — видно было, что потускнел. Отказался от разговоров — только хвалебную речь Лютика об оленях выслушал — и велел купаться и переодеваться, чтобы прилично выглядеть на обряде.

Адель долго выбирала между кремовым брючным костюмом и бордовым платьем, и, в итоге, выбрала платье — неважно, что не по сезону тонкое, можно накинуть плащ, чтобы дойти до часовни. И — да, под платьем скрывался комплект роскошного кружевного белья.

Эльга с Брантом пришли чуть раньше — и в доме стало невозможно провернуться — спросили о поездке и отговорили Лютика заматываться в скатерть.

— Очень понравилось, — сказала Эльге Адель, отбирая у Лютика политическую карту мира и кухонное полотенце. — Валериан выбрал этот порожек, Лютику нравятся олени, а мне когда-нибудь захочется нарезать рыжиков, засолить или засыпать сахаром, чтобы потом поставить варенье. Но... это дело не одного дня. Нам придется подыскивать себе какое-то жилье, потому что...

Валериан с отцом столкнулись в тесном коридоре, охапка вышитых лент упала на пол, Лютик метнулся к добыче, чтобы приумножить благосостояние, и получил от ворот поворот — ленты у него отняли.

— У меня есть пустая квартира, — проговорила Эльга, отступая во двор. — Тут, рядом, возле вокзала. Я ее никому не сдавала — не голодаем. Время от времени там делают уборку. Мы с Брантом подумали, что когда Айкен подрастет, ему захочется вольной жизни. Вот тогда он туда и переедет. Но это будет не скоро. Вы можете там пожить.

— За оговоренную цену, — ответила Адель. — Спасибо за предложение. Составим и подпишем договор...

— Десять, а, лучше, двенадцать банок варенья из рыжиков с рябиной в оплату за год аренды, — улыбнулась Эльга. — Ты не представляешь, что сделалось с моими родителями, когда они узнали, что ты продала ферму и больше не собираешься этим заниматься. Траур! Вселенская трагедия. А теперь я на годик отодвину конец света. И всем будет хорошо.

— Я подумаю.

Оплачивать квартиру изготовлением варенья Адели не хотелось — лучше бы деньгами. Однако, нужно учесть, что переезд не куда-нибудь, а к Эльге, смягчит сердце отца Мельхора.

«Надо будет обдумать. Посоветоваться с Валерианом. Раз уж нам уготованы ночи без страстей, проведем их в разговорах».

К воротам подъехала машина, из которой выгрузилось семейство Розальских, и во дворе тоже стало невозможно сделать шаг: Влас Анджеевич долго и церемонно вручал Лютику еловый венок с лентой и колокольчиком, Анджей понес в кухню два ящика пенной медовухи, а его супруга достала с заднего сиденья пирог с сухофруктами.

— Сейчас, сейчас пойдем, — обещала Эльга раскапризничавшемуся первенцу.