Рыжики для чернобурки

— Да. Родители Эльги давно заказывают. Брали еще у матушки Артура. Потом у него. Теперь — у меня. Достались в наследство.

Разговоры о покупателях грибных изысков прервал пронзительный визг. Валериан отпер дверь, Лютик первым пробежал в комнату и обнаружил корзинку. Содержимое в мгновение ока оказалось на раскладушке. И мяч-тыква, и свечки, и носки, и скатерть с полотенцами.

— Ого! — Адель немного ожила и улыбнулась. — Оказывается, тут были припрятаны богатства, которые затмили торт.

Мяч и Лютик исчезли под раскладушкой.

— Я пропылесосил, — немного невпопад сообщил Валериан. — Еда в холодильнике. Куриные крылья и мясо нужно разогреть. И какой-то пирог тоже. Пойдешь в душ? Или набрать ванну?

— В душ, — выбрала Адель. — В ванне я засну.

Валериан поставил торт на кухонный стол, и пошел в ванную следом за Аделью — как привязанный. Он понимал, что его избранница устала, но ничего не мог поделать. Ни с собой, ни с возбуждением, которое накрывало неотвратимо, как гигантский морской вал.

— Вместе? — с надеждой предложил он. — Давай, я потру тебе спину?

Адель кивнула, снимая рубашку. Валериана бросило в жар, и он потянулся к пуговицам — трясущимися от жадности руками, больше мешая, чем помогая раздеваться. Вещи падали на пол и на стиральную машинку. Поцелуи кружили голову, заставляли глотать глухие стоны. Из гостиной донесся грохот — похоже, Лютик куда-то удачно попал мячом, но это уже не могло ни смутить, ни заставить разорвать объятия. Валериан щелкнул щеколдой, Адель открыла кран, и они забрались под теплые струи, заглушая шумом воды неуместные звуки и рычание. Вспенился гель, клочья разлетелись веером, прилипли к кафелю. Волосы Адели намокли и потемнели, губы после поцелуев обрели вишневую спелость. Валериан шептал: «Огненная, горячая, теплая... моя!». «Твоя», — ответ звучал еле слышным эхом, читался по движению губ, подгонял, заставлял торопиться.

Тесная ванная комната не подходила для сексуальных забав. Пришлось проявить изобретательность и использовать стиральную машинку не по назначению. В итоге они уронили на пол все полотенца и чудом не обрушили полочку. Звук льющейся воды оглушал, Валериан дрожал как после сдачи суровых нормативов и держался за стену, чтобы не осесть на пол.

— Что-то слишком тихо, — пробормотала Адель, упиравшаяся ладонями в стиральную машинку. — Надо бы ополоснуться и глянуть.

Они все-таки помылись вдвоем — экономя время, а не воду — оделись и вышли в гостиную. Лютик, замотанный в скатерть с тыквами и грибами, расхаживал вокруг раскладушки в одном носке со снегирем и с бусами на шее, размахивая полотенцем. Увидев их, он превратился, выскользнул из-под скатерти, оставив бусы на полу, и сбежал во двор, приоткрыв незапертую входную дверь. Причина бегства выяснилась почти сразу — мяч попал в торт и скинул его на табуретку. Кремовое великолепие почти не пострадало — отвалившиеся ягодки и бабочки остались в коробке — а мяч лежал на столе, отлично оживляя кухонный интерьер.

— Отругаю, — пообещала Адель.

— Не надо, — попросил Валериан. — Он же ничего не разбил. Давай превратимся и прогуляемся во двор? Хочется размяться. И Лютика вернуться уговорим. А потом сядем ужинать.

Ему хотелось покрасоваться. Распушиться, выяснить, понравится ли Адели его хвост. Проверить, какой воротник и чулки у огненной лисицы. Такие же как у Лютика или другой формы и цвета?

— Давай, — согласилась Адель. — Я вроде как проснулась. Можно нагулять аппетит.

Валериан превратился первым. Встряхнулся, повертелся, показывая себя со всех сторон, и заработал искренний комплимент:

— Ты красивый. Лунный. Серебришься, как настоящая драгоценность.

Валериан повилял хвостом, привлекая к нему внимание, но отдельной похвалы не дождался. Возможно, Адель плохо разбиралась в истинно северных окрасах и не понимала важности чистого черного цвета. Без белой капли на кончике хвоста.

«Я ей потом объясню», — пообещал лису Валериан.

«А я поймаю ей ежа, — ответил тот. — Еж ходит вдоль забора, я слышу».

Черный лис дождался огненную красавицу: ослепительный белый воротник был чуть меньше, чем у Лютика, чулки — длиннее и темнее. Звери переступили через порожек, поежились и зафыркали. На улице резко похолодало, туман уплотнился, надежно отгораживая их от нескромных взглядов. Продрогший Лютик пискнул — это было не столько извинение, сколько сожаление об осыпавшихся с торта ягодах — и спрятался в комнаты, чтобы отогреться.

Чернобурый лис исполнил обещание — отрезал ежу путь к дыре в заборе, зарычал, обещая расправу. Огненная залаяла: «Брось! Нос уколешь! Зачем?»

«Тебе. Добыча».

«Не надо, — категорически отказалась лисица. — Я такое не ем».

Они побегали по двору от забора до калитки, позволив ежу уйти на соседний участок, хорошенько обнюхались, вылизали друг другу носы и уши и чинно вошли в комнату. Лисенок сидел на кухне и грустно созерцал лежавший на табуретке торт. Чернобурый лис тявкнул, обещая, что сейчас они превратятся и спасут упавшую красоту, а огненная лисица легонько куснула лисенка за холку. На этом воспитательный процесс был закончен.

Ужинали кто во что горазд. Лютик погрыз куриное крыло и выбрал шелковицу из маринованных кабачков, а потом объел розочки и бабочек с торта. Валериан с Аделью налегали на мясо, пюре и овощное рагу.

— Эльга звала меня сходить на открытие фестиваля каштанов. Там будет представление. Айкен хочет посмотреть на жонглеров. Говорил, что Лютику тоже будет интересно. Подумай. Может быть, отпустишь Лютика со мной? Эльга присмотрит за нами обоими.

Адель рассмеялась. Покопалась в плошках с соленьями, положила себе несколько лепестков кабачков, ответила:

— К открытию фестиваля я сбуду с рук варенье и мармелад, а оставшийся товар может продать Рой. Может быть, выберусь, погуляем с Лютиком. В прошлом году он отказался пробовать каштаны, а я не настаивала. Надо проверить, что будет в этот раз. Засахаренные мне нравятся, я пару раз делала, неподалеку от фермы есть маленькая рощица, не особо плодоносная, но нам с Лютиком хватит.

— Пойдешь сама или со мной? С нами?

— Можно и с вами, — подумав, ответила Адель. — Там всегда толпа. Трудно понять, кто с кем пришел. Даже в ресторанчиках подсаживают за столики, потому что мест не хватает. А Эльгу запомнили как покупательницу... Да, можно и с вами.

— Отлично! — Валериан посмотрел на бусы на шее Лютика, размазывавшего кремовую розочку по тарелке. — У меня есть еще одно предложение. Я видел симпатичные браслеты из янтаря и кораллов. С темными бусинами из дымчатого стекла. Возьмешь, если я вам с Лютиком подарю? Там в комплекте три браслета. Два больших и маленький.

— Не знаю. Давай поговорим об этом позже. Это не самое главное.

Валериан отметил заминку. Сообразил, что дешевая пластмасса ни у кого не вызовет вопросов — Адель всегда может сказать, что купила игрушку мелкому, чтобы тот не ныл. А вот браслет — два браслета — неминуемо вызовет ненужное любопытство. Сколько бы ни платили за варенье, разбрасываться на побрякушки не будешь. Если деньги откладываются на то, чтобы прожить зиму.

План созрел молниеносно: купить, припрятать, отдать так, чтобы Лютик не видел — увидит, сразу вцепится, не расстанется. Все равно к закрытию ярмарки придется говорить. Спрашивать, готова ли Адель уехать с фермы. Куда хочет переехать: сюда, в Чернотроп, или, может быть, в Лисогорск, а вдруг даже подальше — тогда предложить Ключевые Воды как один из вариантов. Если захочет. Если согласится... мысль о разговоре отдалась приступом ноющей боли в суставах, предчувствием неприятностей.

— Лютик!

Окрик прогнал тоску. Заскучавший рыжик попытался украсить разломанный кусок торта маринованной морковкой, тут же бросил увлекательное занятие и сбежал к полотенцам и скатерти, побрякивая бусами.

— Я доем, — сказал Валериан, пододвигая к себе тарелку. — Никаких проблем.

— Ты такой покладистый, что это вызывает подозрения.

Адель сопроводила фразу улыбкой, но смотрела внимательно, цепко, как будто хотела докопаться до потаенных мыслей.