Страница 71 из 73
М и х а и л. Помогите ему огнем!
В и к т о р. Отец!!! (Выбегает.)
Затемнение.
Звучит музыка — Вагнер, «Гибель богов».
Трассирующие пули пишут на небе: «1945 год. Май».
Разрушенный город. Пробегают с о л д а т ы, обнимаются, салютуют из ружей, смеются, плачут.
М и х а и л вносит две связки книг, садится на скамейку, читает. Входит М а р и я, она в нарядном платье, катит коляску с куклами. Мария нарочно спотыкается о связку книг. Книги падают. Михаил поднимает их. Мария снова проходит мимо и опять рассыпает книги.
М и х а и л (не глядя). Да что же это такое! Смотреть надо.
М а р и я. Герр официр извинит меня, но что вы читаете? Библия Лютера? После потопа читать Библию? Это смешно!
М и х а и л. Фрейлейн, идите, идите…
М а р и я. Посмотрите лучше, как хорошо кругом, вдали виднеется лес, может, прогуляемся? А? (Садится на краешек скамьи.)
М и х а и л. Я занят, вы не видите? (Резко встает, видит Марию.) Маша?
М а р и я. Читай, читай больше свои книги. Опять Библия?
М и х а и л. Валялись на мостовой. Знаешь, как странно получилось — это вроде мои Библии. Мне так кажется. Скажи, а ты что такая нарядная? Невестой выглядишь…
М а р и я. Я всю войну это платье в вещмешке проносила. Так легко в нем, прямо порхаю.
М и х а и л. А куклы?
М а р и я Да я их из огня вытащила, они уже тлели. У меня же будет много детей, двенадцать человек. Я всю войну об этом мечтала.
М и х а и л. Это что — двенадцать апостолов?
М а р и я. Тебе все Библия покоя не дает. Ведь в году двенадцать месяцев. Я каждому дам имя месяца. Двенадцать детей для меня будут всем — холодом, теплом, снегом, дождем, солнцем, цветами… А я буду им мать — природа. И строгая и ласковая.
М и х а и л. Ты в детстве с кем-нибудь играла в жениха и невесту?
М а р и я. Играла, с девочками. Была то женихом, то невестой. А ты что, хочешь поиграть со мной? Для этого мы уже стары… Нам уже пора в бабку-дедку играть. Дедушка, на внучат. (Толкает к Михаилу коляску.)
М и х а и л. Нет, это бабушкино дело. Возьми их сама. (Толкает коляску обратно.) И вообще нам бы детишек с тобой, а не куколок. (Целует Марию.) Ты обиделась? Бабушка, обиделась?
М а р и я. Как не стыдно! Внуки на нас смотрят, а еще дед! Седина в голову… (Уворачивается от Михаила и убегает.)
М и х а и л бежит за ней.
Слышен их смех. Потом — взрыв. Тишина. Входят с о л д а т ы и В и к т о р.
В и к т о р. Миша, Маша! Миша, Маша! Только что здесь был, я видел. Вон книги его валяются… Коляска какая-то. (Берет куклу.)
Входит М и х а и л с М а р и е й на руках.
Мина? Мина?.. Ничего, сейчас в медсанбат…
Михаил молча качает головой, опускает Марию на скамейку. Солдаты поднимают скамью и несут ее.
Затемнение.
ЭПИЛОГ
На сцене М и х а и л, в руках у него кукла. Входит В и к т о р.
В и к т о р. Пакет на ваше имя.
М и х а и л. Открой и прочти.
В и к т о р. Вызывают в город Нюрнберг, на судебный процесс над главными военными преступниками… Военным обвинителем.
М и х а и л. Я же не юрист, я филолог. Недоразумение какое-то.
В и к т о р. Нет, это на ваше имя. Может быть, им понадобились люди, которые своими глазами видели войну, сидели в окопах, освобождали людей из концлагерей.
М и х а и л. Это ведь не только я видел, ты тоже.
Г о л о с. Ты расскажи за нас.
В глубине сцены по очереди появляются п о г и б ш и е.
Мы пойдем вместе с тобой.
После каждого монолога звучит выстрел и говоривший герой застывает в определенной позе. Постепенно они образуют один общий монумент.
М а р и я (с цветами). Я не хочу таких цветов. Они порохом пахнут. Я не хочу кукол, на что мне куклы. Я детишек хочу! И это платье мне не нравится! Оно какое-то обгорелое. Вместе со мной в тот день погибли мои двенадцать детей. Я так и не стала матерью.
Е р м о л а й встает рядом с Г а л и н о й. Галина отходит и встает рядом с Виктором.
Г а л и н а. Если бы я осталась в живых, я бы все равно не могла стать матерью. Какая из меня мать — безногая, безрукая. Меня бы собственный ребенок бояться стал. Поэтому я и ушла из жизни сама. Я избавилась от будущих мучений.
П о л к о в н и к. Разве самоликвидация — это преступление? Я ведь принес себя в жертву Родине?..
Е л к и н. Кто бы мог знать, что они будут стрелять в парламентеров! Ведь ради них же старались, могли и без предупреждения брать город, да жалко было, старинный такой городок…
К р а в ц о в. Наверное, мама моя тоже умерла, когда я умер.
Выходит М а т ь и становится рядом с Кравцовым.
В и к т о р. Я убил своего лучшего друга…
Т а р а с. Ты не виноват, Витенька, у тебя не было выхода.
Н е и з в е с т н ы й с о л д а т. Как бы мне найти свою фамилию. Неизвестный — он ничей, по нему никто не заплачет…
К у р т. Меня убило своей, немецкой пулей. Моя семья погибла у себя дома. Несчастье пришло к германскому народу. Мы стали жертвами сумасшедшего Гитлера и его банды…
М а т ь. Как сердце болит. Моя бы воля, я бы даже игрушечные ружья все поломала и выкинула. Я — мать, ни одна мать не хочет войны. Если бы матери правили миром! Тысячу четыреста восемнадцать дней и ночей работала смерть и боролась с ней жизнь. Пятьдесят миллионов погибло, пятьдесят миллионов!
К р о ш к а. Миша-джан, ты обещал, как только кончится война, разбудить меня.
М и х а и л. Не могу, Крошка. Война для нас не кончилась. Она кончилась только для вас.
К р о ш к а. Как, уже все? И ты никогда не дашь мне свою дудку, чтобы хорошенько обложить их на четырех языках?
М и х а и л. Нет, Крошка, нет.
К р о ш к а. Миша, это нехорошо, слушай. Как только я поверил в свое бессмертие, меня тут же и убили. Знаешь, Миша-джан, я расскажу, чего мне захотелось перед смертью: у моей бабушки в ауле есть горный ручеек, чистый и холодный как слеза. Мне захотелось снять свои солдатские сапоги и опустить в ручей ноги.
Слышен плач младенца.
К р о ш к а. А помнишь того ребенка? Которого мы спасли? Он уже большой, наверное. Мы поручаем его тебе. Пусть он подружится с нашими детьми.
К у з ь м а. Сколько всего я вынес, сколько пережил на войне! Война заставила меня убить собственного сына. И мне тоже пришлось умереть.
Е р м о л а й. Прости, отец!
К у з ь м а. Значит, ты виноват?
Е р м о л а й. Будь она проклята, война!
К у з ь м а. Войну проклятиями не победишь. Сначала ее надо встретить с оружием и убить, а потом уже проклинать.
Е р м о л а й. Откуда же я знал… (Прикладывается к фляжке, уходит.)
М а р и я. Я обвиняю фашизм от имени всех девушек, у которых война отняла будущее материнство.
В с е. Мы обвиняем фашизм от имени пятидесяти миллионов погибших! Наши жизни не исчезли бесследно!
Все зажигают факелы, осторожно складывают их, образуя Вечный огонь. Светит Вечный огонь жизни, за которую они боролись и сложили головы. У Вечного огня, как почетный караул, остаются четверо: Мать, Неизвестный солдат, Виктор и Миша. Огонь постепенно разгорается и становится похожим на развевающееся красное знамя. Победно звучат фанфары и торжествующий крик ребенка. Это — будущее напоминает о себе.