Остаточная деформация [СИ]

Девушка нехорошо глянула исподлобья, но, видимо, что-то для себя передумала и покривила губы в подобии улыбки.

— У нас все солдаты. Но я была справным лейтенантом. Я вообще-то совсем недавно про Стефана поняла. Ну, что он такой же, как Берт. Но с Берти мне всё равно, а со Стёпой до ужаса обидно стало. Ладно. Одинаково я тут хотела ждать, пока мой вернётся. Или пока Древо не рухнет к свиньям. Почему б не поболтать с понимающим чел… гелом?

Она поплотнее завернулась в куртку и начала рассказывать.

Глава 24. … чашу сию (часть вторая)

Со всеми вопросами —

к взрослым.

А если мы сами —

взрослые?

Нулевая точка

Мир перевернулся как-то незаметно. Берт не осознал, когда вместо спуска по узкой каменной кишке начался подъём, хотя, что странно, лез он не в кромешной тьме. Протяжно подвывал сквозняк, мысли гуляли где хотели, поэтому гел далеко не сразу понял, что переставляет конечности в другом порядке, а ёжикова шляпа не норовит съездить по уху жёстким краем. Если и сопровождали его какие-то зловещие потоки антиэнергии, то Берт не обратил на них внимания.

Айрин. Конечно же, Айрин занимала его мысли, не давая сосредоточиться на предстоящей работе, на судьбе Гелио, да и всего Древа. Вообще ни на чём, кроме тёмных с золотыми искорками глаз, кроме гибкого тела, жадных губ; кроме протяжных, всхлипывающих вздохов и нервного, неразборчивого шёпота. Думать, что чудо случилось в первый и единственный раз, было невыносимо. Обламывая ногти о каменные выступы, Берт яростно стискивал зубы, проклинал нечаянную активацию первой ступени: казалось, что он всё бесповоротно испортил, что Айрин поняла и никогда не будет с ним, даже если повезёт вернуться. И снова — бездонные карие омуты, упругая, скользкая от пота кожа под пальцами, влажный блеск белых зубов, оскаленных в любовном безумии.

Только уже когда показался вверху зыбкий отсвет солнца Бабилона, он кое-как опомнился. Понял, что дико устал и вот-вот сорвётся. Притормозил, потом и вовсе остановился, уперев ступни и спину в стенки Грааля. Восстановил сбитое дыхание, как учил инструктор.

Итак, в нескольких метрах над ним — неведомый древний город, в котором гелы были всего раз: установили Башню и ушли навсегда. Из оружия — меч, чья заточка оставляет желать лучшего. Тяжеленная железяка по пути вниз и наверх отбила Берту всё, до чего смогла дотянуться. Возможно, её стоило отцепить и скинуть в Грааль, к святым ёжикам и их ехидной матери, но раз не сообразил од сих пор, то уже нет смысла. Остатки аптечки — жалкие, способные лишь обмануть ложной надеждой. Смена одежды, немного еды, наспех собранной Айрин в посёлке. Ах да, ещё складной ножик, гельский, многофункциональный, которым Берт срезал грибы и потрошил рыбу. Остальные мудрёные ножиковые инструменты в условиях почти дикой природы как-то не понадобились.

Ну и самое противное — полная неопределённость действий.

«Разрушив Башню, — сказал Пети, неестественно улыбаясь, — мы уберём ключевое, глобальное вмешательство в прошлое. Разомкнём временное кольцо, дадим всем энергопотокам течь своим ходом, вернём естественный баланс тёмного и светлого. Да, гелы, йорны и люди потеряют ген бабли, но это не худшее, что можно потерять. Нормальный же парень ваш Стас…» Айрин тогда вцепилась в руку Берта, словно Фирс — клещами в брусок металла. «А что будет с теми, кто уже живёт? — спросила она. — Сейчас и туточки живёт?» «Не знаю, — ответил ангел. — Я не знаю, Айрин. Пробовал считать, когда вернулся с Паолы, но там такие погрешности… Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Может, шестьдесят на сорок в сторону приличного исхода». «А неприличный это…» — начал Берт, чтобы заглушить тянущее чувство в области сердца. Пети посмотрел на него, как на идиота, хотя обычно контролировал эмоции безукоризненно. «В любом случае, — сказал он, возвращая доброжелательное выражение лица, — текущее положение вещей — стопроцентная гибель Древа. Мне кажется, что, если выпадет первый камешек — рухнет лавиной. И боюсь, первый камешек уже выбит».

Берт резко вытолкнул воздух сквозь сцепленные зубы, попросил ноги и руки трястись поаккуратнее и полез к свету.

*

От этой жары было невозможно спастись. Застройка немного защищала от прямых лучей злого солнца, но не от жары. Она казалась осязаемой, и Берт ощущал, как невидимый эфир теплород проникает в каждую складку кожи, в каждую пору, вызывая нестерпимое жжение. Его распирало жаром, будто тесто в кадушке. Берт обливался потом, а ненавистный меч обжигал через рубашку и то тряпьё, в которое его замотали для конспирации. Не имея возможности отдать накопленное тепло окружающей среде, старый железный убийца щедро делился с хозяином.

Вавилон оказался потрясающе маленьким. Даже сквер перед Зданием казался Берту больше легендарного города, не говоря уже о центральном парке Гелио, где можно гулять целый день, не пройдя дважды по одной дорожке. Узкие и грязные улочки Вавилона, забитые крикливыми предками гелов, напоминали кипящий в тесной кастрюле городских стен суп. Река, делившая город надвое, щедро подливала из соусников-лодок в разноголосое варево пряную приправу — разномастных иноземцев. Вавилон жил своей обычной жизнью: шумел, торговал, музицировал, совокуплялся, строил, жрал, дрался, орал, танцевал, вонял… В общем, плевать хотел на одного из многих — диковатого белобрысого чужеземца с бестолковым мечом за спиной. Берт умел быть незаметным, вибрациями биополя не давая сосредоточить на себе нежелательное внимание, но всерьёз это умение пока что пригодилось всего дважды. Первый раз — чтобы войти в город мимо стражи, и второй — чтобы украсть с базарного прилавка несколько лепёшек, когда кончились его скромные припасы. Воду он брал из каналов, щедро разбросанных по городу, фильтровал через крайне полезную шляпу и пил. Местные фильтрованием не утруждались, но они привыкшие, а Берт брезговал.

Он бродил по Бабилону, не понимая, что здесь делает. Ещё он не понимал здешних наречий, разве что некоторые отдельные слова, да и то неясно — правильно или нет. Бабли не был языком Бабилона, вот в чём соль. То есть катастрофа. И это не единственное и не худшее, в чём соврала программа гипнообучения. Худшее в том, что Берт не видел Башни.

Картинка, знакомая каждому птенцу — величественный зиккурат в изразцовых узорах — отсутствовала в нулевой точке Древа. Берт излазил все кирпичные строения Вавилона и не нашёл ничего похожего. Строений, собственно, было немного, поэтому успел их обследовать дважды, а сколько-то подозрительные и трижды. С городской стены, открытой по мирному времени для зевак, обозревал окрестности с тем же результатом. Пришёл к выводу, что колесница по верху стены не проедет, хоть тресни.

Берт был готов плюнуть на всё с несуществующей Башни и полезть в Грааль, обратно, к Айрин, Пети и всем-всем-всем, но останавливало одно: а будет ли в конце туннеля Паола? Гелио? Хоть что-нибудь?

И шёл искать дальше.

Пять или шесть дней бессмысленных блужданий по городу понадобилась прекрасной, заточенной на анализ, памяти гела, чтобы вычленить и рассортировать несколько сотен слов, звучавших вокруг чаще других. И Берт смог наслаждаться сварками жадных купцов, похвальбой лихих наёмников, призывами шлюх и степенными беседами моряков более осмысленно. Он узнал, что козий сыр торгуют в этот сезон по три медяка, а синий виноград дал необыкновенно обильный урожай. Рыжая Аш-Ураш обслужила за ночь всю команду «Иштар», да так, что славные морские волки утром еле на ногах держались. Ограбили купца из Ниппура, но вынесли только лучшие шелка, купцу же оставили жизнь, шерсть и холстину — щедро. Жрец Аннунит предсказал штиль на море, хотя что он знает, этот жрец — на море другие боги командуют. И да, явление богов в Баб-Или намечается как раз на ближайшее новолуние.

От разговоров, в которых даже не мелькало слово «башня», у Берта пухла и без того утомлённая жарой голова. Настораживался он, улавливая новости о здешнем правителе-энси с именем не то Дубаш, не то Сураш. А обсуждали его частенько, колоритная личность. Судя по всему, был правитель исключительно честолюбив и грезил не только богатством, но и величием в памяти потомков. Последнее, в частности, очень смешило двух базарных торговок, перемывавших кости Дубашу-Сурашу битый час. Торговкам нравилось, что по приказу правителя по городу накопали каналов для удобства и прохлады, но не нравилось, что стража могла выловить любого шатающегося без дела горожанина и отправить эти самые каналы копать и облицовывать. Торговкам нравилось, что торговля расцвела, но не нравилось, что понаехали всякие, не продохнуть. Они не без тревоги обсудили планы Дубаша-Сураша на расширение городской застройки — насколько вырастут налоги и как часто будут отрывать от семей мужиков во имя исполнения начальственной мечты.