Остаточная деформация [СИ]

Иногда Сэму казалось, что от очередной попытки отделить панику и паранойю от реальной опасности мозги закипят вот прямо сейчас. Нет, он никогда не принимал крайние решения в одиночку, демократические ценности — это вам не жук начихал, но последнее слово почти всегда оставалось за ним. Ну, после смерти Джозайи. И с тех же пор Сэм ни разу не был уверен в правильности своих решений. Потому очень ценил Станислава — за звериное чутьё. Тот с детства умел понимать не слова, а интонации, обертоны, настроение. Чувствовал ложь лучше полиграфа.

Сегодня утром Сэм спросил:

— Как тебе новенькие, Стас?

Физик пожевал толстыми вывороченными губами и выдал:

— Не брешут, но и не всё говорят.

У Сэма остались те же впечатления. О Большой войне, гелах и йорнах он узнал только от Захарии Смита, но давно научился безошибочно отличать йорнских и гельских новичков. Айрин была из йорнской ветви, а Берт гельский — пробы негде ставить. Они прибыли почти одновременно — позавчера — и у них уже была общая тайна, которой оба не спешили делиться. С одной стороны, это нормально, в конце концов, нельзя полностью доверяться чужим людям, а с другой… Друг другу-то они тоже чужие. Какие у них могут быть общие секреты? Когда, зачем и о чём договорились? Опасно это или нейтрально, потом встанет на свои места?

Интуицию мотало из стороны в сторону, как ивовый куст под ветром, а здравый смысл никак не мог решить — слишком много странностей или нормально? То, что они рассказали, подтвердилось: Джек смотался к Трещине и нашёл свежие ошмётки йорни. И кострище, и окровавленную головню, и колышки с обрывками верёвок — всё как ребята описали. Следы, клялся Джек, настоящие, не инсценировка, тут ему вера полная. А ещё Джек нашёл странный след на липе в пяти шагах от кострища, будто бы оплавленную борозду. Дерево не прогорело, а именно оплавилось, застыло гладкой смолой. Возле Трещины всякое случается, но… Насколько далеко стоит зайти с проверками? Доверие — штука хрупкая и иногда жизненно необходимая.

— Па-а-ап! — завопило от земли. — А Джози песком кидается!!!

Сэм тряхнул головой, выгоняя лишние мысли, и поймал в объятия младшего сына. Подбросил счастливо взвизгнувшего малыша Тома к темнеющему небу.

— Мы ему скажем, чтобы больше не кидался. Только и ты не кидайся песком, лады?

— А откуда ты знаешь, что я кидался? — удивление Томми было таким невинным, что Сэм невольно расхохотался.

— Я всё про вас знаю, — сказал он со всей возможной строгостью. И добавил по-английски: — Идём умоешься, да будем ужинать.

— Да, папа.

Дети не слишком охотно разговаривали на родных языках родителей, на бабли всяко проще, но в данном случае Сэм был действительно строг. Нельзя забывать, нельзя терять.

Он так и не спустил сына на землю, понёс на руках, вдыхая нежный детский запах вперемешку с пылью. Сэм знал, что ради этого воробушка готов на всё.

*

Люди разные, твердил инструктор. Каждый день твердил, по три раза, не меньше. Берт возражал, что гелы тоже разные. Инструктор хмыкал и уверял, что не настолько разные, как люди. Всё что угодно, с нажимом говорил он, сверля подопечного взглядом болотно-зелёных глаз. Берт, ещё не очухавшийся толком после трансформации, тупо кивал, чтобы не спорить дальше. Разные так разные. А реки впадают в моря, а как же.

Величайшее достижение гелов — ген бабли, результат ювелирной работы учёных, военных и временщиков. Бабилонская башня, мощнейший ретранслятор и усилитель поля точечной направленности…

По стволу — сто процентов охвата. Трудно представить, что в ветках случаются сбои. Почти невозможно. Невероятное желание расспросить иферов, особенно Станислава, подробнее, статистику бы какую, но это ужасно нетактично.

Разные, безмерно разные. Инструктор хоть раз оказался абсолютно прав.

Пока Берту вроде бы везёт. Все, кого он встретил на Паоле, отнеслись к нему хорошо. Помогали, лечили, не пытались ограбить. Не считая той йорни, конечно.

Но он не сможет долго отсиживаться за безопасным частоколом. Ему придётся идти дальше, чтобы иметь возможность вернуться в голубой и золотой, комфортный Гелио. Чтобы получить свои крылья обратно.

Таблетка давно подействовала, но Берт всё крутился в постели, не мог заснуть. Тревога не отпускала.

И всё равно сигнальный трезвон застал его врасплох.

*

— Не лезь под ноги! — рявкнул Сэм, отшвыривая Берта с дороги. Неустойчивый пока парень вцепился в колодезный ворот и только поэтому не упал.

Обиженный, растерянный взгляд в спину. Берт хотел помочь, но только помешает. Сэм потом всё объяснит.

Отказники обычно лезут на штурм в холода, от отчаянья. Но Ллойд умнее своих предшественников, он кое-как сбил этот сброд в подобие банды и теперь вот развлекается.

Через забор полетел очередной зажигательный снаряд — пылающий ком просмоленной соломы. Хорошо летел, прямо на крышу свинарника, но чёрный силуэт взвился в воздух и с натужным хэканьем сбил траекторию снаряда доской. Бетси, конечно, она за зверьё и глотку порвать может. Огненный шар, рассыпая искры, ляпнулся на утоптанную землю.

— Зандер, здесь!

Мог бы и не орать, Зандер с ведром наперевес и так ковылял к источнику возможного пожара. Несмотря на опасность, Сэм испытал мимолётный прилив гордости: всё-таки оборона у них поставлена на совесть. Каждый знает свои обязанности.

Грохнул Стасов самострел — этакая дура с полуторадюймовым жерлом, ещё чуть-чуть, и уже пушка. За забором заорали — Стас редко промахивался даже при плохом освещении.

— Пошли на …! — грохнул сам Стас. — Удурки!

Ещё выстрел, показавшийся громче первого. Ещё порция бранных слов на бабли и на родном языке Станислава, которого Сэм не знал. Вступили самострелы Джека и Николя, а тут и добежал.

— Много? — спросил коротко.

— Да хрен же ж знает, — безмятежно ответил Гриша. Он почти демонстративно явился по тревоге без оружия, но Сэм решил не заострять: бесполезно. — Десять или пятнадцать. Но уже драпают, так что без разницы. Ты сигналку заценил?

— Да уж, — проворчал Сэм. — Чуть инфаркт не получил.

Кучку деталек, которыми поделился Берт, гибкие Гришины пальцы превратили в громогласную ночную сигнализацию и, кажется, ещё что-то осталось.

Гриша засмеялся.

— Простая, как дверь без ручки, а какой эффект!

Одобрительно заворчал Станислав.

— Эффект эффектом, — не разделил эйфории Сэм, — а чем они метали зажигалки через забор? Катапульту собрали, что ли?

Ему это не нравилось. Совсем не нравилось.

Глава 8. Крепость души

Два Янголи Смерті не носять шевронів,

Вони не за лівих чи правих,

Їм байдуже, в наступі, чи в обороні

Поліг ти в кривавих тих травах.

Вони про одне лиш запитують Душу,

І та їм збрехати не може:

За що убивав, чи «я хочу», чи «мушу»

Вели тебе в битву, небоже? Ігор Жук

Гелио

— Это я?

На возмущение не было сил. Одно только тупое удивление. Отражение в зеркале страдальчески изогнуло брови.

— Нет, конечно, — хмыкнул Ник. — Это, скажем так, твоя примитивная копия. Голая схема, итог рекурсии, если хочешь.

— Дрыщ какой-то, — уныло вздохнул Берт, щегольнув позаимствованным у Пети словцом. Пощупал выступающие рёбра.

Чужое, всё чужое. Если Берт задумывался о том, что делает, немедленно начинало казаться, что он держит новые руки-протезы старыми, настоящими руками. Конечно же, всё мигом валилось на пол.

— Но-но, — одёрнул его задетый за живое творец. — По человеческим меркам ты достаточно привлекателен. Вот, смотри, — он развернул вирт-лист, вывел двумерное изображение, — это кумир женщин двадцатого века. Ты на него похож.

Дамский кумир на плоском снимке и вправду выглядел чуть ли не тощее Берта. Одет ёжик знает как, но человеческая мода — штука вообще странная. Какой-то струнный инструмент в руках. Гитара, похоже, они с тех пор не так уж и изменились, можно узнать. Светло-русые вьющиеся волосы — если Берт решит отращивать, то, пожалуй, тоже выйдет такая копна. И длинноватый нос. Может, если Ник не врёт про кумира, не всё так плохо?