Кулинар

Филе рыбы свертывается трубочками и кладется на нагретую сковородку с растопленной в ней столовой ложкой сливочного масла. Потом заливается вином, в которое предварительно кладется веточка эстрагона. Сковородка накрывается крышкой, ставится в нагретую до ста восьмидесяти градусов духовку примерно на десять минут. Потом вино из сковородки сливается, рыба (без снятия крышки, что очень важно!) переставляется в нижнюю, не горячую часть духовки. Слитое вино кипятится в отдельной кастрюле на огне или в духовке до тех пор, пока не убавится наполовину. Затем ставится на слабый огонь. В вываренное вино тонкой струйкой добавляется бархатистый соус. Кипятится еще в течение трех-четырех минут. Вся эта смесь процеживается. Рыба заливается соусом, добавляется мелко нарезанный эстрагон, посыпается сухарями, сверху помещаются кусочки сливочного масла; рыба снова ставится в духовку с верхним обогревом на несколько минут, чтобы кушанье подрумянилось.

Однажды Александр попенял официантке на недостаточно пикантный вкус запеченной рыбы. Он определил в блюде отсутствие достаточного количества эстрагона и вина. Это замечание было принято на заметку, и, хотя Александр не часто посещал заведение, палтус ему всегда подавался comme il faut. Если, конечно, был в меню.

Галина все еще размышляла. Или делала вид, что размышляет. «Цену себе набивает», – мелькнуло в мозгу Александра. Ему уже хотелось, извинившись, сказать, что он забыл о назначенном именно на это время деловом свидании. Но девушка опередила его.

– Хорошо, – растянула уголки губ Галина. – Через час.

– Прекрасно. – Александр напоследок искушающе улыбнулся и зашагал к набережной.

У Чинарского был праздник. Сирена первой пришла к финишу. Обойдя Звездочку на полкорпуса. Ставка не шибко большая – один к восьми. Но с учетом денег, которые Чинарский выкроил для нее из лоскута спущенных незадолго до этого, выигрыш составлял все же около двух с половиной тысяч – сумма, достойная быть пропитой не в забегаловке, а в престижном баре. Надькин аванс был исправно потрачен на горячительное, которым Чинарский согревался на ипподроме.

Его не мучили сословные предрассудки, но иногда он любил почувствовать себя опекаемым нежной заботой бармена в белоснежной сорочке и бархатной жилетке.

Чинарский тронул ручку стеклянной двери. В зеленоватом полумраке холла его негостеприимно оглядел вышибала. Но все же дал пройти. На обветренных губах Чинарского заиграла довольная усмешка.

Гардеробщица с видимым презрением взяла из его рук замызганный плащ и выдала номерок. Замечательно блестящий, похожий на бляху американского полицейского. Вязаную шапку он сунул в карман мятого пиджака.

По залу плыла тягучая невыразительная музыка, способствующая здоровому пищеварению. Несколько персон занимали три столика заведения. Отрешенные лица, медлительные жесты. Вместо голосов – кружащаяся вата.

Грязные стоптанные ботинки Чинарского удивительно легко и свободно скользили по мягкому ковролину, пока он не оказался у стойки. Натужно энергичный парень в темно-красном пиджаке поспешил осведомиться, что пожелает посетитель. Непрезентабельность последнего сообщила лицу бармена оттенок брезгливого высокомерия. Он позволил себе все же некое подобие жалостливого сочувствия, заговорив подчеркнуто вежливо, надеясь, что цены отпугнут беднягу. Но когда Чинарский с полным равнодушием поместил свой зад на высокий табурет и с надменным величием сеньора провозгласил: «Сто "Уокера", черный лейбл», – бармен едва не поперхнулся. Физиономия его как-то странно исказилась, словно его неожиданно прошиб понос. На немой вопрос его глаз о деньгах Чинарский весело и покровительственно кивнул и выложил на полированное дерево стойки три сотни отечественных рублей.

Бармен чуть заметно пожал плечами и полез за стаканом. Потом отвинтил пробку на «Уокере» и, прибегнув предварительно к мензурке, плеснул в него виски.

– И бутылку «девятой» «Балтики», – буркнул Чинарский.

На губах бармена блеснула ехидная усмешка. Словом, убедившись в плебейских вкусах небритого бродяги, которого он минутой раньше склонен был принять за сумасшедшего, он обрел почву под ногами.

Виски было паленое, а потому сто граммов стоило двести пятьдесят рублей. Бутылка пива обошлась Чинарскому в двадцать семь рублей. Ресторанная наценка. Итого, подсчитал он в уме, оставалось три рубля сдачи. Он небрежно оставил их бармену и, взяв стакан с бутылкой, отправился в дальний конец зала. Там он приметил интеллигентной наружности субъекта в очках, лениво помешивающего кофе.

Чинарский сипло и деликатно поинтересовался, не испортит ли его присутствие удовольствия, которое посетитель получает от столь размеренного занятия. Тот, не выразив восторга, пожал плечами. Чинарский сел за стол.

– Это виски, брат, – подмигнул он очкарику. – Не какое-то фуфло. Настоящее шотландское виски!

– Здесь такого не бывает, – скептически отозвался незнакомец.

Чинарскому такой ответ не понравился. Он хотел было замолчать, но удачный день бурлил в его крови жаждой общения.

– Зна-аю, – неохотно согласился Чинарский. – Но все равно не «Столичная».

– Отчего же, – усмехнулся очкарик. – «Столичная» – натуральная, естественно, – бывает хороша, например, с икрой – осетра, семги, белуги, щуки… С огурчиками, голубцами, копченой лососиной.

– А чего попроще? – иронично спросил Чинарский.

– Ну, например, – очкарик закусил нижнюю губу, – с лещом, варенным с хреном и яблоками, или… А вот виски надо пить отдельно, без закуски и пива.

Эта реплика и вовсе не понравилась Чинарскому.

– «Балтика» девятая – это полная дрянь, – безапелляционно заявил очкарик. – Тем более с виски.

– Кому как, – не согласился Чинарский. – Я вот могу смешивать все и при этом быть довольным. А на жрачку мне насрать. У меня мозги работают на другом топливе. Несколько банок пива – и порядок. А если еще виски или джин выгорит!.. Хоть граммулечка…

Он восторженно прищелкнул языком и, подняв стакан с виски, осушил его. Увидев спешащую к ним официантку, сделал ей рукой отрицательный знак. Та сменила траекторию, словно послушная дистанционному управлению комета, и полетела к другим столикам.