Страница 6 из 10
В коридоре он увидел сидящих поодиночке жопников (на сленге слушателей ВИИЯ «жопник» – это зубрила), которым было все равно, что «жопить», и ему стало тоскливо.
На самоподготовке жопники разбивались по парам и пытались учиться, контролируя друг друга. На практике эти старания были малоэффективными.
– Бэээбун![6] – неуверенно с тоской в голосе тянул бравый в повседневной жизни кадет Виктор Гукайченко, носивший за солидный размер шеи кличку Дядя.
– Почему это «бэээбун»?! – злился на непонятливого суворовца преподаватель арабского языка Константинов, мужчина маленького роста, щуплый, злющий и прокуренный, прозванный за свою невзрачную внешность Тараканом, один из немногих вольнонаемных преподавателей военного вуза. – Не «бээбун!», а «баабун!» – нервно тарабанил он желтыми от никотина пальцами по столу.
Недоуменно похлопав мохнатыми ресницами и слегка помедлив, Гукайченко вновь открывал рот:
– Бэээбун!
– Тьфу ты! – вскакивал со стула Таракан и начинал носиться по классу из стороны в сторону. Поистратив свои нервные клетки где-то «в другой жизни», Константинов был близок к тому, чтобы запустить мелом в «тупого двоечника». Что иногда и делал.
Впоследствии Олег все-таки взялся и выучил арабский язык, потому что занятие языком, пусть хоть и таким, покажется ему единственным развлечением в условиях малокомфортного военного быта. Все остальное время было посвящено строевой муштре, бесконечным нарядам на кухню и тумбочку дневальным, болтанию на перекладине, ну и конечно, бегу в сапогах и всенепременно с голым торсом, хоть летом, хоть зимой.
Много позже он неоднократно в своих размышлениях зрелого человека оценит преимущества военной школы выживания и подготовки. Да, только так, по принципу «не умеешь – научим, не хочешь – заставим», и можно было выполнить труднейшую на тот период времени задачу – дать основы языковых знаний и навыков, да еще и в рекордные сроки – всего за два года! – тем, кого немедленно нужно было использовать по назначению.
Некоторые не выдерживали напряжения. И естественный отбор пошел. А наш парень – уперся: успешно сдав сначала зимнюю, а потом и летнюю сессии, он перешел на второй курс, твердо выйдя на хорошие и отличные оценки.
На 2-м курсе всех арабистов (была еще пара групп слушателей, изучавших китайский и персидский языки) стали рассортировывать по мини-группам: на «продвинутых» и «задвинутых» в учебе. «Продвинутых» планировалось использовать за рубежом, а «задвинутых» – только на территории СССР для подготовки и переподготовки иностранцев в многочисленных учебных центрах, разбросанных по всем бывшим союзным республикам. Но, как показало время, и те и другие оказались в конце концов за границей. Слишком велик был спрос на военных переводчиков, и слишком мало предложение! Кроме того, были и потери.
Справедливости ради нужно сказать, что арабский язык в СССР изучали не только в ВИНЯ. Специалистов готовили и в других вузах необъятной страны. Их также пытались использовать как военных переводчиков, спешно призывая вчерашних студентов на военную службу и цепляя на них погоны офицеров-двухгодичников.
Но в основной своей массе эти специалисты не соответствовали предъявляемым требованиям военно-экономического сотрудничества, развернувшегося одновременно в десятке арабских государств Ближнего Востока и Африки. Использовать их сразу в работе было практически невозможно. Отчасти это была не их вина, так как в институтах и университетах, где они проходили подготовку, студентам не давали навыков военного перевода и не обучали диалектам арабского языка.
Они пытались говорить на литературном, и арабы в своем большинстве их просто не понимали. К тому же и прочных навыков устной речи у них еще не было. Но самым сложным для бывших гражданских людей, призванных на воинскую службу, было полное незнание военной терминологии. И чтобы хоть как-то завоевать уважение местной стороны, двухгодичники, а это были в основном представители высших школ Азербайджана, Таджикистана и Узбекистана, прибегали к испытанному оружию – позиционировали себя в качестве правоверных мусульман. Этим они не снискали уважение арабов, которые инстинктивно тянулись к тем, кто давал им фору не только в знании военной и боевой техники, но и в самом арабском языке, нередко искренне изумляя «носителей древней культуры». Шли боевые действия, гибли люди, и для арабских стран важнее всего были боевая подготовка и военная наука.
Арабская сторона пыталась использовать в деле и свои местные кадры переводчиков, которые, по соглашению с СССР, проходили подготовку в Одессе. Но, как показала жизнь, арабские переводчики, даже имея хорошие и отличные навыки владения русским языком, все же так и не смогли дотянуться до уровня военного переводчика из ВИИЯ. Местные кадры быстро утомлялись, требовали для себя хороших условий быта, избегали ответственности и уж тем более – личного участия в боевых действиях. К тому же частенько среди этой категории лиц водились предатели.
Глава 5
Сирия, Дамаск, лето 1970 г
Сделав пару кругов над аэродромом, лайнер из России приземлился в Дамасском аэропорту. Из самолета вышла странная группа молодых людей, одетых в одинаковые белые без рукавов поплиновые рубашки и в основном одинаковые же костюмы (склад № 5 Министерства обороны СССР не страдал особым разнообразием). Впрочем, одеты все были весьма прилично, хоть на танцы!
В составе группы из двенадцати вновь прибывших переводчиков находился и наш знакомый.
Сирия встретила жарким воздухом и солнцепеком. Все сразу рассупонились, сняв пиджаки и галстуки.
В здании небольшого аэропорта царила прохлада. Их встречали. Таможню прошли, не вскрывая багажа, лишь предъявили служебные синие паспорта для проштамповки. Нужно сказать, что вся группа путешествовала налегке.
Подогнали автобус, а когда все расселись, встречающий представился:
– Капитан Петров. Сейчас проедем в офис, там получите деньги – и вас распределят на работу кого куда.
Глядя на таджикское лицо Петрова и улавливая едва заметный южный говор встречающего, Олег подумал, что тот вполне мог бы представиться Ивановым или Сидоровым. Впрочем, это ничего не меняло.
Водитель-араб включил радиоприемник на полную мощь, и автобус тронулся под гортанные возгласы и улюлюканье какого-то арабского ансамбля.
За окном потянулся однообразный пейзаж каменистой полупустыни с редкими колючками и перекати-поле. Слева от дороги, на некотором удалении, возвышались пегие холмы.
Картина начала меняться минут через 25–30, когда стали появляться первые кирпичные строения у клочков распаханной рыжей земли, на которой росла какая-то незнакомая, похожая на кукурузу зелень. Это был пригород Дамаска.
Прилетевшие из Москвы переводчики жадно смотрели в окна, так как в гомоне и какофонии гортанных звуков, которые вырывались из радиоприемника, общаться между собой было немыслимо.
Въехав в город, водитель выключил наконец радио и сбавил скорость. Проезжая по узким улочкам, приходилось все время вписываться в повороты и уклоняться от возможных столкновений с другими транспортными средствами, появлявшимися внезапно из ниоткуда.
Нужно сказать, что правил дорожного движения не соблюдал никто. Хаос на дороге водители пытались преодолевать жестами вытянутой руки. Все окна транспортных средств «колониального вида» были распахнуты, и каждый участник дорожного спектакля активно жестикулировал.
Переводчики жадно вслушивались в возгласы и крики, раздававшиеся с улицы, силясь понять их смысл. Честно говоря, понятного было мало.
Но вот автобус вынырнул из бесконечного торгового гарлема и покатил по более широким, разделенным надвое бетонной пешеходной линией улицам центра города. Стали появляться первые отели и площади, на которых с бетонных стаканов важно руководили движением полицейские, одетые во все белое.
6
Дверь! (Араб.)