Страница 5 из 10
– Жабыко, что вы все улыбаетесь? – спросил одного из слушателей полковник Кокин, преподаватель модной в те времена военной дисциплины – ОМП (оружие массового поражения).
– И вовсе я не улыбаюсь! – обиделся вертлявый молодой человек, получивший впоследствии за свою непоседливость прозвище Забота.
– А почему тогда у вас рот не закрывается?
– Ну, почему это не закрывается?! – обижался Жабыко. Справедливости ради нужно сказать честно, что у Володи и впрямь было не все в порядке с прикусом.
– Ну, тогда, может быть, задачу решите? – не унимался преподаватель. – Представьте себе, что по вашему соседу (полковник имел в виду соседнее подразделение) противник нанес наземный ядерный удар сверхмалой мощности. Ветер дует с востока со скоростью пять метров в час. Ваши действия?
– Превращаюсь в радиоактивное облако и продолжаю уничтожать противника! – враз нашелся проказник.
Глава 3
Шарм, 2006 г
– Доброе утро, – приветствовала по-английски вошедшую в ресторан пару менеджер зала, молодая, симпатичная египтянка Хасанат.
– Ва алейкум ас-салям![4]
– Вы говорите по-арабски? – уже на родном диалекте спросила Олега девушка.
– Ну да.
– А откуда вы приехали?
– Из России, – сказал мужчина, направляясь к шведскому столу.
– Что вы там делаете? – не унималась молодая египтянка.
– Живу, – ответил Олег, наполняя тарелку.
– Но ведь там холодно! – изумилась Хасанат.
– О чем вы говорили?
Алла уже успела положить себе еды и заняла место у столика, выходящего окном на зеленую веранду ресторана. Олег передал ей содержание диалога, затем осмотрелся, наблюдая за местной публикой.
Отдыхающих из России было много. Но россияне между собой почти не общались. Это он заметил уже давно, перемещаясь по миру в качестве туриста. Из-за этого по залу раздавалась в основном английская и немецкая речь.
Англичане и немцы за рубежом всегда сбивались в шумные компании. Вместе сидели допоздна в барах, танцевали и пели свои песни. Возвращались всегда под утро, весело галдя и ничуть не считаясь с тем, что кто-то в гостинице может уже отдыхать.
Наиболее шумными всегда были немцы. Как правило, очень сдержанные у себя на родине, они просто отрывались по полной за рубежом. Им было абсолютно все равно, где они находятся: в Испании, Египте или на Кипре.
И только русские всегда сторонились друг друга. Олег не мог понять, отчего это так. Ведь и немцы, и наши – в равных условиях. Все за рубежом, а не дома. Так что же искорежилось в нашем сознании, если мы избегаем друг друга?
– У тебя все хорошо? – с тревогой в голосе спросила жена.
– Ну да. Просто задумался.
Но мысли не давали покоя. И все же… почему мы стесняемся своего языка? Зачем нам знать все эти иностранные: английский, арабский и прочие? Ведь англичане же говорят по-английски, то есть на своем родном языке. Также и немцы. Никто из них не снисходит до изучения иностранного языка, никто не напрягается. Это им не нужно. Все учат их языки, чтобы общаться с ними.
Почему в отеле с нами не говорят по-русски те, кто нас обслуживает? Разве это не их обязанность? Русских ничуть не меньше, чем других иностранцев за рубежом. Наши туристы занимают одно из первых мест по количеству практически на всех курортах мира. Денег за рубежом русские тратят намного больше, чем, например, англичане, которые никогда и нигде не переплатят. Но любят их, а не нас!
Ему вдруг вспомнилась поездка в Финляндию летом 1999 года.
В России стояла жуткая жара, и, убегая от нее, семья в полном составе: родители, а с ними взрослый 24-летний сын – задумала укатить куда-нибудь, где прохладнее.
Решили снять дачу у воды на востоке Финляндии. Но, приехав туда, поняли, что и здесь тоже жарко. Однако отдыхать – не работать! Спустя несколько часов вся семья блаженно купалась в финских озерах.
Хозяин, у которого они остановились, богатенький Буратино, не говорил ни на каком языке, кроме финского: объяснялись, как с туземцем, на пальцах.
Как выяснилось позже, при посещении соседних городков, никто, за редким исключением, ни на каких иностранных языках не говорит. И это не где-нибудь, а на востоке благополучной Финляндии, непосредственно примыкающей к территории России!
Все инструкции к товарам и даже к лекарственным препаратам (пришлось посетить аптеки из-за болезни сына) были исключительно на финском языке.
Позже выяснилось, что сын хозяина, парень лет тридцати, инженер-строитель, работает в Москве, знает русский не просто хорошо, а даже очень хорошо.
Ну прямо как в известной песне: «…только в клетке говорят попугаи, а в лесу они язык забывают».
– Пойдем скорее на море, а то еще немного – и будет очень жарко, – вывела из невеселых размышлений жена.
Глава 4
Москва. Военный институт, ноябрь 1968 г
– Вот эти самые худшие, – сказал преподаватель арабского языка начальнику курса майору Яшину, указывая на пятерых слушателей, виновато понуривших головы. – Надо подумать, стоит ли им продолжать учебу.
Преподаватель, щеголевато одетый мужчина средних лет, был из гражданских. Он появился в институте на волне вспыхнувшего на Востоке противостояния. После окончания вуза мужчина, скорее всего, не работал с языком. Об этом говорила неуверенность в знаниях, которую он демонстрировал. Нередко, приходя на занятия в группу, он просил поднять материал, который давал накануне, и что-либо в нем поправить.
– Ладно, Володь, оставь нас, нам надо поговорить, – повернулся Яшин к преподавателю, и тот послушно вышел из кабинета.
Майор Яшин Михаил Николаевич, калмык по национальности, в коротковатых армейских брюках с неизменно наведенными на них стрелками, смешно и неподражаемо произносил слова, особенно их окончания. Добрый и сердечный человек, всегда был готов понять любого, но задача есть задача. Ее надо выполнять!
– Ну, вы что, не можете какую-то элементарщину выучить? Подумаешь, арабский язык: «газани бабани»[5], – смешно выговорил он, демонстрируя свои познания в языке. – Я вон все уставы наизусть знаю! И ничего, – важно заключил майор.
Слушатели незаметно переглянулись.
– Я вам поулыбаюсь! А тебе, – он обратился к Олегу по фамилии, – и вообще стыдно. На пятерку сдал английский при поступлении, а сейчас что? Эти-то хоть из армии пришли. Забыли там все на хрен, а ты что? Идите, и чтобы больше этого не был! – проснулся в майоре калмык.
Преподавателей в Военный институт набирали, что называется, из народного хозяйства. Долгое время советская арабистика была в загоне. Никому со времен Великой Отечественной войны эти специалисты были не нужны. И люди ушли кто куда. Одни встали к станку, другие уехали в сельскую местность.
Но наступил 1967 год – война на Ближнем Востоке. И об арабистах вспомнили. Их стали собирать по крупицам. Многие из теперешних преподавателей ВИИЯ были гражданскими людьми и сами капитально подзабыли арабский язык. Но были и такие, кто все годы войны, до нее и после служили в спецслужбах и выполняли различные тонкие задачи в разных частях света, подчас имея гражданство других государств.
Эти люди, без всякого преувеличения, были гордостью не только Вооруженных сил и спецслужб, но и всего Советского Союза. Под их кураторством в Военном институте в короткие сроки была сформирована прекрасная когорта преподавателей – лучших не только в Москве, но и в СССР, способных готовить высококвалифицированных переводчиков для нужд армии и флота, а также для спецслужб.
Выйдя из кабинета начальника курса, Олег задумался о том, что, наверное, трудно или даже совсем невозможно объяснить человеку, далекому от языка, что он поступил в институт для того, чтобы учить английский, а не вообще какой-нибудь иностранный язык. Да и что это такое – каракули какие-то! (Речь шла об арабской вязи. Он видел нечто похожее на бутылках с минеральной водой. А теперь от него требуют это учить! Ну просто дурдом!)
4
И тебе мир! (Араб.)
5
«Эти две двери» (араб.).