Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 14

Но еще любопытней как эта церковь была приспособлена к приему того, кто в дворянском государстве XVIII века „якобы изображал всевышнего". Раболепное отношение к царю, бывшему по воззрениям XVIII века „еще не богом, но уже не человеком", подчеркнуто отсутствием амвона (возвышения перед алтарем) с тем чтобы поп ни на один вершок не стоял выше царя; а в иконостас над царскими вратами и даже выше распятия вделаны эмблемы монархии - царские вензеля под короной.

В действительности эта церковь и была частью парадного увеселительного дворца, а происходившие здесь религиозные церемонии были крепко спаяны с дворцовым бытом. Они наравне с другими празднествами и увеселениями были одной из форм представительства и демонстрации классового господства. Высшее духовенство наравне со „знатными обоего пола персонами" присутствовало на всех дворцовых торжествах, принимало участие в приемах и парадных обедах, получало чины и ордена, золотые и бриллиантовые кресты и другие знаки отличия. Бытовое сращение „сановников церкви" с придворным дворянством заходило так далеко, что один архиерей при Павле I был награжден даже генерал-адъютантскими аксельбантами.

Самая отделка церкви лишний раз подчеркивает назначение всех видов искусства, служивших во дворцах XVIII века для пропаганды могущества и незыблемости дворянского господства. До XVIII века почти все русское искусство было религиозным и служило для церкви одним из средств идеологического воздействия на массы. В XVIII веке искусство стало освобождаться от монополии церкви, но эта последняя не желала лишаться пропагандистского средства и сумела, опираясь на практику прошлого, использовать для своих целей и новое светское искусство.

Материальная база церкви и ее пропагандистские средства

Вместе с укреплением дворянской монархии российская православная церковь получает в XVIII в. новую систему управления и становится одним из ведомств государственного полицейско-бюрократического аппарата, а духовенство превращается в „духовную команду". Для того чтобы оценить социально-политическое значение церкви необходимо остановить внимание на ее экономической базе. За службу господствовавшему классу церковь получала в награду огромные богатства. В половине XVIII века на церковной земле сидело более миллиона крепостных „душ". Из них монастыри имели 560180 душ, соборы и церкви 35000, архиерейские дома 132 940 душ и т. д. [1]

[1 См щит № 1.]

Процесс роста церковной собственности происходил посредством денежных вкладов и дарственных и жалованных грамот на владение землей и крепостными, с различного рода привилегиями, предоставлявшими церкви право заниматься оптовой торговлей, откупами и пр. Церковные земли были освобождены от земельных налогов и других сборов и земельное богатство церкви неуклонно росло. Церковь никогда не лишалась эксплоа-таторских привилегий: ее многочисленные денежные богатства оставались в полной неприкосновенности, происходившие же иногда отчуждения церковных имений для нужд казны не отражались на росте церковного землевладения, которое к концу XIX века выражалось цифрой в 3 000000 десятин. Царское правительство ценило заслуги церкви и проявляло всяческие заботы о дальнейшем укреплении экономической базы церкви, как орудия самодержавно-полицейской диктатуры.

Государственные обязанности церкви были весьма обширны и охватывали все стороны народной жизни. Безудержный на протяжении 200-летия рост „просветительного" аппарата церкви был связан с задачей воспитания масс в духе „благонравия" и преданности основам существовавшего государственного порядка. [2]

[2 См. щит № 2.]

Церковь

Организационным центром „воспитания" народа и борьбы с революционным движением был „святейший правительствующий синод" - совет генералов в рясах. Синод командовал и направлял деятельность основных орудий духовного влияния: печати, школ разных типов, духовной администрации в армии и пр. Массовая агитация осуществлялась путем проповедей, поучений, особых молебствий, специальных молитв по текущим политическим кампаниям", листовок и пр.

И понятно почему со стороны власти прилагалось не мало стараний к постройке, за счет извлеченных из народного кармана средств, многочисленных церквей и монастырей; в конце XIX в. строилось ежегодно до 1000 этих очагов идейной заразы, в которых „стадо христово" в течение 123 праздничных дней в году подвергалось агитационно-пропагандистской обработке.

„Обожествление" монархии





Теория „божественного" происхождения и потому вечности царской власти так же стара, как союз религии и эксплоатации труда. В России „обожествление" самодержавия началось еще в московском государстве, но особенное развитие оно получило за последние 200 лет в так называемый „императорский период".

Упразднение патриаршества сделало Петра I совместителем светской и духовной власти, „блюстителем церковного благочиния" через посредство бюрократически-организованного синода. А поскольку царь „устроен на земле богом по образу своего единоначалия" и повиноваться царю „не токмо за страх, но и за совесть сам бог повелевает", постольку его власть распостранялась и на служителей церкви. А отсюда было недалеко и до утверждения Екатерины II, что для епископов воля монарха „должна быть выше законов евангельских". И если из истории XVII века мы знаем случаи церковной оппозиции самодержавию, то в XVIII в. церковь твердо усвоила и других учила, что повиноваться монарху следует безусловно, а исправлять „злонравие и нестроение" царя можно только послушанием. Беспрекословно санкционируя все распоряжения светской власти, церковь сделалась послушным орудием крепостнической политики, а православие господствующей религией. Взаимная выгода от такого союза была еще давно откровенно сформулирована следующим изречением: „церковь есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть есть сила и твердыня священства". [1]

[1 См. щит № 3.]

Непризнание „божественности" самодержавия считалось государственным преступлением. „Помышляющим, яко православные государи возводятся на престолы не по особливому на них божьему благоволению, и при помазании дарования святого духа в них не изливаются", - таким вольнодумцам грозила не только „анафема" - отлучение от церкви, но и более действительные наказания.

В борьбе со свободомыслием и неверием в „божественность" власти церковь усердно использовала все возможные средства пропаганды. Из этих средств наряду с бесконечными молитвами, поучениями и многочисленной популярной литературой особенного внимания заслуживают иконы с изображениями царей в непосредственном соседстве со святыми и даже членами „высочайшей небесной фамилии. Небольшая коллекция, собранная в церкви петергофского дворца, отличается значительным разнообразием и охватывает двухсотлетний период. То это Петр I рядом с Георгием „победоносцем", то он же с семейством и со свитой на иконе "покрова", то Екатерина II в образе великомученицы и в окружении святых. На последней иконе помещены восхваляющие ее вирши:

„Мужей святых лице сей образ представляет:

Но святость их в тебе, монархиня! сияет.

Вся церковь за сие творца благодарит,

Что благочестие тобою он хранит.

Когда свой солнце луч в струи воды бросает,

Подобный образ в них оно тогда рождает!

Преобразуемся и мы, осияваясь днем,