Осенние дали

В районном городке новому приезжему, не ожидая его просьб, охотно рассказывают всю подноготную о жителях. Молостов узнал, что Забавина второй год как разошлась с мужем — директором бани. Сама раньше заведовала торговой палаткой. Прошлой осенью у нее якобы обнаружили растрату, но, когда пришла ревизия, деньги оказались в кассе: мол, шепнули вовремя и она сумела погасить недостачу. Судебное дело возбуждать не стали, однако от работы отстранили. Пришлось перейти в столовую, официанткой. Что она за человек? Какими интересами живет? О чем думает, мечтает? Тон с Забавиной Молостов опять взял такой же, как в машине, — тон легкого и настойчивого ухаживания. Узнала и она, что он техник, холостяк, что заочно учится в институте. «Высоко хотите взлететь, — сказала Забавина, улыбаясь и покачивая головой. — Небось тогда и здороваться перестанете?» — и усиленно продолжала оказывать ему знаки расположения. В Чаше Молостов вообще «принял на учет» всех районных невест и внимательно к ним приглядывался.

Трещал за спиной аппарат, пучок мертвенно-голубого света из квадратного окошка обливал экран, и на нем мелькали тени человеческих страстей. Справа в полутьме Молостов видел гордо приподнятое лицо Забавиной, блестевшие глаза, которые, казалось, всякий раз чувствовали его взгляд и неизменно обращались к нему. Своим коленом он как бы нечаянно коснулся ее полной коленки: она не отодвинулась.

По окончании сеанса Молостов и Забавина довели буфетчицу до калитки дома: она жила близ кинотеатра. Немного постояли у крыльца, побалагурили. Светила полная луна, внятно пахло лопнувшими почками, клейкими листиками, сонно лаяла собака в соседнем дворе — словно дежурила по околотку. Потом техник пошел провожать Забавину: он теперь уже знал дорожку к ее квартире.

IV

Четыре дня спустя, подавая Молостову в ресторане обед, Забавина лукаво шепнула:

— С вас причитается.

— За что? — спросил Молостов, густо намазывая на черный хлеб горчицу.

— Заказ ваш выполнен.

— Бросьте?! Достали спортивные часы? Покажите.

— Здесь? С ума сошли, Павлик! Знаете, каких трудов мне это стоило? Одна пара всего на складе базы и осталась. Заходите после работы на квартиру, там получите.

И когда опустились сумерки, Молостов постучал в дверь знакомого домика с тремя окошками и кустом набухшей черемухи в палисаднике. Здесь его уже, видимо, ждали. Комната блистала чистотой: русская печь была аккуратно побелена, на свежей розовой скатерти в стеклянной банке лиловел букетик хохлаток, пышно взбитые подушки на кровати украшала новенькая кружевная накидка. Забавина, тщательно причесанная, нарядно одетая, встретила его кокетливой улыбкой. От нее так и несло здоровьем, самодовольством зрелой, цветущей красоты.

— Вот и я, — сказал Молостов, переступив порог и сняв фуражку. — За покупкой.

— В этом доме гостям завсегда рады.

— Признаюсь вам: шел я сюда и грешным делом подумал: «Не разыграла ли меня Клавочка?» Больно уж быстро все обернулось: не успел сказать — и часы тут как тут. Да еще последние на складе. Как вам удалось их достать?

— Сумела, — ответила она уклончиво, с легким торжеством.

— Настоящая вы кудесница. Сколько я вам должен?

— Одними деньгами мечтаете расплатиться?

Он разгладил усы.

— Чем же еще?

— Угадайте сами, — вызывающе засмеялась Забавина. — Не знаете, что нужно женщине? Плохой вы кавалер. Так будете ухаживать — многого не добьетесь.

Молостову вспомнилась мартовская ночь, приезд в Чашу. Забавина тогда показала ему Дом колхозника, и он обещал расплатиться с ней «сотней поцелуев». За свою холостую жизнь Молостов неоднократно сходился с женщинами. Обычно это были такие же свободные, как и он, люди, которые отлично понимали, на что идут. Правда, большинство из них не прочь было навсегда привязать к себе бравого, здорового сапера-лейтенанта, но ни одна глубоко не затронула его чувств, и он умело, спокойно уклонялся от брака. Молостов отлично знал, что нравится Забавиной, знал, что она охотно принимает его ухаживания. К ней он относился несколько свысока, с оттенком покровительства. Кто она? Разведенка, дочка на руках. Никакой специальности, всего восемь классов кончила. А он через несколько лет получит диплом инженера и улетит в областной город. Молостов не обременял себя рассуждениями, дурно это или не дурно, и по-прежнему внимательно приглядывался к районным девушкам: вдруг какая возьмет за сердце и можно посвататься?! Теперь он увидел, что Забавина перестала намекать на замужество, пригласила домой, встретила с цветами, и намотал это на ус.

— Назначайте сами цену, — сказал он, осклабясь, показав крупные, яркие и ровные зубы.

— Вам все разжуй да в рот положи. Какие вы, мужчины, хитрые!

Открыв верхний ящик комода, Забавина вынула часы с уже пристегнутым металлическим хромированным браслетом. Покровительственно улыбаясь, она сама надела их Молостову на левую руку, шутливо прихлопнула по тыльной стороне ладони.

— Носите сто лет. Будете глядеть время, кое-кого вспоминайте.

— Я и без часов не забываю.

Молостов достал кошелек. Забавина шутя закрыла его.

— Успеем посчитаться. Вам бы, Павлик, скорее бежать? Может, за границей так делают, а в России есть старый обычай: всякую покупку сперва надо обмыть. Ни-ни! — воскликнула она, видя, что Молостов вновь достает из кошелька деньги. — Не беспокойтесь, у меня в доме рюмочка завсегда найдется. Снимайте шинель, садитесь, чего вы стоите у порога, как часовой? Еще подрасти хотите? Хватит. И так эвон какой молодец вымахал!

И она, улыбаясь, несколько фамильярно окинула его взглядом с ног до головы.

— Что вы, Клавочка, что вы! Магарыч — это моя обязанность. Вы сами в столовой сказали: «С вас причитается».

— Не догадались принести — значит, в другой раз, пока ж отведайте моей стряпни. А то станете инженером, сразу небось забудете дорожку к моему крыльцу.

Она со смешком выскочила в кухню, и Молостов не успел оглянуться, как на скатерти появилась тарелка с нарезанной вилковой капустой, сочная шипящая печенка на сковородке, пирожки, запечатанная бутылка водки. Печенка, между прочим, была нынче и в столовой. Оттуда? Пирожки же в капельках масла еще пышут жаром сковородки — домашние. Чтобы чем-то заняться, пока не пригласят к столу, Молостов стал рассматривать небольшую, обшитую беленой фанерой комнату, кокетливую занавеску, прикрывавшую чело русской печи. На стене под рябым зеркальцем в овальной, затейливо резной раме веером расположились фотографии; на самой крупной была изображена очень хорошенькая девочка, такая же глазастая, как и Забавина, с черными кудряшками и нижней полной, капризно оттопыренной губкой, — наверно, дочка. Середину старинного пузатенького комода, застеленного вязаной дорожкой, венчала большая копилка — уродливая глиняная кошка с золоченой мордой и усами, повязанная красным бантом.

Ужин Забавина приготовила с профессиональной ловкостью. Она тут же отняла у Молостова фуражку, и он охотно позволил усадить себя на пододвинутый стул.

— Да тут целое угощение!

— Холостяков жалеть надо. Мужчина без жены — сирота. Кто без нас за вами поухаживает?

Щедрой рукой налила Забавина гостю полный стакан, себе — четверть, несколько жеманно подняла: «Обмоем покупку». Молостов взглянул на зеленый фосфоресцирующий циферблат ручных часов, решительно чокнулся с хозяйкой и залпом выпил.

— Вот это по-офицерски! — засмеялась она и стала его угощать, расспрашивать о работе.

— С десятого мая приступаем к прокладке шоссе, — рассказывал Молостов, довольный вниманием слушательницы. — Колхозников, рабочих, интеллигенции со всей области соберется не одна тысяча. Сотни автомашин, подвод… Дорога будет республиканского значения, с каменным покрытием. До самого Варшавского шоссе протянем… так что от нас можно потом хоть до самой матушки Москвы катить. Сильно? Вот бы и вам пойти, Клавочка. На трассе будет столовая, могу о вас с Баздыревой поговорить. Дело почетное, у всех на виду.