Тени зимы

Всадники сшиблись, и все сразу смешалось. Вот как тут, скажите на милость, разобрать, кто есть кто? Саксы, по крайней мере, носили шлемы, да и вообще одевались на особицу. Но когда сходятся люди одного роду-племени, как же они сами понимают, куда надо нанести удар? Это походило на обезумевшего в конвульсиях, одержимого только насилием и раздающего удары всем, кто попадется под руку. Безумие, все это чистое безумие, в которое впадают обреченные на гибель.

Люди Артура постепенно отступали к лагерю. Мне показалось, что я увидела Гавейна, но с таким же успехом это мог оказаться и сам Артур, и Бедивер. Далеко. Только блеск оружия и мечущие лошади. Даже звуки приглушало расстояние. Из восклицаний стражников тоже ничего нельзя было понять. Я упала на колени, прижалась головой к стене, и горько заплакала. Подошли охранники и увели меня в дом.

Надо бежать! Я поняла это, как только снова осталась одна. Моя вина, моя ошибка! Это я была неверна, это я посчитала личное счастье выше судьбы Империи. Какая бы другая женщина не совершила такой же проступок, ее следовало винить лишь в этом. А я виновна еще и в измене. Наверное, и другие были виноваты, но что мне до них? Я ощущала свою вину, как гниющую рану, разъедающую мою плоть. И гниение постепенно распространяется на всех окружающих. Как с этим покончить? Одним единственным способом: вернуться к Артуру, принять приговор, теперь-то уж, после того как дело закончилось войной, никаким другим, кроме смертного, он стать не может.

А раз так, что толку сидеть и плакать? Пришло время строить планы.

Я подошла к зеркалу, подаренному Максеном, и всмотрелась в отражение. За последние месяцы я похудела. Женщина в зеркале выглядела бледной, с впалыми щеками и заплаканными глазами. Одним словом — старой. Внезапно мне стало стыдно за себя, за долгие месяцы напрасных страданий, за нерешительность, за то, что люди Максена видели мои слезы. Так. Надо поменять облик, иначе от стражников не ускользнуть. Я умылась и пошла посмотреть, не найдутся ли грим и парик.

Пришлось обращаться к помощнику Максена. Он все еще кипел из-за моего отказа, и конечно, воспользовался моей просьбой, чтобы поиздеваться над моей внешностью, которую я, по его словам, «потеряла». Был задан вопрос: а нужна ли я в таком виде Бедиверу? Терпения мне не занимать, и я промолчала. В конце концов, мне удалось раздобыть в окрестных лавках белила, цинк и кармин. Вернулась, а дверь заперта! Из комнаты доносился какой-то стук. Наверное, Бедивер вернулся. Я подергала дверь.

Бедивер открыл и поспешно отступил внутрь. Мне бросился в глаза меч на кровати. Он стоял торчком, вверх остриём. Бедивер, без кольчуги и туники смотрел на меня виновато и тревожно. Предчувствие сказало мне о том, что случилось что-то страшное.

— Гвинвифар, — проговорил Бедивер с видом нашкодившего ребенка, — я, правда, не ожидал…

Я подошла к кровати и потрогала меч. Рыцарь снял матрац, пристроил оружие между деревянными балками и закрепил кожаным ремешком, это и были те звуки, которые я слышала из коридора. Я принялась развязывать ремешок и с удивлением отметила, что руки не дрожат. Дрожало все остальное внутри.

— По-моему, ты не подумал, — сказала я спокойно. — Артур не поверил бы объяснениям Максена насчет того, что ты сам упал на свой меч.

— Да, навернео, я не подумал...

Я высвободила меч и подняла его, держа обеими руками. Кавалерийский меч предназначен больше для того, чтобы рубить, а не колоть, но все же это было доброе оружие, прекрасно наточенное. Для замысла Бедивера оно вполне подходило. Бедивер так и стоял у двери, обнаженный, красный от стыда. Мне представилось, что я вхожу и вижу тело, насаженное на меч, и огромную лужу крови. Мне даже запах почудился. Вот тут у меня и руки задрожали.

— Ну и зачем ты все это затеял?

Бедивер заметил открытую дверь, осторожно прикрыл ее и запер. Он подошел к кровати и начал поднимать матрас. Я положила меч на пол и помогла ему. Мы привели кровать в относительный порядок. Он поднял с пола тунику, надел. В комнате было холодно, очаг давно погас. Рыцарь слегка дрожал. Он сел на кровать и поднял меч, держа его острием вверх.

— Было бы у меня две руки, я бы справился. — Он огляделся.

Я подняла с пола перевязь с ножнами и протянула ему. Он вложил меч в ножны.

— Но почему? Почему именно сейчас? — спросила я.

Он смотрел на меня так, словно за моей спиной уже разверзлась адская бездна и волны Тьмы выплескиваются из нее в комнату.

— Потому что я убил Гавейна, — прошептал он и отвернулся.

Несколько мгновений до меня не доходил смысл этих страшных слов. Я продолжала смотреть на него, не понимая. Хотела коснуться его плеча. А потом на меня словно потолок рухнул. Перед глазами встала картина: Гвин и Гавейн смотрят друг на друга через спину чалой кобылы и смеются; я вспомнила изумленное выражение на мертвом лице Гвина, его кровь на дороге. Ноги не держали. Я оперлась на Бедивера. Он обнял меня.

— Он… в общем, я разыскал его, — теперь он говорил быстро, прерывистым голосом. — Я был уверен, что он просто убьет меня, и на этом все закончится. Когда он верхом, мне с ним не сравниться. Я подскакал близко… он не обратил внимания. Сначала не обратил. Потом посмотрел… прямо на меня. Кажется, он меня даже не узнал. Когда он в своем боевом безумии, он же никого не узнает. Я был уверен, что он меня убьет; у него в руке был меч. Я взмахнул мечом, целясь в голову. Такой удар ничего не стоит отразить. Только вот не стал он его отражать. Сидел в седле и смотрел прямо на меня. А я уже не смог сдержать руку. Ударил. Выбил из седла. Его конь встал на дыбы и намеревался ударить меня копытами. Я отпрянул, потом развернулся и дал команду своим людям отходить. Нам не выстоять против Братства. Почему он не ударил? Ну почему?! Господи, я слишком задержался на этом свете!

— Нам надо вернуться, — мертвым голосом произнесла я.

Неожиданно мои слова успокоили его. Он приложил руку к моему лицу и молча смотрел на меня.

— Мы должны вернуться, — повторила я. — Мы оба живем слишком долго. Будет больше пользы, если мы отдадим свои жизни в руки Артура, а не закончим их бесполезно. Если нас убьют по закону, Гавейн получит то, что хотел.

Бедивер молчал.

Я встала.

— Слушай, сердце мое. Я сегодня смотрела, как ты сражаешься, и решила, что должна уйти. Какой пароль у ворот?

— Ты... ты не можешь просто выехать через ворота.

— На стенах усиленное дежурство. Кроме как через ворота, нам не пройти. — Я достала из шкафа свое темно-зеленое платье и перочинным ножом отрезала широкую полосу по подолу. — Я одна не пройду. Но двое всадников, знающих пароль, смогут пройти. Ты же сам рассылал людей во все концы королевства с призывами на войну. Если мы уйдем ночью, никто не будет задавать вопросов.

— Двоим мужчинам — не будут, а вот мужчине и женщине обязательно зададут.

— Ну, смотри, — сказала я. Обернувшись к зеркалу, я обмотала голову зеленой тканью: под подбородком и вокруг шеи. Поправила выбившиеся из-под повязки волосы. — Вот так. И плащ с капюшоном. На щеках нарисую бороду. Днем заметно, а ночью никто приглядываться не будет. — Фигура в зеркале выглядела не очень убедительно. — Так. Давай сюда свою куртку и кольчугу. Штаны и сапоги тоже давай. Сам знаешь, на коне я держусь уверенно, по посадке тоже никто не догадается, что в седле не мужчина. Да, понимаю я, план — так себе, но другого нет. Если пытаться прорваться через ворота, нас просто убьют, решат, что мы дезертиры. Но мы поедем по делам. Никто же не ждет женщину, вот они ее и не увидят.

— Лучше пусть нас убьют, как дезертиров, — проговорил Бедивер.

— Нет уж! Ты вернешься к своему истинному господину, а там — на все воля Божья.

— Я принес присягу Максену.

Вот это да! Не ожидала. Я в изумлении уставилась на него.

— Ты же знаешь, он поставил меня командовать конницей. А такие посты не занимают без присяги. Не могу я нарушить еще и эту клятву.

— Если вернешься к Артуру, первого предательства, считай, не будет.