Тени зимы

— Да знаю я, — махнул рукой Гвин. — Небось, просит защитить меня? Простите, господин, я помню, что я всего лишь ублюдок. Да, я писал маме, что вы так добры ко мне, как я не заслуживаю, ну, вот она и подумала, должно быть, что вы не будете возражать. Мама же… Ей кажется, что если кто-то важный меня не защитит, то я тут пропаду совсем. Так ведь? Матери всегда об этом думают.

Гавейн вдруг мучительно покраснел.

— Да, да, конечно, она… Гвин, как звали твою мать?

— Элидан. Разве она не подписала письмо? Она... была... игуменьей аббатства Святой Елены.

Вот теперь дыхание перехватило у меня. Я, наконец, поняла, что происходит.

Длинные пальцы Гавейна скомкали письмо. Он на мгновение прикрыл глаза. Посмотрел на свою руку, снова аккуратно разгладил пергамент.

— И она пришла с севера, — прошептал он.

— Ну да, она так говорила.

— Господи! — сдавленным голосом проговорил Гавейн. — Дочь короля Кау, сестра короля Брана из Эбраука! Я же знал, что она в аббатстве в Гвинеде. Я же был там, просил у нее прощения, но она меня так и не простила тогда. Слушай, так ведь я и тебя видел! Только не знал, что ты ее сын. Зачем ты сказал мне, что твоя мать живет в Эльмете?

Гвин недоверчиво посмотрел на рыцаря.

— Ну, вы же знаете, монастыри в Гвинеде сплошь мятежные, вот я и не хотел, чтобы люди знали… А почему вы сказали, что мама была сестрой короля?

— Потому что она ей и была. Тогда, давно, я… знал ее. И вот она написала. Уже перед смертью. Она пишет, что прощает меня. Пишет, что сожалеет о той боли, что доставила мне. Мне! Который солгал ей и убил ее брата! И она пишет о сыне, о тебе, значит. Я же не знал! Гвин, я не знал, что у нее есть сын! Ты должен знать... Я когда-то любил твою маму. Не имел права, но любил! Меня отправили послом к королю Брану, а я соблазнил его сестру. А потом… потом, когда король Бран поднял мятеж, я поклялся ей, что не причиню ему вреда, и все-таки убил его. Я просил ее выйти за меня замуж, но после такого она прогнала меня. Но она никогда не говорила мне, что у нас есть сын. Гвин! Я — твой отец. Ты сможешь простить меня когда-нибудь? — Рыцарь вдруг пал на колено и поднял руки над головой, словно защищаясь от какой-то беды с неба.

— Господин! Не надо! — воскликнул Гвин. Подбежал к Гавейну и попытался поднять его на ноги. — Не вам стоять передо мной так, благородный лорд!

Гавейн покачал головой и остался в той же позе.

— Сын! У тебя есть право простить или осудить меня.

Гвин отступил на шаг, отчаянно моргая, а затем сказал новым спокойным голосом:

— Дайте мне взглянуть на это письмо.

Гавейн протянул ему пергамент. Мальчик встал так, чтобы свет из открытой двери конюшни падал на письмо и тихим, ясным голосом прочитал:

«Элидан, дочь Кау и игуменья аббатства Святой Елены, Гавейну ап Лоту. Я умираю. Раньше жизнь казалась мне иногда прекрасной, теперь не так. Для Бога мое происхождение не имеет значения. Важно другое. Я была сильной, настолько сильной, что позволяла себе быть беспощадной. Я была не права. Я прощаю тебя за то, что ты поступил со мной несправедливо; и прошу прощения за ту боль, которую я причинила тебе. Теперь я вижу, что нужно было сделать это раньше и выйти за тебя замуж, как ты просил. Но мы живем в плохом мире, в неправильном мире, и я думала, что счастье с тобой здесь невозможно. Я любила тебя. И теперь, уходя, оставляю тебе нашего сына. Его окрестили в твою честь, нарекли Гвальхавед [Если имя сэра Гавейна на ирландский лад — Гвальхмаи — «майский ястреб», то имя, данное леди Элидан своему сыну, означает «летний ястреб» — прим. переводчика.], но всю жизнь его звали Гвин. Я хотела, чтобы он стал священником, но Судьба сильнее меня. Прошел уже год с тех пор, как он отправился в Камланн и, как я знаю из его писем, встретил тебя и полюбил...»

Гвин запнулся, покраснел, но продолжил читать:

«Прошу, позаботься о нем. Клянусь Богом, с которым скоро встречусь, что это твой сын, рожденный мной от тебя, и никто другой. Судьбе была угодна ваша встреча, и я рада этому, рада тому, что у него есть отец, что он знает, кто его отец. Да пребудет с вами обоими Бог. Я любила вас обоих. Прощайте».

Мальчик опустил письмо и снова посмотрел на Гавейна.

— Ты — мой отец? — страстно и все еще не веря, спросил он.

Гавейн кивнул.

— Но ты… ты, правда, любил ее?

Впервые на моей памяти я видела у Гавейна такое открытое, беспомощное лицо. В глазах рыцаря плескалась боль.

— Я любил ее, — глухо произнес он. — Когда мы встретились, я еще не знал, как сильно я ее люблю. А теперь… — он замолчал.

Гвин снова посмотрел на письмо. Он закусил губу и начал сворачивать свиток. Получилось не сразу. Руки дрожали.

— Я и мечтать не мог, что у меня такой отец. Я знал, ну, давно догадывался, что она любит… того, кто был моим отцом. Я помню, еще когда я был совсем маленьким, она говорила о нем очень плохо, но иногда плакала по ночам, и другие сестры шептались об этом и говорили, что она все еще любит. Но она никогда ничего не рассказывала мне, даже когда я стал старше и спрашивал ее. Я никак не мог понять, как можно бросить такую… такого человека. А ты не женился на ней. Почему?

— Она не могла выйти замуж за убийцу своего брата. Я предлагал, я просил, я умолял, но она сказала, что убьет себя, если я снова подойду к ней. А о тебе я не знал. Не догадывался даже. — Рыцарь надолго замолчал. — Ради всего святого, скажи, ты сможешь меня простить?

— Тебе я мог бы простить все, — Гвин смотрел растерянно. — Даже если бы ты не любил ее по-настоящему, даже если бы ты действительно обидел ее. Я много раз думал, что ты похож на Святого Михаила, топчущего дракона. Неужели ты не видел? Только… мама умерла, а меня там не было. Я бросил ее, хотел стать воином, а она, вот видишь, благословляет и прощает меня. Только мне она ничего не сказала. А тебе написала. Потому что... потому что ты — это ты... — мальчик замолчал, тяжело дыша и пытаясь сдержать рыдания.

Гавейн бросился к нему, и Гвин, наконец, заплакал, приникнув к его груди. Гавейн тоже плакал. Я, наконец, опомнилась, отвернулась и быстро ушла. Мир вокруг расплывался, всё как-то выцвело. Я подняла руку к лицу и обнаружила, что тоже плачу. Это было прекрасно, это было ужасно. У Гавейна есть сын, а я… я бесплодна.

* * *

Гавейн торопился изменить положение Гвина. К сожалению, собственный клан не очень-то его поддерживал. Пока королем на Островах был Агравейн, никто не вспоминал о старом законе, касавшемся убийства родичей. Однако теперь новый король Мордред мог вспомнить о нем в любой момент. Пока, правда, ничего не происходило. Но Гавейн понимал: стоит ему попытаться дать сыну королевский статус, как сам он рискует потерять свой собственный. Женат он не был, а значит, по законам Империи, мог просто объявить Гвина законным наследником. Тогда мальчик не только обретал законного отца, но и становился внучатым племянником Артура.

Уже через несколько дней после получения письма Гавейн на пиру по всем правилам представил Гвина Артуру. Он прилюдно поклялся в том, что это его сын, нареченный матерью Гвальхаведом. Мать мальчика — леди Элидан, дочь короля Кау. Гавейн просил Императора признать Гвина его законным сыном и наследником. Артур спросил, нет ли у кого возражений против слов Гавейна, не дождался ответа, и предложил Братству засвидетельствовать, что отныне Гвальхавед, сын Гавейна, считается дворянином, а он, Артур, признает его своим родственником. В соответствии с ритуалом, Верховный Король отстриг Гвину прядь волос, как это сделал бы крестный отец, а затем повелел мальчику сесть рядом с отцом за высокий стол. Отец и сын заняли свои места под приветственные крики друзей Гавейна, и я обнесла вином сидящих за высоким столом. Артур на протяжении всей церемонии улыбался, я — тоже, но Гвин выглядел очень серьезно. Гавейн казался спокойным, но смотрел на Гвина так, словно перед ним был мальчик из Народа Холмов, способный исчезнуть при первом крике петуха. Гвин глотнул вина и закашлялся. Не привык. Покраснев, он отставил кубок, но заметив наши улыбки, внезапно улыбнулся в ответ. Лицо парнишки осветилось чистой радостью. Он встал и поднял кубок за нас с Артуром.