Тени зимы

— Да что случилось, скажите толком, святой отец! — прервал его Гвин. — Ну, у нее был жар, а потом? Ей лучше?

Отец Гилл жалобно заморгал.

— Она умерла, дитя мое, — сказал, наконец, монах. — Неделю и пять дней назад, в пятницу. Она прислала тебе свое благословение.

Гвин отвернулся, не обращая внимания на мою протянутую руку, и сел на скамью, обхватив голову руками.

— Да, такая вот быстрая лихорадка, — бормотал отец Гилл. — Несколько дней она не спала, а потом, за обедом на Крещение, упала. Мы отнесли ее в постель, а через несколько дней она умерла. Мирно умерла, и письмо написала. Она не хотела задерживаться в этом мире, спешила в другой. Она благословила тебя и пожелала тебе счастья… — монах замолчал, печально глядя на Гвина.

— Где письмо? — сдавленным голосом спросил Гвин.

— Какое? — опешил монах.

Мальчик поднял голову. Глаза лихорадочно блестели, но слез в них не было.

— Письмо. Вы сказали, что она написала мне письмо.

Отец Гилл покраснел.

— Нет-нет, я, наверное, неправильно выразился. То есть она написала письмо, но не вам. Письмо адресовано лорду Гавейну ап Лоту. Ты же писал, что доблестный рыцарь добр к тебе. Вот твоя мама написала письмо, запечатала и отдала мне. Я не знаю, может, там внутри есть еще одно письмо. Надо передать лорду Гавейну, пусть посмотрит…

— А-а, — протянул Гвин. — Лорду Гавейну. Это она, наверное, просит, чтобы он защитил меня. Нет. Я... я не хочу никого сейчас видеть. Моя леди…

— Гвин! — Я потянулась к нему, чтобы обнять, но он отстранился.

— Моя леди, — повторил он, — прошу вас, позаботьтесь об отце Гилле. Пусть будет гостем у нас. Он — хороший человек, не мятежник какой, он известен благочестием в своем монастыре, и всегда был добр ко мне. Святой отец, пожалуйста, давайте потом поговорим… — Он внезапно повернулся и выбежал из Зала.

Отец Гилл посмотрел ему вслед.

— Бедный мальчик, — сказал он, тяжело вздохнув, — бедный сирота. И ведь не пойдешь за ним, не утешишь… он даже маленький не позволял себя утешать.

— Он успокоится и поговорит с вами потом, — сказала я. — Идемте, святой отец, я покажу, где вы сможете отдохнуть. И вас же надо покормить с дороги. Должно быть, утомились после такого путешествия.

— Пожалуй, я действительно устал. Но вот моя бедная лошадь, та точно нуждается в какой-нибудь заботе. Леди, благодарю вас за вашу доброту — извините, не знаю вашего имени…

— Гвинвифар, дочь Огирфана, — представилась я, а когда он вытаращил глаза, улыбнулась. — Это я хочу сказать, что у меня здесь есть право помочь и вам, и вашей лошади. Больше того, распоряжусь, чтобы с ней хорошо обращались.

Он поклонился очень низко.

— Простите меня, благородная королева. Я думал, королевы носят пурпур и золото; хотя сейчас припоминаю, Гвин часто говорил о вас в письмах. Благодарю вашу светлость. Но сначала я должен повидаться с лордом Гавейном ап Лотом. Надо передать ему письмо нашей бедной настоятельницы.

— Мать Гвина была настоятельницей? — удивилась я. — Он никогда не упоминал об этом.

— О, она была прекрасной настоятельницей! Дворянка, мудрая и отважная. Впервые она приехала к нам в Святую Елену четырнадцать лет назад, когда она носила Гвина, родила и осталась у нас, а потом принесла святые обеты. Она уже четыре года как настоятельница, и лучше, чем она, у нас никогда не было. — Он помолчал, вспомнил о поручении и добавил: — Я должен передать письмо от нее лорду Гавейну ап Лоту. Не могли бы вы любезно сказать мне, благороднейшая леди, здесь ли сейчас этот лорд и где мне его искать?

Я сообщила отцу Гиллу, что лорд Гавейн наверняка сейчас тренируется во дворе за конюшнями и взялась проводить его. Все равно надо было отвести его лошадь, которую он оставил привязанной у коновязи перед входом в Зал. Я поручила довольно измученное животное заботам конюхов и уже собралась объяснить отцу Гиллу, где искать благородного лорда, но поняла, что в моих объяснениях нет нужды. Лорд Гавейн по обыкновению метал дротики, отпустив поводья своего сказочного коня, летавшего галопом по тренировочному кругу. Ох, этот конь! Он выделялся среди других лошадей, как лебедь среди стаи гусей. Недаром о нем пелось в сотнях песен. Я помахала рукой Гавейну, чтобы он подошел, когда закончит. Гавейн опустошил свой набор дротиков, развернул коня, мигом оказался рядом с нами и замер возле отца Гилла. Правильно мать Гвина решила написать рыцарю. Он и так немало делал для парнишки, а теперь, если его особо попросит ныне покойная настоятельница, уверена, будет делать еще больше. Только вряд ли подобная забота заменит Гвину мать. Парень совсем молод, горе ему еще в новинку, да и кто может привыкнуть к мысли о смерти, особенно если речь идет о матери. А ведь парень похож на Гавейна: ни тот, ни другой ни за что не примут утешения от других. Так что я просто представила Гавейну отца Гилла, а тот передал рыцарю письмо. Гавейн начал читать послание, отец Гилл смиренно ждал рядом, и никто не ожидал того, что произошло в следующее мгновение. Гавейн поднял коня на дыбы, заставил его развернуться на одних задних копытах и мгновенно умчался.

Мы с отцом Гиллом недоуменно уставились друг на друга. Подобный фортель никак не вязался с обычно вежливым Гавейном. Я только открыла рот, чтобы выразить удивление, а Гавейн, оказавшийся уже довольно далеко, вдруг резко осадил коня, и Цинкалед затанцевал, выгибая шею и дергая удила.

— Моя леди, — крикнул Гавейн, перекрывая нетерпеливое фырканье коня, — где Гвин?

— Лучше оставить его сейчас в покое, — крикнула я в ответ. — Он только что узнал о смерти матери. Вряд ли он захочет говорить сейчас, даже с тобой.

— Ох, Ard Rígh Mor, да знаю я, знаю, но где он? [Сэр Гавейн ругается по-ирландски. Прямое обращение к верховному королю Мору в русском языке выражается ругательством: «Чума побери!» — прим. переводчика.]

— Да в чем дело-то? — потребовала я объяснений, потому что видела: Гавейн взволнован так, как никогда раньше.

Он взмахнул свитком письма.

— Письмо, миледи! Это важно. Ради Бога, скажите, где Гвин?

Честно говоря, я испугалась. Не знала, что и думать. Вдруг в этом письме мать говорила, что так и не простила Гвина? А Гавейн боится, как бы мальчишка от отчаяния не сотворил что-нибудь…

— Ладно. Идем. Он иногда сидит в конюшне.

Гавейн соскочил с лошади, помог мне взобраться в седло и сам сел позади. Одного касания каблуками оказалось достаточно, чтобы Цинкалед вознес нас на холм, оставив внизу других воинов и отца Гилла, глядящих нам вслед.

Мы спешились возле конюшен. Гавейн опять развернул свиток письма и принялся рассматривать его так, словно видел впервые. Белый конь фыркнул и потянулся губами к его волосам, а он рассеянно погладил гладкую шею.

— Все-таки объясни мне, что стряслось? — У меня было время подумать, и я поняла, что ничего особо страшного не произошло.

— Это письмо... миледи, я рад, что вы тут со мной. — Он уже не так волновался, но все равно выглядел совершенно растерянным. — Не знаю, вдруг он меня возненавидит? И я не знаю, насколько все это правда… Так где Гвин?

Я повела коня к его стойлу. Рыцарь шел за мной, так и сжимая в руке письмо. Цинкалед обычно стоял немного отдельно от других лошадей, у самой задней стены конюшни. Заведя коня в стойло, я вышла и прикрыла загородку. Гавейн смотрел на меня с ожиданием.

— Гвин иногда приходит сюда, — вполголоса сказала я. — Пару раз его находили на сеновале, когда он мне был нужен. Гвин! Гвин, ты здесь?

Где-то наверху зашуршало сено.

— Спускайся! Нам надо поговорить, — громко сказал Гавейн.

Еще один длинный шорох, и вот Гвин уже стоит рядом с нами у подножия лестницы. Глаза красные и припухшие. Смотрит с безмолвной обидой. Я немного успокоилась.

— Миледи, благородный лорд, — с трудом выговорил парень, — позвольте мне побыть сейчас одному. Мне, правда, нужно…

Гавейн смотрел на него, как зачарованный.

— Гвин, — торопливо заговорил он, — Гвин, мальчик мой, посмотри. Это письмо… — он сделал шаг вперед, протягивая ему пергамент.