Летнее королевство

Гвин, который как раз нетерпеливо наклонился вперед с сияющими глазами, внезапно словно сдулся. Лицо приняло отстраненное выражение. Он встал.

— Он уже проснулся, мама, — сказал он женщине. — Я бы не стал его будить…

— Да? — в голосе женщины звучало явственное сомнение. — Я же тебе говорила. Наш гость болен. А ты пристаешь к нему с вопросами! — Женщина поставила поднос. — Так, а почему ты еще не на уроке?

Гвину явно нечего было ответить. Пришлось его выручать.

— Он навестил меня, чтобы узнать, как я себя чувствую, — вклинился я в паузу. — Это же он нашел нас на дороге, вот и беспокоится. А я был рад его компании. — Гвин бросил на меня благодарный взгляд.

Кажется, женщина собиралась улыбнуться, но подавила улыбку и вернула лицу строгое выражение.

— Хорошо, что ты беспокоишься об этом бедном человеке, сердце мое. Но сейчас ему нужен покой, а тебе нужны уроки. Ну-ка, катись отсюда! Отец Карнедир, должно быть, заждался.

Вряд ли Гвина обрадовало упоминание ожидающего учителя. Но я сказал:

— Хорошо, что ты зашел ко мне. — Мальчишка просиял. — Если мама не против, приходи еще.

Он посмотрел на мать, та согласно кивнула, и парень довольный выскочил за дверь. Женщина рассмеялась ему вслед и обернулась ко мне.

— Твой сын? — спросил я.

— Да. Хочешь поесть?

— Спасибо. Хочу, конечно. Он у тебя хороший парень.

Она вздохнула, убирая прядь светлых волос с голубых глаз, и я отметил, что жест у нее получился очень изящный.

— Да, мальчик хороший, но дикий совсем. Ты не устал от него?

Я покачал головой, и она подвинула ко мне поднос. Мне досталась миска каши с медом, хлеб, масло и парное молоко. И все это замечательно пахло.

— Он умный, — продолжила женщина разговор. — Учитель им доволен… когда он не сбегает с уроков. Просто у него очень живое воображение. Боюсь, как бы он из-за этого в беду не попал.

— Он сказал, что вы хотите сделать из него священника?

— Хорошо бы. Он достаточно умен, а это благородное занятие, очень нужное в наше время.

Я не ответил. Каша оказалась очень вкусной.

— Тебе эта идея не по нраву? — заметила она. — Ну, понятно, все мужчины так считают. Гвин хочет стать воином. Прошу тебя, не стоит потакать ему в этом желании. Ты же, наверное, многое можешь ему рассказать…

Я удивленно посмотрел на нее. Она спокойно стояла у стены, слегка улыбаясь, в простой одежде, но что-то в ее облике говорило о непростом происхождении. Интересно, откуда она? Судя по акценту, родилась не в Гвинеде.

— Всем мальчишкам нравятся подвиги, — я пожал плечами. — Да и нет ничего плохого в песнях, что поют барды. По крайности, научат парня быть храбрым. Чем плохо?

— Не сказать, чтобы плохо… Но они учат мальчишек любить войну, ценить золото, а силу ставить превыше добродетели и честности. Они много рассказывают о блеске мирской власти и мало о доброте, мире и благородстве души. Вот я и не хочу, чтобы сын слушал все это. А ты рассказывал ему о Камланне.

Я смущенно уставился на кашу.

— Ну… он спрашивал меня.

— А ты был там?

— Да, я слуга господина из Камланна.

Некоторое время она молча рассматривала меня, а затем сказала:

— Твои отношения со своим господином — это твое личное дело. Но я прошу тебя не говорить о рыцарях. Мне и так хватает проблем с Гвином, и вовсе не надо, чтобы он восхищался их доблестью. А то еще сбежит в Братство человека, которого я считаю узурпатором и тираном.

— Артур — великий король, — возмутился я. — Он — человек, защищающий свой народ! Он стремится к порядку и справедливости. И многие его рыцари — хорошие люди.

— Ты находишь? — женщина скептически заломила бровь. — Ну, тогда мы по-разному к ним относимся.

— Мне кажется, леди, вы несправедливы. — Как-то само собой я стал обращаться к ней иначе, чем раньше, но она не обратила на это внимания. Просто медленно покачала головой, глядя мне в глаза.

— Знаешь, у меня есть для этого основания. Отец Гвина… он воин, то есть рыцарь.

— Господи! Неужто он заставил вас нарушить обеты?

— Нет. В то время я еще не приносила клятв. Но честь потеряла. Только Бог знает, насколько это важная потеря. — Она подошла к окну и выглянула. — Я просто прошу тебя не говорить с моим сыном о войнах и воинах, — мягко произнесла она.

Что ж, она была в своем праве. Это же ее сын. Да и шансов стать воином у него было не больше, чем у меня. Так что я молча кивнул и стал доедать кашу, гадая о том, кто же такая мать Гвена.

Я отставил миску. Женщина повернулась от окна, улыбнулась, пытаясь сгладить напряжение, повисшее после ее слов.

— Поел? Вот и хорошо. А теперь давай посмотрим твою голову.

Она внимательно осмотрела рану, наложила какую-то мазь и перевязала. Закончив возиться со мной, она отошла и стала тщательно вытирать руки передником.

— Как Эйвлин? — задал я, наконец, мучивший меня вопрос. — Ну, та женщина, с которой я пришел.

— Она спит. В келье ей тепло и удобно.

— Она… проснется? — спросил я после недолгого молчания.

Вместо ответа она долго разглядывала меня.

— Это для тебя важно?

— Да. Я люблю ее.

Она еше некоторое время смотрела на меня, а потом улыбнулась как-то совсем иначе, чем прежде. И я понял, что если до этого она мне не доверяла, то теперь отношение изменилось. Улыбка на лице помощницы сестры Телери стала открытой и теплой, и, удивительное дело — лицо преобразилось! Я только сейчас понял, что она редкостно красива.

— Ты говоришь правду, — кивнула она скорее каким-то своим мыслям. — Темные времена. Женщинам живется особенно трудно. На их долю приходится много зла. А если даже это не так, то думаешь в первую очередь именно об этом. Твоей подруге… повезло. — Она забрала у меня поднос. — Все. Довольно разговоров. Оставайся в постели и постарайся отдохнуть как следует. Сестра Телери говорит, что при ранах головы это лучшее лечение.

— Конечно. Я с удовольствием полежу. Давно не приходилось. — Я поблагодарил ее, а сам подумал, что без Гвина валяться в постели будет скучно. А если придет Гвин, то как же не говорить о Камланне? — Одна просьба… Вы не могли бы попросить священника, чтобы он меня причастил? Гвин, помнится, хорошо отозвался об отце Гилле.

— Я обязательно поговорю с отцом Карнедиром, когда он закончит с уроками. Сестра Телери зайдет попозже. Она расскажет о состоянии вашей подруги. Вам же это важно, не так ли? Заодно поговорите о том, чтобы она тоже причастилась. Передайте сестре Телери, что я, Элидан, поговорю со священником... Эй, что с тобой? В чем дело?

Элидан! Вот оно что!

Милорд столько лет искал ее, а нашел-то я! Она, конечно, она, без всякого сомнения. Если она принесла обеты после рождения Гвина или незадолго до его рождения, значит, прошло немногим больше восьми лет! И время сходится! Но тогда Гвин — сын лорда Гавейна! Вот как Бран узнал об их секрете. О, Боже!

— Леди, — хриплым от волнения голосом обратился я к ней, — мне приходилось слышать ваше имя раньше.

Слова мои поразили ее. Однако женщина быстро справилась с собой.

— В моем имени нет ничего особенного, так что едва ли ты слышал именно обо мне. Ничем таким я не прославилась, просто одна из сестер аббатства Святой Елены.

— Да, конечно, просто одна из сестер… только отца вашего звали король Кау, а ваш брат был королем Эбраука.

Ее лицо застыло.

— Это вздор! — заявила она решительно. — Ты говоришь о ком-то другом.

— Леди, у вас северный акцент, речь Гвинеда другая. Вы же принесли обеты, так почему вы отрицаете, что вы — Элидан, дочь Кау?

Она поспешно поставила поднос, наверное, чтобы не выронить его.

— Хорошо. Ты прав. — Она выпрямилась, став еще выше ростом, хотя и без того никто бы не назвал ее маленькой. Теперь передо мной стояла женщина явно благородного происхождения. — Да, я — Элидан, дочь короля Кау. Но я отреклась от мира и мирских дел и... у меня есть враги. Надеюсь, ты не выдашь меня.

— До целого мира и мне нет дела. Но своему милорду я обязан буду рассказать.