Майский ястреб

Леди Моргауза сразу все поняла, как только увидела меня. Я умылся, прежде чем идти на занятия, но скрыть следы недавней драки не удалось. А с кем я подрался — тоже невелика загадка. Поэтому мать встретила меня медленной понимающей улыбкой. Она не стала ничего говорить. Просто налила мне немного заморского вина, посадила на свою кровать и только как-то без особого интереса спросила, что случилось. Я рассказал о ссоре с Агравейном.

— Он сказал, что ты ведьма. Он обвинял меня в том, что я хочу сражаться с помощью проклятий и магии в ночи, а не с помощью честной стали...

— А ты в самом деле хочешь этого?

— Ну… Я хотел быть воином. Хотел приносить пользу моему клану, хотел угодить отцу… и Агравейну... Диурану, отряду, всем. Хотел, чтобы меня перестали считать никчемным. Я хотел… — У меня перехватило горло, и внезапно я понял, как напрасны мои усилия. Я отпил вина из кубка, покатал глоток во рту и проглотил. Это было сухое красное вино. Спустя миг оно раскрылось у меня во рту множеством оттенков вкуса. В покоях леди Моргаузы всегда царила полутьма, поэтому никаких рубиновых искр на этот раз не случилось, как в тот день, когда я узнал, что король Пендрагон мертв.

— Я больше не буду стараться быть тем, кем я не являюсь, — сокрушенно произнес я. — Не воин, так не воин.

— Воины бывает разные, ты просто другой, — сказала мама, присаживаясь рядом со мной на ложе. От нее и от всей комнаты таинственно пахло мускусом, по углам затаились неведомые тайны. Леди Моргауза смотрела на меня широко раскрытыми глазами, впитавшими, казалось, сумрак здешних покоев и таившими неведомые сладкие обещания.

Я снова отпил вина. Оно оказалось крепче того эля, к которому я привык. Сейчас это было хорошо.

— Наверное… — согласился я. — На свете есть много вещей, которых они не понимают просто потому, что боятся на них посмотреть внимательно. Я хочу показать им, кто я на самом деле, рассказать, каков я настоящий.

— Действительно, хочешь?

— Это правда, что вы ведьма?

— А если бы и так? — Ее голос был мягким, мягче, чем перья совы в темноте.

— Если бы так оно и было, я… я хотел просить тебя научить меня некоторым… вещам.

Мама улыбнулась, причем так, словно эта улыбка предназначалась только нам двоим.

— Знаешь, мой милый, есть разная власть, — задумчиво сказала мама. — В мире есть разные силы. Их могут использовать те, кто умеет, но любая власть таит в себе те или иные опасности. Некоторые из них настолько велики, что ты, мой ястреб, просто еще не сможешь их понять. Но чем больше силы, которыми ты можешь управлять, тем больше награда. — Внезапно она схватила меня за руку. Ее пальцы были холодны, как лед, а хватка оказалась тверже стали. — Бывают великие награды, но и платить за них приходится немало. Я заплатила определенную цену… — они тихонько рассмеялась. — И придется заплатить еще больше. Но и силы, которыми я владею, огромны. Впереди меня ждет бессмертие. Сейчас никто не сравнится со мной в магии. У меня есть сила, сын мой, очень большая сила! Я говорю с предводителями Дикой Охоты, с лордом Ифферном, с келпи, живущими в морских глубинах, с демонами подземного мира. Я сильнее их. Я королева, Гвальхмаи. Король Лот догадывается о моем королевстве, но только догадывается. И боится его. Я наблюдала за тобой, мой ястреб. В тебе есть сила. А теперь, раз ты пришел сам, и сам просишь меня научить тебя, я выполню твою просьбу.

Мне стало страшно. Но потом я вспомнил презрение, звучавшее в голосе Агравейна, и страх прошел. Леди Моргауза говорит о служении Тьме, ну так и что из этого? Она же говорила, что может управлять Тьмой.

— Научи меня, — тихо попросил я.

— Не торопись! Не забудь то, что я сказала о многих опасностях. Я научу тебя, Гвальхмаи, но пройдет немало времени, прежде чем ты сможешь повелевать силами, к которым стремишься. Но ты научишься. Я очень хочу, чтобы ты научился, сын мой.

Мама достала из ножен, которые я совершенно не заметил вначале, короткий клинок, провела по своему запястью и подержала руку над вином, давая нескольким каплям крови упасть в кубок. Потом протянула кинжал мне. Я понял, что мне надо сделать то же самое.

Леди Моргауза взяла кубок и отпила из него. На ее губах осталась едва заметная красная полоска. Мама передала кубок мне.

Он показался мне неожиданно тяжелым. Тонкая медь, покрытая золотом, холодная и красивая. Я подумал о зимнем солнечном свете за окном, об Агравейне, о пренебрежении, с которым относились ко мне воины. На миг мелькнула мысль о Ллин-Гвалх и бескрайней чистоте серого моря. «Нет, — подумал я. — Сейчас это неважно». — Медленно поднял кубок к губам и одним глотком осушил его. Вино было густым, сладким и темным — темнее, чем самая глубокая полночь.

Глава третья

После того все как-то изменилось. Мама учила меня латинскому языку, Агравейн по-прежнему рвался «помогать» мне в занятиях с оружием. У него в руках оружие представлялось легким и сверкающим, а мне казалось грубым и тяжелым. Я много ездил по острову, отрабатывал свой собственный стиль боя верхом. Агравейн по этому поводу наорал на меня, упирая на то, что я должен его слушать, а не заниматься всякой ерундой. В общем, жизнь, казалось, постепенно вошла в привычную колею. Но на самом деле все стало иначе. Привычные вещи словно окутались легкой тенью и выглядели странными. Я заключил договор и постоянно помнил об этом. Во мне словно посадили семечко, и теперь, просыпаясь по ночам в окружении спящих ребят, я прислушивался к себе, не прорастает ли оно там, в глубине моего тела, готовясь расцвести каким-то фантастическим черным цветком.

Агравейн ничего не замечал. Когда нам случалось подраться, я уже не лез на рожон, а он сдерживался. Я больше не хотел защищать какую-то абстрактную непонятную мне честь. Она принадлежала миру короля Лота, миру брата Агравейна. А в моем мире места для таких вещей не находилось.

А вот Медро заметил изменения почти сразу. Я начал ловить на себе его растерянные взгляды в самый неподходящий момент, например, посреди какого-нибудь разговора или игры. Я ждал, что однажды он задаст прямой вопрос. Интересно, что я отвечу.

К восьмому дню рождения Медро король Лот предложил ему выбрать в королевских конюшнях любого пони. Я пошел с ним, собираясь помочь ему с выбором. Когда король Лот объявил о подарке, Медро очень разволновался, но по дороге к конюшням успокоился. Мы вместе осмотрели пони — все они были мелкой лохматой породы, распространенной на северных островах. Я постарался тщательно обсудить достоинства и недостатки каждого животного. Мордред с серьезным видом выслушивал мои рассуждения, а потом, когда я осматривал ногу одного пони, вдруг спросил:

— Что-то не так, Гавейн?

Я вздрогнул и, стоя на коленях, повернулся к нему.

— Да нет, с ногами у него все в порядке. А вот холки почти совсем нет…

— Я не про пони. Я про тебя… — как-то растерянно произнес братишка.

— Про меня? Да что со мной сделается? С чего ты взял, что со мной что-то не так?

Он стоял лицом ко мне в пыльной конюшне, серые глаза смотрели на меня с тревогой. Солнечный свет играл на его волосах, — единственное яркое пятно в этом месте. Братишка выглядел слабым и невинным.

— Ты стал странным, — с опаской, словно боясь меня обидеть, сказал брат. — Если тебе надо идти, ты иди…

— Ты же знаешь, я люблю ездить верхом, — я улыбнулся. — А теперь у тебя есть свой пони. Хочешь, будем ездить вместе?

— Я не об этом. — Голос Медро звучал слабо и немного дрожал. — Просто все лето ты был здесь, даже когда уезжал с королем и Агравейном, а теперь… теперь… — Мордред закусил губу и отвернулся. — Теперь тебя словно нет. Ты ушел. Я больше не могу с тобой разговаривать даже когда ты со мной.

— Не понимаю я тебя, — сказал я как можно беспечнее, хотя прекрасно понимал, что он пытается сказать.

— Помнишь, ты подрался с Агравейном? — чуть не плача, спросил Медро.

Я равнодушно пожал плечами.