Страница 20 из 28
– Не отвлекайся. Объясни, почему ты назвал Настю милым лисенком, своим другом, а через десять секунд отправил в пешее путешествие по известному адресу?
Я смотрю на нее и понимаю, что она не отстанет без адекватного объяснения. Впрочем, едва ли оно покажется адекватным.
– Дело в том, что я ее понял. Понимаешь, Настя – это всегда добро и забота. И я не сомневаюсь, что она совершенно искренне счастлива с теми, кто ей по-настоящему нравится. Вот только поди еще разбери, кто ей нравится. Она была хорошей для всех – улыбчивой позитивной девочкой. Я вообще никогда не слышал, чтобы она кого-то оскорбила или обидела. Куча друзей, всеобщая любимица, отличная успеваемость и прекрасные жизненные перспективы.
– Ты сейчас описал нормального человека.
– Не нормального! Так не должно быть. Она не должна навещать неприятного ей человека из чувства долга. Не должна изображать то, чего нет. Короче, я хотел показать ей, что у других людей симпатия может быть маской, которая в любой момент обернется жестокостью и еще я хотел увидеть настоящую Настю, спровоцировать ее подлинные эмоции.
– Увидел?
– А то! Выражение лица было, как будто ее приложили пыльным мешком. Пулей вылетела из палаты. Вряд ли ей говорили что-то подобное.
Лиза берет меня за руку и предлагает прогуляться по заснеженной парковой аллее.
– У тебя начались большие проблемы с математикой и естественными науками, я помню. Но, боюсь, твои мозги повреждены куда больше, раз тебе не стыдно за свое поведение.
– Это было честное поведение. Я понял, что я ей неприятен, и меня оскорбило, что она считает нужным это скрывать.
– Хорошо. Мы отвлеклись на то, что ты хотел, но теперь надо разобраться, что случилось между тобой и Шумейко.
– Называй ее Ксенией.
– Лиза называла ее только по фамилии. Она так и не поняла, почему ты ее полюбил.
Я задумываюсь. С какого момента лучше начать…
***
Ксения не появилась в школе после начала учебного года. Но тогда мне было безразлично ее отсутствие, да и сам я недавно выписался и первое время был совершенно отрешен от всех, сидя в одиночестве на последней парте. Я услышал краем уха, что она была в больнице, а почему – мне было все равно.
Это был последний класс. Он должен был стать самым трудным, но учительский состав был в курсе моего состояния, меня не загружали, я коллекционировал тройки и спокойно ожидал аттестата.
В тот замечательный день я подружился с Лизой.
Лиза была некрасивой тихой девочкой и производила ошибочное впечатление слабой и неуверенной в себе. Таким в школе иногда достается, даже в такой благополучной, как наша. Казалось, что она давно привыкла к плоским шуткам о ее плоской, словно доска, фигуре и кривых ногах. Она не огрызалась. Я вообще редко слышал ее исчезающе тихий голос.
Но на самом деле это не давалось ей легко. Удивляюсь, как она не сломалась. Воистину – то, что нас не убивает, делает нас сильней.
Молча обозревая с последней парты помещение нашего класса, я увидел, как после каких-то злых слов вспыхнули ее щеки и заблестели глаза. Лиза поспешно вышла в коридор мимо своего обидчика – хулиганистого парня по имени Артем, – не поднимая взгляд.
Я не очень хорошо помню, что происходило дальше. Не успел хорошенько поразмыслить, как оказался рядом с Артемом. В глазах у меня потемнело, а руки тряслись, как у запойного алкоголика.
КУЛАКОМ В МОРДУ, ЧТОБЫ КОЖУ СО ЛБА СОДРАТЬ, В ХАРЮ, СБОКУ, ЗУБЫ ВЫБИТЬ К ХЕРАМ, СКУЛЫ И ЧЕЛЮСТЬ СЛОМАТЬ, РАЗМАЗАТЬ ПО РОЖЕ КРОВАВЫЕ СОПЛИ, РАЗОРВАТЬ ЛИЦО НА КОЖАНЫЕ ЛОСКУТЫ, ВЫДАВИТЬ ЕГО ВОНЮЧИЕ ГЛАЗА!
Если бы я был достаточно силен, чтобы убить его – то убил бы. К счастью, все закончилось довольно жалко.
Я ударил всего один раз, он успел увернуться и мой кулак скользнул по его плечу, а дальше меня оттащили под руки. Пытался пнуть на прощанье, но не попал.
– Охренел? – спросил Артем, поднимаясь. – Влюбился, что ли? Придурок…
И пошел на свое место. А я, стряхнув чьи-то удерживающие меня руки, пошел на свое. Вообще ни на кого не злился. Инцидент был исчерпан. Внутри меня тоже было тихо.
Влюбился… А что, это идея.
После уроков я подловил Лизу в раздевалке. Немного подумав, она разрешила себя проводить.
– Слышала, что случилось в школе?
– Да… Спасибо, что заступился за меня. Никто за меня еще не заступался.
– Ну… я решил, это правильно будет. Надеюсь, теперь он будет меньше тебя доставать.
Она спокойно кивнула.
– Слушай, Лиза… я хотел тебе сказать… давай встречаться… гулять вместе.
Зачем ходить вокруг да около, решил я.
Лиза удивленно вскинула бровь и остановилась.
– Почему ты решил мне это предложить?
– Ну… ты хорошая.
– Мы друг друга почти не знаем.
– Ладно. Мне просто одиноко. Я думал, тебе тоже.
– Мне одиноко, – подтвердила она. – Но это не значит, что я стану с тобой гулять. Ты всегда был замкнутым, а теперь стал еще и мрачным, утратил интерес к учебе, да и к жизни, пожалуй. Ты думаешь, что ты стал загадочным и интересным, но на самом деле это просто отталкивает. Я думаю, ты поймешь, если я буду с тобой честна. Я благодарна тебе за твой поступок, хотя и считаю его глупым. Но ты мне просто не нравишься. Ты слабый, неуверенный в себе мальчик, не способный и, главное, не желающий взять свою жизнь под контроль. В тебе нет стержня. Мне нравятся сильные мужественные ребята. Вообще-то, всем девочкам такие нравятся.
Я даже не обиделся, потому что все сказанное было удивительно точным. Но все-таки попробовал возразить.
– У меня есть стержень. И я не про то, что в штанах. Я защищал твою поруганную честь. Я твой рыцарь на белом коне, а ты моя принцесса.
Она улыбнулась. У нее была очень спокойная расслабленная улыбка.
– Я не видела самой драки, но похоже, что моя поруганная честь стала лишь благовидным предлогом для выброса беспричинной тестостероновой агрессии. Я прошу у тебя прощения за свою прежнюю оценку. Ты не просто слабый парень. Ты слабый парень, не способный контролировать свои эмоции.
Несмотря на не самые приятные слова, она нравилась мне все больше.
– Знаешь, я завидую тому, кого ты полюбишь.
– Жаль, что не могу сказать тебе того же.
Дальше, до самого ее дома, мы шли в полном молчании.
– Пришли, – наконец сказала она.
– Пока, Лиза. Спасибо за компанию. И за понимание. Ты знаешь, я раньше не предлагал девушке встречаться, и меня раньше не динамили. Странно, но я не чувствую обиды и разочарования. Подумай, может быть, станем дружить?
Я махнул рукой и собрался уходить.
– Погоди. Хоть ты не нравишься мне как парень, но вроде ты хороший человек. Я бываю резкой и прямолинейной, но это потому, что я необщительная. Я не против дружить с тобой и хотела бы, чтобы ты иногда меня провожал. Думаю, так нам будет менее одиноко.
Она протянула мне руку, которую я с удовольствием пожал. У нее было крепкое рукопожатие.
– Я понимаю, что у тебя проблемы с учебой, и ты не знаешь, как жить дальше. А ты знаешь, почему Ксения Шумейко больше не придет в наш класс?
– Я знаю, что она сильно болеет, но не знал, что так надолго.
– Она не болеет. Летом она попала в аварию, и ей оторвало руки. Теперь она на домашнем обучении. Сходи навести ее, я скажу адрес. Увидишь человека, жизнь которого действительно сломана – может быть, твои проблемы перестанут казаться тебе серьезными.
***
Как известно, кризис – это время возможностей, и родители Ксении старались его использовать. Очевидно, что и при советской власти они были не последними людьми в городе, и сейчас сохраняли свое привилегированное положение. Семья Шумейко жила в большой квартире одной из редких Энских новостроек. У дома я повстречал чоповца, охраняющего шлагбаум, на подъезде был домофон – большая редкость для того времени.
Ксюша была единственным ребенком в семье и, как я подозревал, довольно избалованным. Хорошо представив среду, в которой она росла и воспитывалась, я решил, что «довольно избалованным» – это очень слабо сказано.