Вальс на свободу

Он бросил беглый взгляд на соседнее сиденье. Она сидела, полуотвернувшись и уставившись невидящим взглядом в окно. Сжалась, будто ей холодно. Боится? От неё так невыносимо несло другим волком, что альфе хотелось остановиться, содрать с девчонки абсолютно все её вонючие тряпки и с ног до головы облить из канистры с водой, смывая посторонний запах. Возможно, так и сделал бы, будь они одни. Мешал всё тот же Дмитрий, который сидел сзади и пытался казаться невидимкой и неслышно дышать. Борис категорически не хотел обнажать свою пару при нём. Когда они вернутся, он сразу отправит его на строительство Лесного пансионата, с глаз долой, от греха подальше.

Злость альфы на волка лишь немного поутихла после наказания парня за гаражом. Нет! Ну, разве мог он из докладов паршивца представить в каких ужасных условиях проходит реабилитацию его пара?

Дмитрий рассказывал, что его все считают потерявшейся собакой и приютили у себя в квартире. Прохвост жертвенно заявлял, что он теперь спит в звериной ипостаси на пыльном коврике в прихожей! Каким образом возможно было догадаться что, вся родительская квартира его пары меньше, чем холл в особняке? Из-за тесноты этот мерзавец почти два месяца оглаживался возле Наташи!

Дмитрий как почувствовал, что над ним сгущаются тучи.

— Воды бы… — хрипло попросил, виновато не поднимая глаз.

Наташа, погружённая в свои мысли, не отреагировала на жалобную просьбу и это странным образом успокоило Бориса.

— Потерпишь! — бросил он коротко и снова впился взглядом в жену. Заступится?

Она всё также смотрела в окно, не обращая никакого внимания на разговоры мужчин. Борис выдохнул спокойнее. Теперь он, наконец, смог посмотреть на пару глазами, не ослеплёнными мучительной ревностью. Какая-то замученная, расстроенная…

Неожиданно в груди мужчины снова поднялась волна злости и презрения по отношению к отцу Наташи, который не смог обеспечить своим женщинам нормальные условия проживания, и досада на её мать, которая выбрала такого никчемного супруга. Ему как-то даже не пришло в голову, ни то, что с другим мужчиной была бы уже не Наташа, ни то, что девушка была вполне весела и счастлива в обычной маленькой двухкомнатной квартире, до его, Бориса, появления.

«Бедная моя девочка. Ничего… Теперь у тебя всё будет хорошо. Ты должна быть мне благодарна. Будешь жить в нормальном доме», — мысленно разговаривал с безучастной Наташей Борис.

Он презрительно покосился на Наташину одежду: «И одеваться будешь не в такие тряпки, и драгоценности у тебя будут, и обувь нормальная. Всё самое лучшее тебе буду покупать. Я даже прощу тебе потерю нашего первого ребёнка. У нас ещё будут волчата. Главное, ты теперь здорова и со мной навсегда».

Глава 10

Когда Борис проехал будку охраны на въезде в посёлок, солнце уже склонилось к закату. Оно висело над лесом большим и натужно-красным кругом, но уже не пекло, а дарило ровное тепло и спокойный свет.

Наташа сама вышла из машины, едва она остановилась возле гаража во дворе и, впервые за всю дорогу, случайно посмотрела на Дмитрия. Она поразилась тому, что за каких-то три или четыре часа следы избиения почти совсем исчезли с его внешности. «Неужели, это был грим и, пока мы были в дороге, он просто убрал его? Но зачем?» — недоумевала девушка.

Вся прислуга особняка, как в каких-то исторических фильмах или романах, ждала их, хозяев, кое-как выстроившись в холле. Если они и удивились непрезентабельному внешнему виду Наташи, то, всё равно, никак это не показали и ничего не сказали.

Таша продолжала гадать о странном преображении охранника пока не вошла в дом. Здесь её мысли переключились на людей в холле. Помещение выглядело как прежде, а вот вся прислуга, что стояла по обе стороны от двери, была ей совершенно не знакома.

— Наташа, это — наша старшая экономка, Галина Васильевна, — услышала она спокойный властный голос Бориса.

Невысокая чернявая женщина, явно очень живая и подвижная, с умным острым взглядом карих, почти чёрных, глаз сделала шаг вперёд и слегка наклонила голову.

Странное, для Таши, представление, во время которого новоиспеченный муж назвал ей каждого, кто стоял в холле и его зону ответственности, быстро закончилось. После него Борис повёл, а скорее, потащил её в свою спальню, на ходу приказав кому-то подать ужин туда, но оставить его на подносе за дверью.

Наташа шла за мужем механически. Она всё ещё переживала тот момент, когда Борис, только что, перед всеми этими людьми в холле, назвал её своей женой и хозяйкой этого дома и объявил, что за всеми хозяйственными распоряжениями и со всеми проблемами, касающимися управления домашним хозяйством, им с завтрашнего дня следует обращаться исключительно к Наталье Викторовне, то есть, к ней.

«Зачем оно мне надо?», — раздражённо и недоумённо пыхтела Таша, напуганная перспективой необходимости управления огромным домом.

В спальне она не сразу заметила, что Борис быстро и уверенно раздевает её.

Странно, как это она успела отвыкнуть от него всего за пару месяцев? Её руки заскользили по своему же телу в напрасных попытках помешать мужу. Четыре ладони, его большие и её крошечные, хаотично метались по округлым бёдрам, тонкой талии, высокой груди, сминая ткань, мешая и сталкиваясь друг с другом. Борис, незаметно для Наташи, выпустил когти и это противостояние рук привело лишь к тому, что её несчастливое одеяние осело ядовито-зелёными лоскутами на мягкий бежевый ковёр, кое-где чуть разбавленными белыми в голубой горох обрывками бывших трусиков.

У обнажённой Наташи неожиданно откуда-то появилось смущение. Она пыталась прикрыться руками. Хотя, чего, казалось бы, стесняться? Они с Борисом уже давным-давно всё друг у друга видели и даже изучили все самые чувствительные местечки.

Альфа подхватил пару на руки и унёс в ванную. Впервые, после того, как он на Новый год забрал Наташу к себе, у них случился перерыв в регулярном сексе, да ещё на целых два месяца! У него буквально сносило крышу от её аромата, а запах Дмитрия на паре удесятерял желание немедленно сделать самку своей, доказать, и себе, и ей, и всем окружающим, что Наташа его и только его!

Он накинулся на неё ещё в душе. Сначала тёр её, взбивая пену, как ненормальный, смывая чужой запах. А потом, руки и губы мужчины были, казалось, сразу и везде. Таша пыталась увернуться, но этим всего лишь подставляла для ласк другой участок тела. Она пробовала оттолкнуть мужа, но Борис даже не почувствовал её усилий. Он снова и снова намыливал её тело и тут же омывал, его властные руки без остановки мяли и гладили кожу, губы всасывали её, а длинный, немного шершавый язык неустанно работал, вылизывая и щекоча всё, к чему прикасался.

Наташа паниковала от чувства неизбежности его прикосновений, но невольно поддавалась им. Глаза Бориса временами казались Наташе дикими и странными: жёлтыми и светящимися. А сам он, словно, сошёл с ума. Она уже давно крупно дрожала от возбуждения, на её теле не осталось ни одного, даже крошеного, не облизанного, не обласканного участка кожи, не только снаружи, но и везде, куда можно достать — изнутри. От безумных и жарких ласк мужа Таша успела дважды испытать оргазм ещё в душе, а после, ещё несколько раз, уже в постели.

Когда альфа властно подгрёб под себя тело пары, совершенно обессиленное множественными оргазмами, и, наконец-то, уснул, крепко прижимая жену к своему боку и обнимая её руками и ногами, Таша лежала и не смела даже мизинцем пошевелить, опасаясь продолжения этого бесконечного безумно-жадного секса.

Даже, когда Борис уже спал, её заласканное тело всё еще подрагивало в спазмах пережитых разрядок. Притихшая Наташа больше всего боялась, что, свихнувшийся на сексе, муж почувствует их и проснётся. И всё повторится! Нет! Она не переживёт этого, просто умрёт, заласканная насмерть.

Уснула Таша, уже, когда в ночном небе растаяла полная луна, а за окном начало сереть. Нетронутый ужин так и остался стоять на подносе, под дверью их спальни.