Страница 143 из 147
Глава 69
Деревянный частокол взяли сходу. Пашковцы ложными наскоками с севера и юга раздергали защиту богдойцев, а потом восемь пушек за пять залпов буквально разнесли восточные ворота. Маньчжуры пытались соорудить позади баррикаду, но темноводцы ворвались в городок не только напрямую, но и через стены. Обороняющиеся, не выдержали перекрестного обстрела и начали отходить назад. К тому же, мерзкие лоча начали захватывать стены на севере, которые защищали практически одни крестьяне — те побежали после первого же натиска.
Именно простолюдины первыми рванули к западным воротам. Опытный воин еще подумал бы: а почему это со всех сторон атакуют, а именно с этой нет? Но простые дючерские мужики особо не задавались такими вопросами. Видели возможность — и бежали. Сами распахнули ворота, сами рванули на просторы речной долины, надеясь добраться до Сунгари.
А дальше началась цепная реакция: трудно держать строй, когда впереди сильный враг, а позади бегут свои же. В каждую голову поселилась мысль: все убегут, а я что же, останусь умирать? За них⁈
В цитадели укрылись не больше двухсот воинов. Спешенные конники, личная стража амбаня, да несколько стрелков с огнестрелом. И без единой пушки. Но цитадель нависала над городком достаточно грозно. Эту каменно-глиняную смесь не поджечь, лезть наверх по лестницам тоже нелегко.
Может, взять их измором?
Ну, уж нет! В глазах и русских, и дауров уже мерцала жажда добычи. Вот она, совсем близко!
— Надобно рушить, — безапелляционно заявил Пашков, и Санька с ним поневоле согласился. Жалко жечь дефицитный порох, но, если протормозить — то разбредется их великое воинство по пригороду, в надежде хоть чем-то поживиться. Так не только бой затянется, так и проиграть можно, если противник решится на дерзкую вылазку.
Пищальники надежно прикрывали стены, не давая маньчжурам даже носу высунуть, в то время как пушки Темноводного концентрированно разрушали ворота цитадели. Эти оказались заметно покрепче и до конца упорно не ломались. Но казаки настолько обнаглели, что лезли к самым воротам, подцепляли бревна крюками, рубили топорами…
К вечеру тысячное воинство ворвалось внутрь цитадели. Надо отдать должное: последние защитники ее дрались отчаянно. За каждый дом, за каждый коридор. Но что они могли противопоставить врагам, которых приходилось по пять-шесть человек на каждого маньчжура. Да и не так уж много домов и коридоров в маленькой цитадели Нингуты.
Канцелярия амбаня сдалась последней. На этот раз даже Пашков присоединился к решающей атаке. Вместе с Дурным они ворвались в большое полутемное помещение. Старый седой амбань-чжангинь Шархуда из рода Гуарча сидел в резном кресле для приемов. Сидел странно, скособочившись, а из груди его торчала вычурная рукоятка ножа.
— От и покончено, — Пашков довольно вытер о рукав саблю (которую даже не успел испачкать кровью). — Признаться, таких ты страхов наболтал мне, Сашко, что ждал я более тяжкой свары. А вышло так просто!
«Конечно, просто! — злобно промолчал Дурной. — Просто вышло только потому, что не поперлись в лоб. Потому что долго готовились и выдержали тяжелый переход. Потому что до последнего дня Шархуда о нас не знал… Тебе-то, конечно, просто вышло».
И еще не сказал атаман: что самое сложное еще впереди. Когда империя Цин ответит.
Но он промолчал. Отчасти потому, что радость от победы перекрывала все остальные чувства. Ничего подобного Россия не могла сделать в реальной истории. Даже близко. И еще два с половиной века не сможет — до самого «Боксерского» восстания.
К тому же, победу удалось добыть малой кровью. Русские и дауры потеряли меньше сотни человек. Серьезно раненых было и того меньше. Взамен же: уничтожили последнюю силу маньчжуров на севере и добычу великую получили!
Последнюю собирали два дня. Нингута, хоть, и маленький городок, а имела и казну, и арсенал. Более того, казакам досталась даже пушная казна, то ли не отправленная еще в Пекин… то ли, это были личные сбережения Шархуды. Воевода особенно обрадовался захваченным запасам шелка. Санька разговоры о дележе пока не заводил, понимал, что это приведет к большой ругани. Так что лучше начинать конфликт не посреди Маньчжурии. Но разговор будет…
Пашкова он застал за сочинением отписки о великой победе. Афанасий Филиппович подолгу зависал над каждой мыслью, стараясь напирать особенно на то, что Царю-Батюшке досталась большая, людная и богатая страна.
— О, Сашко! — радость на его лице выглядела такой чуждой. — Подскажи, як землицу сию описать? Ежели мы на Нингуте острожек обустроим, сколь далеко на север и на юг власть простираться…
— Какой острожек? Какая власть? — Дурной выпучил глаза от изумления. — Нам бы до дому добраться, воевода. Да опосля от ратей богдыхановых отбиться! «Острожек обустроим»… Ты представляешь, где мы? До Амура почти 600 верст! Да отсюда до Мукдена ближе, а это уже старая столица богдыхана. Нингута — тупик. Слева горы, справа горы. Больших путей нет. Если уж ставить острожек — то на Шунгале. Но и там рано. Давай пока думать, как выбираться отсюда.
А думать было о чем. Ибо добычи набрали так много, что не уволочь. Дощаники, что остались на Мулинхэ только от войска проседали и едва бортами воду не черпали. А тут: оружие, боеприпасы, сундуки с деньгами, запасы мехов, тканей, одежды. А скот! А еще ведь и каждый воин себе полный мешок всякого понапихал. Хорошо, если один.
В итоге порешили: возвращаться через Шунгал. В Нингуте казаки успели захватить два парусных буса, наподобие тех, с которыми воевал Шархуда, да десятка два разнокалиберных лодок. На них можно загрузить немалую часть дувана. Кроме того в городке реквизировали все арбы и телеги, запрягли в них сотни трофейных лошадей — и разместили остальное.
— Спустимся вниз по Муданцзяни, и там, на Шунгале, стоит большая верфь, — пояснил Санька. — Думаю, остатки флота Шархуды у нее и стоят. Конечно, о нас раньше узнают — людишек ведь немало убежало. Но вдруг повезет? Если нет — пойдем пешком до Амура. Все-таки путь покороче.
«Заодно Пашков увидит, какую огромную страну решил одним росчерком пера примучить» — усмехнулся беглец из будущего.