Разрушительная игра

Из меня, правда, дерьмовый утешитель. Именно поэтому я стал телохранителем, а не медсестрой.

– Ты прав. Конечно. – Бриджит глубоко вздохнула. – Прости. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я так себя не веду. – Она покрутила на пальце кольцо. – Хватит обо мне. Расскажи о себе что-нибудь, чего я не знаю.

Перевод? Отвлеки меня от того, что мой дедушка, возможно, умирает.

– Например?

– Ну… – Она задумалась. – Твоя любимая пицца.

Она не задавала этого вопроса во время моего импровизированного интервью за ужином в честь ее выпускного.

– Я не ем пиццу. – Я ухмыльнулся, увидев шок на ее лице. – Шучу. Не будь такой доверчивой, принцесса.

– За два года я ни разу не видела, чтобы ты съел хоть кусочек. Все возможно, – возразила она, защищаясь.

Моя улыбка стала чуть шире.

– Не самая любимая еда, но предпочитаю пеперони. Я за простоту.

– Оно и видно.

Бриджит скользнула взглядом по моей простой черной футболке, брюкам и ботинкам. Некоторые клиенты требовали парадный вид – костюм, галстук, наушник, полный комплект, – но Бриджит не хотела, чтобы я выделялся, отсюда и повседневный стиль.

В ее внимании не было сексуального подтекста, но я все равно почувствовал напряжение в паху, когда ее взгляд скользнул с моих плеч на живот и бедра. Количество спонтанных эрекций, возникающих рядом с ней, начинало меня смущать, учитывая, что я взрослый мужчина, а не переполненный гормонами школьник.

Но таких потрясающих девушек, как Бриджит, встречаешь всего раз в жизни, к тому же она была яркой личностью. И хорошей – ну, когда не сводила меня с ума своей твердолобостью.

Когда я взялся работать на Бриджит, то ожидал встретить избалованную и заносчивую принцессу, но она оказалась умной, доброй и практичной, а за спокойным фасадом сиял такой огонь, что мне хотелось снять с нее все маски, пока она не откроется мне и мне одному.

Взгляд Бриджит задержался у меня ниже пояса. Член набух еще сильнее, и я вцепился в подлокотники побелевшими пальцами. Какой бред. Она переживает из-за умирающего дедушки, а я мечтаю оттрахать ее во всех позах посреди чертового самолета.

У меня серьезные проблемы. И синие яйца – наименьшая из них.

– Хватит так на меня смотреть, принцесса, – убийственно мягко произнес я. – Если только ты не планируешь что-нибудь сделать.

Пожалуй, я произнес самую неуместную и непрофессиональную фразу за все время нашего с ней сотрудничества, но я балансировал на грани безумия.

Несмотря на вчерашние намеки, я не прикасался к женщинам с тех пор, как устроился на эту работу. Не сказать, чтобы я не хотел. Я ходил в бары, флиртовал и получал массу предложений, но совершенно ничего не чувствовал. Ни искры, ни похоти, ни желания. Я бы уже начал беспокоиться о своем мальчике, если бы не реакции на Бриджит.

Теперь единственной женщиной, из-за которой твердел мой член, была моя клиентка.

Я самый невезучий человек на свете.

Бриджит вскинула голову, широко раскрыв глаза.

– Я не… я не…

– Задавай следующий вопрос.

– Что?

– Ты вроде хотела больше обо мне узнать. Задавай следующий вопрос, – процедил я сквозь зубы. Что угодно, только бы отвлечься от нестерпимого желания задрать твою юбку и выяснить, насколько сильно ты из-за меня промокла.

Тут сомнений не возникало. Несмотря на нынешний период долгого воздержания, я обладал достаточным опытом в общении с противоположным полом и видел признаки женского возбуждения за километр.

Расширенные зрачки, раскрасневшиеся щеки, прерывистое дыхание.

Да, да и, черт возьми, да.

– Ой… гм… – Бриджит откашлялась. Я еще никогда не видел ее такой смущенной. – Расскажи мне… Расскажи о своей семье.

Мое либидо словно окатили ведром холодной воды.

Я напрягся, и страсть улетучилась, пока я раздумывал над ответом.

Разумеется, она спросила именно о том, что я обсуждать ненавижу.

– Рассказывать особо нечего, – наконец заговорил я. – Братьев или сестер нет. Мать умерла, когда я был ребенком. Отца никогда не знал. Бабушки и дедушки тоже умерли.

Возможно, последнюю часть стоило опустить, учитывая состояние ее деда, но Бриджит не смутилась. В ее глазах блеснуло сочувствие.

– Что случилось?

С кем именно, уточнять не требовалось. Дражайшая матушка.

– Передозировка, – коротко ответил я. – Кокаин. Мне было одиннадцать, и я нашел ее, когда вернулся из школы. Сидела перед телевизором, шло ее любимое ток-шоу. На журнальном столике осталась недоеденная тарелка макарон. Я думал, она уснула – иногда она так делала, когда смотрела телевизор, – но когда подошел ближе… – Я тяжело сглотнул. – Ее глаза были широко раскрыты. И ничего не видели. Я понял: она ушла.

Бриджит затаила дыхание. Моя история всегда вызывала сочувствие у слушателей, и поэтому я ненавидел ее рассказывать. Я не хотел ничьего сочувствия.

– Знаешь, что забавно? Я взял тарелку с макаронами и вымыл, будто мать проснется и накричит на меня, если я этого не сделаю. Потом помыл остальную посуду в раковине. Выключил телевизор. Вытер журнальный столик. И только после набрал 911. – Я мрачно усмехнулся, а Бриджит посмотрела на меня с невыносимой лаской. – Она уже умерла, но мне казалось, она не будет мертва по-настоящему, пока не приедет «Скорая» и не объявит официально. Детская логика.

Это была самая длинная фраза, сказанная мной о матери более чем за двадцать лет.

– Мне очень жаль, – тихо проговорила Бриджит. – Потеря родителя никогда не дается легко.

Она знала об этом лучше всех. Бриджит потеряла обоих родителей, и одного из них никогда не видела. Точно так же, как я – правда, была вероятность, что мой отец еще жив, а вот ее мать умерла при родах.

– Не жалей меня, принцесса. – Я крутил в пальцах стакан, желая, чтобы в нем было что-нибудь покрепче воды. Я не пил алкоголь, но иногда хотелось. – Моя мать была сукой.

Глаза Бриджит изумленно расширились. Мало кто рассказывает о смерти матери, а потом без колебаний называет эту мать сукой.

Но если кто и заслуживает подобного титула, так это Дейдре Ларсен.

– Тем не менее она была моей матерью, – продолжил я. – Единственным оставшимся родственником. Я понятия не имел, кто мой отец – в любом случае он явно не желал иметь со мной ничего общего. Поэтому да, мне было грустно из-за ее смерти, но я не отчаивался.

Черт, да я испытал облегчение. Звучит безумно и ненормально, но жизнь с моей матерью была кошмаром. Я несколько раз подумывал о побеге, но меня каждый раз удерживало ошибочное чувство преданности.

Хоть Дейдре и превратилась в жестокую алкоголичку и наркоманку, у нас с ней не было никого в мире, кроме друг друга. Наверное, это кое-что значило.

Бриджит наклонилась вперед и сжала мою руку. Я напрягся, словно меня неожиданно ударило током, но сохранил стоическое выражение лица.

– Твой отец даже не представляет, как много теряет.

В ее голосе прозвучала искренность, и у меня сжалось сердце.

Я смотрел вниз, на контраст ее мягкой, теплой ладони с моей грубой, мозолистой рукой.

Чистота и кровавые следы. Невинность и тьма.

Два мира, которым никогда не следовало соприкасаться.

Я выдернул руку и резко встал.

– Мне нужно пойти… заняться документами.

Ложь. Я подготовил все документы для срочной поездки в Эльдорру еще вчера вечером, и мне не хотелось оставлять Бриджит одну, но я должен был уйти от нее и перегруппироваться.

– Хорошо.

Похоже, ее поразила внезапная смена настроения, но больше ничего сказать она не успела – я отошел и опустился на сиденье за ее спиной, чтобы не смотреть ей в лицо.

В голове беспорядочно роились мысли, член снова затвердел, а от моего профессионализма не осталось и следа.

Я провел рукой по лицу, молча проклиная себя, Кристиана, предыдущего телохранителя Бриджит – за то, что завел гребаного ребенка и оставил пост – и всех, кто спровоцировал бредовую ситуацию, в которой я оказался. А именно – возжелал того, кого хотеть не должен и никогда не смогу получить.