Октопус

– Раз ты тут, то и я тут, – упёрся Хонер. – Ещё хэ зэ, где из этой стрёмной душегубки выход.

Рина снова надела шлем, но драгоценный пони-баллон не подключила: транспортную смесь надо поберечь. В былые времена занималась фридайвингом, могла и на десять минут задерживать дыхание, а теперь сил хватало только на шесть-семь.

Без фонаря коридор придётся искать ощупью.

Чёрточки с палец, которые светились на стенах, на поверку оказались губками, мягкими и пористыми. Конечно, сияют не они сами, а бактерии, живущие в их клетках. Но почему подселенцев так много? Значит, пищи здесь, планктона, – полно. А это странно для глубоководной пещеры. Возможно, их питают остатки добычи других существ, которые охотятся снаружи?

Рина оторвала от свода губку покрупнее и принялась при её свете обследовать стены, пол. Но нигде и намёка на проход не было. Наконец пальцы провалились в щель сантиметров двадцать на десять, она уходила узким прямоугольным тоннелем. Пролезла рука по плечо, снаружи чувствовалось движение воды.

Вернувшись, Рина рассказала о находке Хонеру. Тот поднял бровки:

– Ништяк, а как мы вошли? Оба словили азоточку и протиснулись в эту задницу, как угри? Не заливай.

– Других отверстий ни в стенах, ни в полу нет. Сам нырни.

– Да чё, нырну.

Он тоже вернулся ни с чем.

Рина решила снова обследовать щель. Рядом с ней словно бугорок? Всё ведь здесь ощупала – не было его! Протянула руку, однако бугорок вдруг стал осьминогом величиной с кошку, юркнул в отверстие.

– Осьминог! – отдышавшись, сообщила Хонеру. – И знаешь, когда на меня напали, кругом были чернила. Конечно, их мог и гигантский кальмар выпустить: очень уж много.

– Походу, я тоже в чернилах заблудился. Перед тем как стукнуло. А прикинь, если твои осьминоги кучей собрались и ка-ак напрудили? Типа флешмоб у них?

– Глупости, это одиночные животные, в стаи не сбиваются. – Она задумалась. – Хотя… У берегов Восточной Австралии биологи обнаружили песчаные домики, составленные кругом. И там жили осьминоги вида октопус тетрикус, представляешь? И от акул вместе защищались, и крабов добывали. Возможно, здесь такая же колония, и нас атаковали, приняв за хищников. Но как бы они сняли снаряжение, испортили твои баллоны? Затащили куда-то двух громадин, да ещё и вход завалили? Если я подобное заявлю Шулеру, он точно решит: подхватила азоточку.

– Зачем ты вообще связалась с мутным типом? У тебя имя, десятки статей по гидробиологии. И в институте Скриппса тебя ценят, и в Национальном Управлении. Чего было браться за это… За это…

– Хочешь сказать: за сомнительное мероприятие со смешным бюджетом?

– Да. За это дерьмо.

Рина вздохнула: на самом деле она преследовала свой давний интерес. Ещё три года назад при погружении в другом заливе побережья Аляски – Принс-Уильям – она обнаружила кое-что удивительное.

Широкий каньон с гигантскими каменными столбами был полон остатков животных, многие из которых даже не описаны в справочниках. Там обнаружились десятки пёстрых раковин улиток-конусов неизвестного ранее вида, полосатая клешня краба, тоже неизученного.

Судя по толстому слою ила и останков, каньон когда-то кипел жизнью, причём совершенно уникальной. Но в восьмидесятых годах прошлого века в заливе Принс-Уильям сел на мель танкер «Эксон Валдис», направлявшийся в Калифорнию. Из него вылилось одиннадцать миллионов галлонов сырой нефти. Нефтяная эмульсия осела, погубив донных обитателей, экосистема до сих пор не восстановилась.

Когда к Рине попали результаты предпроектного мониторинга «Санрайз Петролеум», сердце её радостно забилось: обнаружен такой же каньон, живой! Покрытый лесом широколистной арктической ламинарии, с каменными столбами и системой пещер.

Могла ли она упустить эту возможность? Вдруг здесь живут десятки неизвестных науке видов?

Чтобы провести исследование по всем правилам, надо выбивать грант, доказывать министерским крысам и спонсорам, насколько это необходимо. Потратить невероятное количество усилий и десяток лет. А в результате сама не сможешь погрузиться, не увидишь чудесный каньон.

Ведь Рине уже сорок пять. Волосы она выбеливает, маскируя седину, стрижёт под бобрик. Что будет в следующем году? Не скрутит ли её окончательно артроз, навсегда захлопнув ворота в Бездну?

«Теперь-то уж точно не скрутит, – саркастично усмехнулась Рина. – В Бездне как раз и останусь, вечно молодой».

Ныряли по очереди, снова и снова обследуя стены. Хонер увидел сразу трёх осьминогов, те вполне слаженно действовали: пока один плавал перед носом человека, отвлекая внимание, двое других отступили в щель. После мерзавец выпустил чернила и скрылся.

Мучила жажда: фляжки с пресной водой тоже исчезли. Катетер, встроенный в костюм, позволял писать, ничего не снимая, и теперь это оказалось минусом: у них не было для питья даже мочи. В ушах всё сильнее отдавалось «бом-бом-бом». Значит, в воздухе стало слишком много углекислого газа.

– Прекрати, не ныряй больше, экономь дыхание, – распорядилась Рина.

– И зачем бы мне его экономить? Чтобы дольше помучиться? – Писклявый голос звенел комариком – гидролог всё больше предавался отчаянию.

Он был из семьи французских эмигрантов, которые в конце девяностых приехали работать в Сиэтл. У Рины та же история: ей исполнилось семь, когда родители перебрались из Москвы по приглашению фирмы.

И «лягушатника», и «борщеедку» в колледже дразнили за акцент – потому, наверное, сдружились. После вместе увлеклись дайвингом. Но если Рину интересовал потрясающий мир, что ползал, прыгал, летал над рифами и под водной толщей, то Хонера влекла сама глубина. Безбрежная синяя свобода, ни стен, ни дна, лети в её объятия, будь ею!

Теперь же вместо свободы – тесная пещерка. Обидно умирать так. А дома у Хонера пьёт препараты от невроза молодая жена, третья по счёту, скучает любимый кокер-спаниель с ушами до земли, пылится в гараже новенький байк…

– Заткнись, – прервала Рина поток причитаний. – Меня тоже ждёт мать, старенькая, кредиты одна не выплатит. Смотри, бугров как будто больше? Они подбираются к нам?

Глава 3

У стен в воде раскрылись кляксы чернил, сразу с десяток, потом ещё круг, ближе. В коричневой мути исчезли собственные ноги, их захлестнула верёвка, стянула, не давая толкнуться ластами.

– Шлем! – крикнула Рина Хонеру, надевая свой.

Едва успела застегнуть – верёвка затащила под воду, локти тоже обмотало, уже и грудь с талией сдавили путы. Пони-баллон подключить не успела, под черепом оглушительно било «бом-бом-бом». Тёмная жижа кругом кипела, кто-то шнырял рядом, тыкался в ноги…

Внезапно верёвки исчезли, с десяток кулаков толкнули в спину, и Рина всплыла.

Воздух! Непослушными пальцами отстегнув шлем, она принялась дышать. Воздух был восхитительный, свежий, как ветер с гор весной. Как утреннее дуновение с запахом сосен и земляники, когда вылезаешь из душной палатки. Как в жаркий день – двухлитровая бутылка минералки, запотевшая, отвинчиваешь крышечку, а та «пых» – и дымок…

Кто-то тряс её, ухватив за грудки. Да Хонер же!

Рина лежала на плоском камне. Лежала! На каменной плите! И дышала. В рот сунули горлышко фляги, пресная вода смочила губы – сладкая, вкуснее фирменной «Маргариты» из элитного бара.

Сделала несколько жадных глотков – и отстранилась: надо экономить.

У края плиты тихонько плескала волна, а накрывал всё пространство матовый купол диаметром метра четыре. От вершины купола по стенам струились переливающиеся фиолетовым прожилки, ветвились, как на листе клёна. Крышу венчали четыре зеленоватых ромба. Снаружи проступали продолговатые звёздочки – скорее всего, те же светящиеся губки.

Хонер сказал, что сам только очнулся здесь, рядом лежали две их фляги. Осьминоги перетащили добычу в новую клетку? Почему не съели? Что это за место?

Плита выступала из каменной стены, дотянуться до которой мешал перламутровый купол. Рина встала, принялась ощупывать его: мягкий, склизкий. Вдоль всей поверхности тянулись прозрачные балки, сходились над головой. От одной легко удалось оторвать кусок; по куполу тут же прошла дрожь, он стал ниже и шире. Мощная волна захлестнула плиту.