Грани обмана

Я рванула ворот чопорного платья для прислуги. Пуговички посыпались мелким бисером, разбегаясь по коридору. Стащила через голову за секунды, не обращая внимания на вздохи и ахи, подскочила к жертве возгорания, повалила ее на пол и плотно накрыла юбкой, втихаря проговаривая недавно разученное заклинание, которое все не на чем было проверить.

Вакуум.

Тут главное не переборщить. Не хотелось бы оставить весь коридор без воздуха!

Космос здесь еще не освоили, так что называлось заклинание на самом деле «прореженный воздух». Рекомендовалось к употреблению в быту для лучшей консервации продуктов. Там, правда, нужно было всего-то пузырек лишний из-под крышки убрать, а здесь у нас целое тело, накрытое тканью.

Больше всего я боялась, что не хватит сил.

Еще ни разу за все время тренировок я не добиралась до предела возможностей.

Истраченный резерв описывался в учебниках четко и ясно. Слабость, острый приступ голода, головокружение — анемия, одним словом. Лечилось сном и едой. Но чтобы дойти до подобного состояния, нужно было сначала выложиться целиком и полностью, до самого теоретического донышка.

Ежедневно я отрабатывала заклинания снова и снова, с утра до вечера, но ни разу не испытывала ни головокружений, ни резких приступов бессилия. Поневоле закрадывалась мысль, что резерв у меня на редкость обширный.

Вот сейчас самое время его проверить!

До нас наконец добежали преподавательницы. Первой подоспела заведующая, местрис Осборн, и не обращая внимания на лужи, опустилась на колени рядом с несчастной.

— Ох, Лавиния, как же так! — вздохнула она с непритворным сочувствием и сожалением. — Ты же так хорошо держалась, девочка моя!

— Простите, местрис… — прошептала бедняжка потрескавшимися губами.

Она вся дрожала, то ли от болевого шока, то ли от общего потрясения, широко распахнутые глаза слепо уставились в потолок. Из них ручейками, не прекращаясь, текли слезы. Мне и самой хотелось заплакать от сочувствия. Представляю, какие боли сейчас испытывает несчастная!

Только вот я не представляла, что самое страшное для нее еще впереди.

Местрис Осборн погладила воспитанницу по встрепанной макушке.

— Потерпи, милая. Скоро придет святой отец и избавит тебя от бремени, — заведующая осенила себя треугольным знамением.

Этот жест я частенько видела за обедом — перед едой некоторые служанки благословляли то ли себя, то ли пищу. Сейчас же мне от него стало не по себе. Я не понимала, зачем здесь сейчас нужен священник. Ей бы врача! Не все так худо, чтобы отправлять бедняжку в последний путь.

При мне еще ни разу не запечатывали магичек.

Впрочем, все когда-то происходит впервые…

Глава 6

Лавиния лежала, постанывая, не предпринимая ни малейших попыток подняться. Я сидела на коленях рядом, удерживая на ней платье. Один раз попыталась его убрать — и огонь откуда-то появился снова. Местрис Осборн своей рукой припечатала и меня, и мое платье обратно, с наказом не шевелиться.

Я и не шевелилась.

Наконец, спустя бесконечность, вдалеке послышались увесистые, степенные шаги.

— Отец Ульвар, вы как раз вовремя! — воскликнула заведующая, с облегчением поднимаясь на ноги. — Мейс Шев все-таки не сдержалась. Ее нужно срочно запечатать!

— А я давно говорил, — пробурчал священник, переваливаясь с ноги на ногу и неспешно подходя к нашей живописной группе.

Нестись сломя голову ему мешало внушительное пузико, с трудом маскируемое просторной рясой. Поверх вышитых алой нитью одеяний его укрывала пушистая лисья шуба, украшенная хвостами. «Теплая, наверное», — подумалось мне с легкой завистью.

— Не дело это, оставлять деву незапечатанной. Того и гляди, во грех войдет, сорвется, а то и волшбу какую творить вздумает.

Их диалог прошел как-то мимо меня. Постоянное удержание заклинания вакуума и контроль за тем, чтобы оно не захватило больше чем нужно, высасывал из меня силы. Кажется, сегодня я все-таки познакомлюсь с истощением лично.

— А это что за бесстыдное создание? — пророкотал тем временем отец Ульвар, указывая толстым перстом в мою сторону.

— Служанка, она немая, — отмахнулась местрис, как от надоедливой мухи. — Но сообразительная. Сумела погасить пламя, а то не знаю, что и было бы.

Священник смерил меня крайне подозрительным взглядом и шагнул ближе. Я отползла наоборот, подальше, действуя на инстинктах. Вообще-то хотелось бежать от этого жуткого дядьки сломя голову, но ноги, отсиженные за эти томительные минуты, отказывались повиноваться.

Меня ни на мгновение не обманул имидж добродушного толстяка. В глазах отца Ульвара виднелся холодный, расчетливый хищник, и сейчас он прикидывал, гожусь ли я на роль добычи.

Лавиния застонала, и священник моргнул, вновь перевоплощаясь во всепонимающего и всепрощающего спасителя.

— Сейчас, дочь моя, потерпи. Полегчает, — пробормотал он, с немалым трудом опускаясь на корточки. — Расстегните ей ворот!

На помощь бедняжке никто не спешил, так что я взяла себя в руки и вернулась. Под гнетом пристального внимания святого отца мои руки дрожали и путались, но я ухитрилась расстегнуть чудом уцелевшие мелкие пуговички нательной рубашки девочки. Дальше, ниже, начиналось платье, которое порядком истлело, но разваливаться не собиралось.

Но остальное обнажать и не потребовалось.

Священник вытянул из-за пазухи металлический треугольник на цепочке. «Наверное, потому они так странно крестятся, — подумалось мне отрешенно. — У них символ веры другой формы, вот и повторяют его».

Между тремя равными линиями виднелись сложные, замысловатые плетения. Некоторые показались знакомыми, но присмотреться как следует я не успела. Шепча что-то себе под нос, отец Ульвар опустил знак на обнажившуюся грудь девушки, сразу под ключицами, так что верхний угол смотрел ей точно в яремную выемку.

От вопля, который издала Лавиния, у меня встали дыбом все волоски на коже. Казалось, из нее живьем вынимают душу. Она не двигалась, только все сильнее запрокидывала голову, воя на одной ноте, и от этого становилось еще страшнее.

Девочки отступили на шаг, но испуга я не заметила ни на одном лице. Лишь болезненное любопытство и отчего-то зависть. Чему тут можно завидовать? Мучениям? Будущим шрамам?

По коридору поплыла омерзительная вонь паленой плоти. Только сейчас я поняла, что от огня до того никакого запаха не исходило. Ни жженой ткани, ни волоса.

Святой отец убрал треугольник и снова запихал его за пазуху. Там, где только что ровной розовой кожи касался металл, остались вздутые багрово-красные рубцы.

Лавиния прерывисто дышала, с присвистом, но улыбалась. Улыбалась!

От ужаса и непонимания происходящего я поднялась на ноги, сама того не заметив. Заведующая восприняла мой дикий взгляд, скользнувший по ней случайно, как некий вопрос, и снисходительно усмехнулась.

— Ты неплохо справилась, молодец. Теперь, пожалуй, будешь помогать Рути на кухне. Я ей сама сообщу, попозже. А пока пойди, приведи себя в порядок, — местрис Осборн отпустила меня легким кивком.

Я повиновалась на автопилоте. Развернулась и потопала к лестнице, по направлению к своей комнате. Перед глазами все еще корчилась в агонии бедняжка Лавиния, а в носу витал тошнотворно-сладковатый пепел.

Радости от внезапного повышения в табели о рангах я не испытывала. У меня вообще все чувства атрофировались. Как можно так спокойно реагировать на мучения ребенка? Мало того, еще добавлять к ним эту жуткую печать! Зачем?!

Что это вообще было такое?

Переодевшись в запасное платье, все так же на рефлексах, я добралась до кухни и обессиленно свалилась на ближайший стул. Не знаю, чего там было больше — шока или усталости, но все что я могла в тот момент — тупо уставиться в стену.

— Что, запечатали-таки? — тяжело вздохнув, кухарка поставила передо мной полную чашку. Сначала я подумала, что там чай, и бездумно сделала глоток. Закашлялась и подняла на женщину более осмысленный взгляд.