Страница 29 из 34
Это его несколько отрезвило. Взгляд красных глаз медленно, хотя и не полностью сфокусировался. Он повернулся к хорошо одетому человеку и произнес длинную тираду, на которую тот ответил несколькими отточенными, холодными фразами. Последовал обмен резкостями, после чего солдат прошествовал вместе с пивом к соседнему столику, где и сел, злобно глядя на нас.
– Ну что ж, – сказала мисс Райан, отвечая ему таким же злобным взглядом, – значит, не все мужчины одинаково хороши, вот и все.
Зато нашего хорошо одетого защитника она объявила «очаровательным».
– Вроде Отто Крюгера. Странно, мне всегда нравились мужчины в возрасте. Перестань таращиться, он поймет, что мы о нем говорим… Слушай, – продолжала она, обратив мое внимание на его рубашку, запонки и чистые ногти, – как ты думаешь, в России бывают миллионеры?
Тут подоспело пиво: бутылка величиной в кварту и два стакана. Метрдотель налил дюйм пива в мой стакан, затем выжидающе остановился. Мисс Райан первая поняла, в чем дело. «Он хочет, чтобы ты его попробовал, как вино». Поднимая стакан, я раздумывал, принято у советских дегустировать пиво или же это некая церемония, смутная, шампанская память о царском блеске, которую старик возродил, чтобы нас удивить. Я сделал глоток, кивнул, и старик с гордостью наполнил наши стаканы теплым, беспенным пойлом. Но мисс Райан вдруг сказала:
– Не прикасайся к пиву. Какой ужас!
Я ответил, что оно, по-моему, не такое уж плохое.
– Да нет, дело не в этом, – сказала она. – Представляешь, нам нечем заплатить! Я только сейчас сообразила. У нас ни рубля. О боже!
– Простите, вы не согласитесь быть моими гостями? – спросил по-английски мягкий голос с очаровательным акцентом. Говорил хорошо одетый человек, и хотя лицо его не изменило выражения, ярко-синие нордические глаза заиграли лучиками морщинок от нашего замешательства.
– Я не русский миллионер. Такие бывают – я знаю нескольких, – но мне было бы крайне приятно угостить вас пивом. Нет-нет, пожалуйста, не извиняйтесь, – ответил он на заикания мисс Райан, уже откровенно улыбаясь. – Это истинное удовольствие. Необычайное. Не каждый день встречаешь американцев в этих краях. Вы коммунисты?
Разуверив его, мисс Райан объяснила, куда и зачем мы едем.
– Вам очень повезло, что вы начинаете с Ленинграда, – сказал он. – Изумительный город. Тихий, спокойный, по-настоящему европейский. Единственное место в России, где я мог бы жить, то есть я не собираюсь, конечно, но все-таки… Да, люблю Ленинград. Ничего общего с Москвой. Я сейчас еду в Варшаву, а до этого две недели пробыл в Москве. Все равно что два месяца.
Он объяснил, что он норвежец, бизнесмен, занимается заготовкой лесоматериалов и с 1931 года, с перерывом на войну, ежегодно на несколько недель приезжает по делам в Советский Союз.
– У меня русский вполне приличный, друзья считают меня авторитетом по России. Но, по правде говоря, сейчас я понимаю про нее не больше, чем в тридцать первом году. Всякий раз, как приезжаю к вам – я был в Америке – сколько? ну, пожалуй, раз пять-шесть, – мне приходит в голову, что единственные, кто напоминает русских, – это американцы. Надеюсь, вам не обидно? Американцы – широкие люди. Энергичные. А подо всем этим хвастовством – страстное желание, чтобы их любили, гладили по голове, как ребенка или собаку, сказали, что они ничем не хуже других, может, и лучше… Вообще-то, европейцы склонны с этим согласиться. Но сами американцы в это не верят. Все равно знают, что они хуже всех и живут бог знает как. Одни совсем. Точь-в-точь как русские.
Мисс Райан захотела узнать, что говорил солдат, ушедший из-за нашего столика.
– А-а, чепуха, – сказал он. – Пьяная бравада. По какой-то идиотской причине он решил, что вы его оскорбили. Я сказал, что он ведет себя nye kulturni. Запомните: nye kulturni. Это вам очень пригодится: когда эти ребята начинают грубить и надо их осадить, бесполезно говорить «сволочь» или «сукин сын», но скажите, что он некультурный, – сразу сработает.
Мисс Райан начала беспокоиться, как бы нам не опоздать. Мы пожали руку джентльмену и поблагодарили за пиво.
– Вы были очень kulturni, – сказала Нэнси. – И вообще, по-моему, вы даже красивее Отто Крюгера.
– Так и скажу жене, – ответил он, широко улыбаясь. – Dasvidania. Всего наилучшего.
Через час после отправления из Брест-Литовска было объявлено, что первая группа посетителей приглашается в вагон-ресторан. Это событие труппа предвкушала давно, с аппетитом, обостренным, во-первых, реальным голодом, а во-вторых, уверенностью, что для первой русской трапезы советские хозяева непременно зададут «пир на весь мир», или, как выразился один участник труппы, «жрачку до опупения».
Самые скромные желания были у мисс Тигпен: «Пять ложечек икры и кусочек тоста. Это сто тридцать калорий». Миссис Гершвин о калориях не думала вообще: «Уж я-то сразу на икорку налягу, можешь быть уверен, солнышко. В Беверли-Хиллз она стоит тридцать пять доларов фунт». Мечты Леонарда Лайонса вращались вокруг горячего борща со сметаной. Эрл Брюс Джексон собирался «упиться до чертиков» водкой и «обожраться» шашлыком. Мэрилин Путнэм умоляла всех и каждого оставить кусочек для Тверп.
Первая группа, в количестве пятидесяти человек, прошествовала в вагон-ресторан и заняла места за столами на четверых по обе стороны прохода. Столы, покрытые льняными скатертями, были уставлены белым фаянсом и отполированным серебром. Вагон-ресторан выглядел таким же древним, как столовое серебро, и в воздухе, подобно пару, висел запах полувековой стряпни. Савченко не было; роль хозяев играли мисс Лидия и трое молодых людей. Молодые люди сидели за разными столами и переглядывались, как бы безмолвно взывая друг к другу с островков изгнания и тоски.
Мисс Лидия сидела за одним столом с Лайонсом, мисс Райан и мною. Чувствовалось, что для этой немолодой женщины, которая, по ее словам, в обыденной жизни переводит статьи и живет в московской коммунальной квартире, необыкновенным событием, от которого она так разрумянилась, были не разговоры с иностранцами, а то, что она сидит в вагоне-ресторане. Во всем этом – в столовом серебре, в чистой скатерти, в лукошке со сморщенными яблоками вроде тех, которыми торговал китаец, – было что-то, отчего она долго поправляла розочку из слоновой кости и подкалывала разлетающиеся волосы.
– Ага, еда идет! – сказала она, глядя вбок, на квартет приземистых официантов, проковылявших по проходу с подносами, на которых стояло первое.
Те, чье нёбо предвкушало икру во льду и графины с охлажденной водкой, слегка погрустнели при виде йогуртов и газировки с малиновым сиропом. Энтузиазм выразила только мисс Тигпен: «Так бы их и расцеловала! Белков как в бифштексе, а калорий вдвое меньше». Однако миссис Гершвин с другой стороны прохода посоветовала ей не перебивать аппетита.
– Не ешьте этого, солнышко, следующим номером точно будет икра.
Однако следующим номером была жесткая лапша, покоившаяся, как затонувшие бревна, в водянистом бульоне. За супом последовали телячьи котлеты в сухарях, с вареной картошкой и горошком, гремевшим на тарелке, как дробь; для запития были принесены новые бутылки с газировкой.
– Я не о своем желудке беспокоюсь, а о Тверповом, – сказала мисс Путнэм миссис Гершвин, на что та, перепиливая котлету, ответила:
– Как ты думаешь, может, икру подадут на десерт? С такими, знаешь, крохотными блинчиками?
У мисс Лидии надулись щеки, выкатились глаза, челюсти работали как поршни, по шее стекал пот.
– Ешьте, ешьте, – приговаривала она, – ведь вкусно, правда?
Мисс Райан сказала, что все просто замечательно, и мисс Лидия, вытирая тарелку толстенным куском черного хлеба, горячо согласилась:
– Лучше даже в Москве не получите.
В минуту затишья между вторым и сладким она принялась за лукошко с яблоками; гора огрызков все росла, но время от времени мисс Лидия прерывалась, отвечая на вопросы. Лайонс беспокоился о том, в какой гостинице остановится труппа в Ленинграде. Мисс Лидию поразило, что он этого не знает.