Шерстяная «сказка»

На втором этаже располагались помещения для приёма гостей. Танцевальный зал, курительная комната, большая столовая и всё в том же духе, включая, так понимаю, жилые каморки для ночлега.

Третий этаж – личное пространство хозяев. Здесь я решила особо не задерживаться, глянуть одним глазком, и всё. Так бы и поступила, если бы не моё неискоренимое любопытство.

Внимание привлёк звук. До того гармоничный в утренней тишине – просто удивительно. И

в равной же степени странный для этого дома. В общем, не удержалась, пошла посмотреть, кто в такую рань тут так мелодично… Поёт?

Ну да, из-за неплотно прикрытой двери отчётливо слышалось, как кто-то тихо напевает милую песенку про… ага, какого-то пастуха. И всё бы ничего, подумаешь, может горничная за уборкой мурлыкала под нос любимый напев. Однако, исполнителем была точно не женщина.

Это был смягчённый светлой эмоцией «дикторский» голос Ральфа.

Тут бы мне и уйти. Но нет. Ситуация казалась такой неожиданной, что это следовало увидеть собственными глазами. Потихоньку постучалась в дверь – никто не ответил.

Осторожно толкнула ручку, шагнула вперёд, и… Всё, выгнать меня отсюда уже не смогли бы никакие вопли разума. Потому что картина, которую я застала, превосходила все предположения фантазии.

В просторном кабинете (это оказалась рабочая зона брата) спиной ко мне сидел Ральф и душевно выводил свою незамысловатую песенку. Что он там, склонившись над столом, заваленным клочками тканей, бутылёчками красок и обрезками прутиков конкретно делал, сразу было не разобрать – мешала высокая спинка стула. Но на этот вопрос красноречиво ответил шкаф.

Две глухие створки оказались широко распахнуты, а на полках лежали цветы небывалой красоты. Я чуть не поперхнулась и сперва даже подумала, что живые – настолько искусно рука мастера сотворила это чудо. Но зачем бы настоящим цветам храниться в тёмном шкафу?

Ноги сами сделали ещё несколько шагов, и брат меня заметил. Песня оборвалась на полуслове, он вскочил с места, роняя на пол свою работу. Грудь его под шёлковым халатом шумно вздымалась тяжёлым дыханием, а бледное лицо заливала краска…

Не-а, друзья, не гнева. Я смотрела в его глаза и понимала, что это стыд, огорчение, растерянность и даже страх, но точно не злость. Кажется, я застукала мужика за немужским, видимо, неприличным его статусу и половой принадлежности занятием.

Надо же, а я ведь полагала, что этот бесстрастный человек равнодушен ко всему и не способен к выражению чувств. А тут сразу такой букет. Он не знал, как реагировать. Я же испытывала неловкость от того, что заставила творца за работой так нервничать.

- Простите, брат, просто вы так хорошо пели, а дверь оказалась не заперта. – мягко заговорила я, и Ральф бросил в сторону дверного проёма досадливый взгляд. – Вы позволите? –

я наклонилась и подобрала с пола оброненную орхидею, искренне изумляясь тонкости прорисовки каждой прожилочки, каждого мелкого штриха, глубиной передачи полутонов окраски чудного цветка.

- Она ещё незакончена. – стыдливо-раздражённо буркнул художник, но труд свой у меня не отобрал.

- Она восхитительна. – убеждённо прошептала в ответ, - Ральф, у вас великолепный талант, блестящий вкус и золотые руки.

- Вы так считаете? – мужчина с великим сомнением смотрел на меня, выискивая в моих словах признаки насмешки или лукавства.

- Абсолютно уверена. Этот цветок достоин самой высокой похвалы.

- «Три птицы» - очень дорогой и редкий экземпляр. Бутоны этой орхидеи называют эфемерными. Они распускаются лишь на два-три часа и только несколько дней в году. –

негромко пояснил он, и в уголках слабой улыбки мастера затеплилась гордость. – Никогда, наверное, не решусь разориться и приобрести такое чудо в дом. Да и… Рози не одобряет.

Ясно. Судя по разочарованию, прозвучавшему в голосе, сноха не одобряла не только дорогущие орхидеи на подоконниках (Или где там? В оранжерее.), но и в целом вот это «неуместное» увлечение своего мужа. К тому же, стало немного понятно, отчего во всём разнообразии редких растений, заполнявших полки, мои глаза искали, но не находили ни одной розы. Видать, от одной ассоциации с именем супружницы мужика коробило.

А мастером Ральф был действительно умелым и страстным. Потому скрытно продолжал заниматься любимым делом в такой час, когда никто не должен был бы потревожить его за работой. И только здесь, наедине со своими цветами, мужчина позволял себе быть самим собой, превращаясь из чёрствого истукана в чуткого созидателя.

- Но если цветок настолько редкий и не посажен в вашем поместье, то как вам удалось столь точно воплотить его образ? Вот посмотрите, тут же каждая точечка - верная… - я опять приблизила орхидею к лицу, поражаясь достоверности красоты лепестков. - Да он просто –

живой.

- О-о, Корин… - щёки брата снова порозовели, теперь уже от удовольствия. Как у человека, кропотливый труд которого, наконец, одобрили и заслуженно оценили. – Открытки. Я

использую их, как наглядный пример.

Брат нашёл на столе прямоугольник матового картона с изображением цветка и подал мне.

Ну что ж, как говорится, найдите десять отличий.

- А здесь у меня Lilium regale. – он достал из своего тайника белоснежную лилию с очередной открыткой.

- Ра-альф, клянусь, такой шедевр заслуживает того, чтобы украшать покои короля.

- А посмотрите, как красиво цветёт шафран. Люди привыкли замечать его лишь в своих тарелках, а он ведь сам по себе – совершенство, одно из бесконечно удивительных творений создателя.

Честное слово, я не уставала восхищаться и нисколько не лукавила, пока мужчина демонстрировал мне плоды своего творчества. Не побоюсь сказать - искусства.

- Вот это - уникальная китайская зелёная роза. (А! Вот, одна, всё-таки, нашлась. Но я бы в жизни не догадалась, что это – роза.) Учёные утверждают, что её лепестки – ни что иное, как чашелистики, но ценители говорят, что их аромат будет убеждать вас в обратном.

- Понятно, откуда во мне порой пробуждается склонность к поэтическому выражению мысли. – глядя на одухотворённое, до неузнаваемости преображённое лицо собеседника, размышляла я. – Это семейное, как наш шикарный фамильный нос.

Мы могли бы, наверное, ещё долго и вдохновенно беседовать, но Ральф первый обратил внимание на то, что прошло уже довольно много времени. Пора было прибирать следы его «преступной деятельности» и идти готовиться к предстоящему визиту нотариуса.

- Ральф, я бы хотела поприсутствовать на встрече с господином Брего. – перед уходом сообщила брату, наблюдая с каким сожалением тот складывает в шкаф и запирает под замок свои цветы.

- Вы? – он удивлённо уставился на меня. – В том нет никакой необходимости. Ведь речь идёт всего лишь о скромных суммах в наследство от тётушки Элиз, я вполне могу принять её за вас. Но… если вы чувствуете себя здоровой и имеете такое желание… Как вам будет угодно. –

он неопределённо пожал плечами.

- Ого! Ничего себе! Наследство, пусть даже копеечное… Конечно же имею, и мне угодно. –

пряча эмоции в ресницах, я изобразила реверанс и вышла за дверь.

Собраться успела как нельзя вовремя. Кристи как раз заканчивала с моей причёской, когда с улицы послышалось оживление, конское ржание и стук копыт парной упряжки. Коляска господина Брего подъехала к парадному входу.

Прибытие нотариуса караулила не только я. Как только почтенный юрист ступил в дом и снял верхнюю одежду, Рози тут же завладела его вниманием. Я выглянула в коридор и успела заметить, что сноха лично повела гостя вверх по лестнице.

Поспешила следом, но на углу пришлось резко затормозить. Дело в том, что прямо сейчас на ступенях происходил прелюбопытный разговор. Судя по тому, что ни Ральфа, ни прислуги рядом не наблюдалось – приватный. И именно по инициативе Рози.

- Дорогой господин Брего, вы составили документ, о котором я вас просила? – тихо и вкрадчиво поинтересовалась сноха.

- Да, госпожа Рози, всё как передал ваш посыльный. – приятным певучим баритоном ответил её собеседник. – Только не совсем понимаю, к чему он вам необходим. Ведь, если бедняжка на грани смерти, всё её имущество и так перейдёт в наследство ближайшему родственнику – вашему супругу. Своих ведь детей у госпожи Корин так и не случилось. Тогда зачем этот договор дарения?