Страница 7 из 16
Вот только невинное развлечение с элементами игривого веселья незаметно из шутливой карнавальной потехи превратился в азартное преследование, в безрассудно пошлое увлечение, которое даже не пытались скрывать или прятать.
Слишком уж нескромно вёл себя новоиспечённый муж по отношению к подруге невесты. А та вместо того, чтобы осадить шалуна, бессовестно ему подыгрывала.
Лучше бы Люся не заходила в ту злополучную подсобку. Фантазировать на тему адюльтера, что-то додумывать, не было необходимости: Севка азартно заканчивал мощными толчками шокирующий интимный процесс, а Мария с живописно раскинутыми в стороны ногами артистично, словно для неё было очень важно, чтобы зрители поверили в искренность экстаза, выразительно стонала.
Что было потом, Людмила не видела: не интересно стало, а главное – противно и больно. Хворала она долго. Очень долго.
Севка молчком забрал вещи из её квартиры, попутно прихватив кое-что лишнее, ему не принадлежащее, но к чему успел привыкнуть, и исчез.
В подобной ситуации принято звать подругу, напиваться до чёртиков, безостановочно реветь, проклиная на все лады коварную вертихвостку, окрутившую суженого, материть предателя мужа, выдумывать стратегический план беспощадной мести: например, отдаться первому встречному, театрально уйти из жизни, или наказать с особой жестокостью вероломную, слабую на передок подружку.
Пить Люся не умела, подруги теперь не было, встречать непонятно кого и зачем, тем более отдаваться ему и жестоко мстить непонятно за что (Севку никто не насиловал), не было даже малейшего желания.
Оставалось нареветься до икоты в гордом одиночестве, празднуя брезгливость к новоиспечённому мужу и бесконечно унижающую достоинство жалость к себе.
Потом уже, на четвёртом месяце беременности, случился выкидыш. Наверно на нервной почве. Вот когда стало невыносимо больно. Именно тогда Людмила Альбертовна и сделала первый шаг к тому, чтобы превратиться в жёсткого аудитора Люсифера.
Обманутая невеста, так и не познав радости пребывания в новом социальном статусе замужней женщины, не на шутку увлеклась профессиональной квалификацией и карьерным ростом, чтобы заглушить работой ноющее сознание. Оказалось, что каторжный труд тоже можно любить.
Но была и другая жизнь – вне стен фирмы. Справляться с тягостными воспоминаниями, с негативными эмоциями и гнетущими чувствами было мучительно трудно.
Людмила Альбертовна не могла победить желание быть просто счастливой женщиной, для чего необходимы подруги, а ещё лучше мужчина-друг, которому можно доверять, которому можно довериться.
Нерастраченная потребность в любви требовала немедленных действий, но любой претендент на искренние романтические чувства с некоторых пор виделся как угроза, как потенциальный предатель, а от подруг и вовсе невозможно ожидать порядочности.
Люсина личная жизнь протекала целиком и полностью в мечтах и грёзах.
Отказаться от любви и отношений оказалось проще, чем от игры возбуждённого фантазиями воображения.
Мозгу безразлично, с какими эмоциями иметь дело: выдуманные растревоженным сознанием грёзы он воспринимает не менее серьёзно, чем контактную любовь.
Люся шарахалась от каждого нового знакомства, но упорно ждала кого-то особенного, кому поверит, и надеялась встретить мужчину, не похожего на Севку: надёжного, любящего и непременно верного. В то, что такие субъекты существуют, хотелось верить.
Люся постоянно примеряла на встречных мужчин роль возлюбленного. Иногда увлекалась настолько, что мысленно совершала на претендента штыковую атаку, представляя в объёме и красках сцену за сценой, вплоть до полного духовного и физического слияния.
Людмиле даже изредка удавалось довести себя до оргазма. Правда, потом следовало опустошение и новый провал в ужас депрессивной паранойи.
Она пробовала ходить на консультации к психологу. Три раза. Помешали аналитические способности: никто из них не имел опыта жизни, не был способен войти в резонанс с её щекотливыми проблемами, тем более помочь скорректировать искажённое вероломным предательством поведение.
Вновь появившийся около неё мужчина был фигурист, высок, с гордостью нёс идеальную осанку и условно привлекательную внешность, со вкусом одевался, был атлетически сложен, ясно и чётко выражал мысли, обворожительно улыбался, поражал деликатными манерами и учтивым обхождением.
Увы, он оказался сотрудником холдинга, которого Людмила Альбертовна проверяла на лояльность корпорации. Этот факт перечёркивал шанс познакомиться с идеалом, с мужчиной мечты: табу на сближение с персоналом фирмы было прописано в должностном контракте.
Как назло у Эдуарда Тимофеевича был тёплый приветливый взгляд, приятно волнующий голос и завораживающие жесты.
Людмила с трудом справилась с соблазном отправить в разделяющее их пространство сигнал SOS. Придать лицу сухое официальное выражение было почти невозможно, но она справилась. Правда, у неё заметно дрожали руки и предательски сел голос. Зато проверяемый был безупречно мил и уверенно спокоен.
– Мы нигде раньше не встречались, Людмила Альбертовна, – спросил Эдуард так, что у Люси свело судорогой горло, и подкосились ноги.
– Не думаю. Точно, нет. Не отвлекайтесь, Эдуард Тимофеевич, у меня к вам много неудобных вопросов.
– Задавайте же. Вам никто не говорил, что вы изумительная, просто таки очаровательная женщина? Честное слово – я в восторге! Не хочу показаться навязчивым, но всё же, примите мою визитку. Буду с нетерпением и надеждой ждать звонка. Приятное общение никому ещё не вредило. Заскучать со мной не получится.
– Как вы смеете! Не в моих правилах знакомиться с сотрудниками. Я ведь могу посчитать ваши комплименты противодействием факту проверки.
– Я и не рассчитывал на дружбу с вами, просто попытался привлечь внимание. Вы правы, займёмся делом.
Ознакомившись с документами, сделав ксерокопии, задав массу вопросов и получив ответы, Людмила Альбертовна переместила служебные бумаги со стола в кейс и вышла, сожалея в уме, что вынуждена была пресечь попытку интересного мужчины установить контакт.
Эдуард Тимофеевич галантно проводил даму до дверей, загадочно заглянул ей в глаза, разочарованно вздохнул и поцеловал ручку. Затем изобразил жестом набор телефонного номера и приложил руку к груди в области сердца.
У Люси кружилась голова, пол плавно уходил из-под ног. Эмоции устроили в голове и в непослушных мышцах неприлично безумный хоровод.
– Как жаль! Кажется это именно то, чего я тщетно искала. Почему всегда так? Отчего жизнь жестока, непоследовательна, несправедлива!
Позже она закрутилась, выполняя привычные обязанности, и слегка успокоилась. Про Эдуарда Людмила вспомнила вечером. Облик мужчины не выходил из головы, будоражил воображение. Люся пыталась смотреть телевизор, читать. Тщетно. На экране и в текстах – везде маячил завораживающе узнаваемый облик Эдуарда. Это было невыносимо.
Что ещё хуже – он начал являться в сновидениях с недвусмысленными предложениями, с навязчивыми ухаживаниями, даже приставал.
Отказать ему во сне было немыслимо, невозможно. Да и зачем, если Эдик приятен во всех отношениях?
Мужчина из сна оказался настойчивым, сильным и удивительно нежным.
Так продолжалось до вечера пятницы, когда Людмила Альбертовна лихорадочно вытряхнула из кейса содержимое в поисках заветной визитки.
Истомившись до предела, с домашнего телефона женщина набрала номер из визитки. Когда пошли гудки, она испугалась, хотела было бросить трубку, но, увы и ах, ответили сразу. Это был без сомнения его голос.
– Неужели про меня ещё кто-то помнит? Слушаю, внимаю.
– Вас беспокоит Людмила Альбертовна.
– Удивлён, смущён… растроган! Спешу сообщить, что вы меня не беспокоите – радуете. Даже если звонок служебный. Извините, увлёкся мечтами. Слушаю внимательно. Что-то не так с проверкой?
– Ну, как бы, это… думаю нам необходимо встретиться, поговорить. Это не по работе. Скорее личное.