Страница 6 из 25
Вдруг (интересно, почему любое нападение, даже если ты к нему заранее подготовился, всегда случается неожиданно?) одновременно, словно по команде, оба берега безымянной речушки взорвались истошным визгом, воем и воплями. В воздухе сразу потемнело, точно в сумерки.: стрелы, камни, копья, какие-то дубины и палки нескончаемой грязной лавиной обрушились на «Серого дракона», завалив всю его палубу кучами вонючего хлама.
– Засада! Зверолюды!
Несмотря на то что стрелы и копья дикарей были с каменными и костяными наконечниками, убойная сила этого оружия состояла не в его пробивной способности, а в той мерзкой ядовитой дряни, которой эти грязные животные имели обыкновение его марать. Глубокая царапина, нанесенная осколком такого кремня или кости, если ее вовремя не обработать, могла стать смертельной, а уж заживали такие раны втрое дольше, чем обычные. Но от щитов, шлемов и доспехов этот хлам отскакивал, как капли дождя от вощеной кожи, и никакого ущерба не причинял, а вот камень, выпущенный умелой рукой из пращи, мог и шлем помять, и кости поломать, и глаз выбить.
Если нападавшие и рассчитывали своей внезапной атакой ошеломить или испугать корабельную дружину, то их ожидало сильное разочарование, ибо на веслах снеккара сидели не сопливые новобранцы, еще толком не оторвавшиеся от материнской юбки, а видавшие и не такие виды, закаленные в боях и прошедшие огонь и воду матерые ветераны. Что таким боевым змеям какие-то зверолюды?
– Добро пожаловать, господа воины! Сезон охоты на двуногую дичь открылся!
Прозвучал сигнал боевой трубы:
– Табань!
Гребцы, откидывая корпус назад, занесли лопасти в горизонтальном положении к корме до отказа, затем развернули их на себя и, опустив в воду, начали грести в обратную сторону. И прежде, чем на корабль обрушился новый шквал палок и камней, «Серый дракон» уже, как на крыльях, выскочил из коварной ловушки на просторы Белой реки. А там, не сбавляя хода, развернулся и стрелой вылетел на стрежень. Вслед неслись яростный вой, вопли и улюлюканье. Но кого, в самом деле, волнует грозное мычание обиженной коровы или злорадное блеянье рассерженной овцы?
Их корабль никто не преследовал: зверолюды всегда чувствовали себя на воде неуверенно, и поэтому, отыскав подходящий для стоянки остров, воины сразу же причалили к нему и встали лагерем. Серьезных ранений ни у кого не случилось (небольшие ушибы да царапины не в счет), так что помощь Полоза никому не потребовалась – ветераны! Каждый сам, без приказа и подсказки, отлично знал и делал все, что нужно было сделать, оказавшись в подобной ситуации.
Лютик тоже получил небольшую резаную рану. У него не было своего шлема, а из загашника взять не удосужился, и поэтому стрела с костяным наконечником смогла поразить гонца Великого Полоза прямо в лоб. Почувствовав удар, он (как учили!) повернул голову вслед по направлению удара. Наконечник, выточенный из лосиного рога, только скользнул – самую малость – по лобной кости, оставив глубокую царапину. А сама тростниковая стрела, попав в железный доспех ящера, обломилась возле самого черешка и накрепко застряла между чешуйками пластин. В общем, крови много, а рана пустяковая. Попади стрела Лютику в глаз, и тогда все могло бы быть гораздо хуже. Серый Полоз еще, помнится, пошутил: «Кровь ран и грязь странствий – вот украшения настоящего воина!» Все дружно рассмеялись, напряжение спало, и отряд принялся обустраивать привал на облюбованном острове. Сноровисто разбили лагерь, выставили охранение, повечеряли и отправились «на боковую» – утро вечера мудренее!
Еще долго в лагере не стихали соленые шутки и смех – все корабельщики пребывали в приподнятом настроении, и ведь было с чего: все живы, снеккар цел, новый прямой путь в Белогорье найден, к тому же, воевода на радостях обещал наградные – каждому по серебряной монете. Так что теперь домой, к друзьям и подругам – тратить премиальные выплаты!
Серый Полоз также ликовал вместе со своими людьми, но молча, внешне ничем не выдавая своего настроения, ибо не пристало змею его уровня и положения плясать и прыгать, подобно мальчишке. А плясать-то ой как хотелось! И чтобы немного успокоиться, Полоз тихо вышел из лагеря. Немного удалившись от шума, он дал себе установку думать только о предстоящем походе и, прокрутив, наверное, уже в сотый раз в своей голове весь предстоящий маршрут, закутался в походный плащ с благим намерением забыться сном победителя в отеческих кольцах Великого Змея.
Вот только сначала – по практике, привитой ему сызмальства, еще со времен его жизни в питомнике Змеиного Братства, – ему нужно было поставить себе задачу на ночь: задать сновидение. Все, как и всегда: рутина – прочувствовать момент перехода от бодрствования ко сну и четко, одной фразой сформулировать свое намерение либо просто поставить вопрос «А что именно я хочу увидеть?», а затем поместить себя внутрь этой ситуации. Здесь главным условием было то, чтобы никто в это время не отвлек его внимание и не помешал бы спокойно перейти ту самую тонкую грань между бодрствованием и сном. Конечно же, удерживая при этом полную осознанность всего происходящего.
Верный телохранитель растворился где-то поблизости, в прибрежных кустах, и затих, будто его и не было. «Интересно, – подумалось Полозу, – а спят ли яши вообще? Ну должны же они спать хотя бы когда-нибудь? Как их там обучают?» За все долгие годы, что он провел в их шелестящей тени, он никогда не видел ящеров без доспехов (ну, может быть, пару раз без шлемов), не говоря уже о том, чтобы встретить их без оружия. Он никогда не видел и даже знать не знает о том, как и что они едят. Даже не представляет себе, едят ли они вообще… Он настолько привык к тому, что за его спиной всегда маячит грозная, одетая с ног до головы в железо фигура хотя бы одного из них, настолько свыкся с металлическим шелестом чешуи их доспехов, что воспринимал все это как нечто естественное, само собой разумеющееся. Как ветер, например, или как звезды. А вот у Великого Полоза нет телохранителей…
Стоп! Не с такими мыслями он собирался уйти в сновидение! Вот о чем ему самое время поразмыслить: вот он, Серый Полоз, глава половины освоенных земель Восточного Приболотья – огромного пространства в разы больше и богаче иных так называемых северных королевств! Под его началом служат пятьсот воинов, и примерно пять тысяч ополченцев «от дыма» и военнообязанных он может призвать под знамена Братства в случае надобности. И он знает и помнит их всех и каждого в лицо, а ополченцев так и вовсе называет по именам и родам. И за все годы своего служения ордену он ни разу не ошибся, ни разу не перепутал или, упаси Змей, не забыл чье-то имя или родовое прозвище. Никогда! А вот имени того торговца, что дал ему срисовать карту, не помнит… Ни имени его не помнит, ни лица, ни даже одежды – ничегошеньки! Как будто ящер языком слизнул! Как такое могло случиться?..
Он уловил мысль, придал ей образ и уже совсем было вошел в состояние осознанного сновидения, но… до конца погрузиться в сотворенный сон ему все же не дали.
Тревога голосом Мастера ужей прошептала Полозу в самое ухо: «Господин, проснись! Беда!» – и сон слетел с него большой испуганной птицей, а походный плащ слетел еще раньше. И когда Серый проснулся окончательно, то уже стоял на ногах с обнаженным мечом в руке. За его спиной изготовился к бою ящер, но в береговом лагере все было по-прежнему тихо и спокойно. А где тогда может быть неспокойно? Вперед, к снеккару! Мастер ужей не станет попусту тревожить своего господина.
А тревожиться было о чем – это Серый Полоз понял сразу же, как только вступил на палубу своего корабля. Посланник Великого Полоза умирал. Полоз был опытным целителем и поэтому сразу же, как только взглянул на посланца, понял, что это агония, и мальчишку уже не спасти. Лютик почти совсем не дышал, а только хрипел, обессилев в своих попытках сделать хотя бы продых – настолько, что уже был не в состоянии даже блевать. Рана на его лбу воспалилась и сочилась желто-зеленым гноем, а все тело раненого покрылось липким, вонючим потом и непрестанно билось в крупном ознобе. Серые щеки запали, а вокруг рта легли такие же синие тени, какие воевода уже не раз видел на лицах умирающих воинов.