Страница 52 из 122
Филип вспомнил, что говорила Сара, когда они летели из Чикаго в Денвер: почти всегда религиозные секты и группы строятся на узах некоего родства, жажды родительской опеки. Так, члены возникшей в Калифорнии секты йога Бхаджана — З-НО называли Бхаджана «отцом»; Сун Мюнь Муна, идеолога «Объединяющей церкви», зовут «отцом», «истинным родителем». Последователи Клэр Профит и ее «Универсальной церкви» именуют учредительницу «Мама-гуру»; «отцом» звался и Рон Хаббард, основоположник «сайентологии». Предводительницу группы «Обитель веры» Элинор Дейрис называли «Мать Дейрис». Джина Джонса, лидера группы «Храм народа», вдохновителя массовых самоубийств в столице Гайаны Джорджауне, нередко величали «папа».
— Так же чтили и Гитлера! — сказала Сара.
— Все Гитлер у вас на уме! — с улыбкой вставил тогда Филип.
— «Отец мой, отче, данный мне господом, сохрани и защити меня во веки веков!» — этими словами начиналась утренняя молитва в детских садах Германии в тридцатые годы, — отвечала Сара.
И сейчас, лежа в темноте, прислушиваясь к крепчавшему ветру меж сосен, Филип все еще до конца не мог поверить в происходящее. Так похоже на детские забавы — форма, листовки, примитивные лозунги. Но, с другой стороны, может быть, именно в этом примитивизме и вся соль? В мире, насыщенном сложными проблемами, только самый простой ответ станет желанным, в особенности для одиноких, бесправных, опустошенных. Как быстро просвещенные умы забывают, что перевороты и войны затеваются людьми заурядными, а за ними идет, выкрикивая лозунги, толпа.
— Зиг хайль! — прошептал Филип в темноте. — Спаси господи…
* * *
Его разбудил чей-то незнакомый голос. Филип открыл глаза: перед ним тускло горела голая лампочка на гибком шнуре.
— Одежда в большом мешке, личные вещи в маленьком. Запомни, твой номер «пятьдесят шесть». Забудешь, тогда не найти концов. Ясно?
— Да, но…
— Приятеля разбуди. Кормежка через десять минут. Да скажи ему, не забудь, его номер «восемьдесят восемь».
— Угу! — отозвался голос Джексона.
Повернув голову, Филип увидел, как маленький толстяк с белесой, как рыбье брюхо, физиономией, сплошь усеянной юношескими угрями, выходит из домика, перекинув через плечо два рюкзака и одной рукой таща два рюкзака поменьше. Свободная роба, типа той, что носят хирурги, — светло-зеленые штаны на тесьме, такая же рубаха без застежки, с короткими рукавами.
— Кого еще черт принес? — пробурчал Филип, как только захлопнулась дверь.
Джексон спустился с нар, и Филип в удивлении уставился на него: тот оказался точно в таких же светло-зеленых штанах.
— Сказал, что из прачечной, — пояснил Джексон. — Нашу одежду забрали стирать и все личные вещи. Пока мы тут будем, их запрут в сейф в главном корпусе. Говорит, вроде чтоб сохранность гарантировать…
— Он что, и мое все позабирал? — вырвалось у Филипа.
— Ну да. Оставил тебе то же барахло, что и мне. Да, твой номер «восемьдесят восемь»!
— Черт! — выдохнул Филип.
Скользнув к краю нар, он спрыгнул на голый дощатый пол. Холодно. В одних трусах метнулся к складному стулу. Не осталось даже ботинок. Вместо его одежды на стуле лежала аккуратно свернутая спецовка, точь-в-точь как на Джексоне, теплые шерстяные носки и пара видавших виды солдатских бутс.
Джексон подал голос сзади:
— Не знаешь, который час?
Филип посмотрел на часы, не поверил глазам, снова посмотрел: половина пятого! Повернувшись к Джексону, бросил со злостью:
— И ты позволил этому гаду унести нашу одежду?
Джексон повел плечами. Спецовка размера на два больше висела на его тощем теле как на вешалке.
— А что? Подумаешь, пускай стирает…
— Так! — сквозь зубы выдавил Филип, косясь на свободно болтавшуюся на соседе спецовку.
Сара назвала бы это «отторжением». То же происходит в армии с новобранцами — им выдают униформу, чтоб все стали как один, главное — количество, имя никого не интересует. Утрата индивидуальности. Даже сигареты и те забрали, и ту самую японскую зажигалку. Филипу стало не по себе: стоит им взглянуть попристальней, могут обнаружить фотоустройство, тут ему и крышка! Но выбора не было. Филип взялся за одежду, стал натягивать.
— Так и не сказал, который час… — обиженно протянул Джексон.
— Полпятого! — донесся приглушенный голос Филипа, просовывавшего голову в ворот рубахи.
— Тьфу ты! — сплюнул уроженец болотного края. — Кормежка в полпятого! И есть-то еще неохота…
Присев на складной стул, Филип натянул носки, всунул ноги в бутсы. Наклонился, принялся зашнуровывать.
— Думаю, надо есть, пока дают, — заметил он. — Бьюсь об заклад, кормят тут негусто и нечасто.
— Да хватит тебе! Только страху нагоняешь…
— Думаешь, мне не страшно? — отозвался Филип.
* * *
Когда Филип с Джексоном вошли в амбар, просторное помещение было сплошь заполнено народом в светло-зеленых спецовках. Убогие фанерные столики на козлах, вдоль них длинные, грубо сколоченные скамейки. Амбар был полностью очищен от лишнего и некоторым образом переоборудован. Все перегородки сняты, стены обшиты досками. Сеновал застеклен в виде конторки, туда вела винтовая металлическая лестница. Слева, над невысоким стояком, красовалась на стене еще одна эмблема «Десятого крестового», прямо над ней по ширине стены тянулась занавеска, прикрывая широкий, скрученный трубкой, экран. Кто-то расщедрился на реконструкцию старого амбара.
Прямо у входа их встречала молоденькая девушка. Она спросила их номера, проводила на отведенные места. Джексон отправился на место в самом центре, а Филип уселся как раз напротив стола, стоявшего на небольшом возвышении.
Если по низу колыхалось море бледно-зеленых спецовок, за столом на возвышении царствовал синий цвет. Филип увидел среди человек двенадцати, восседавших там, Эрика и Уэнди; все в одинаковой форме — синий пиджак, белая блуза. В самом центре сидели двое поджарых, загорелых, бодрых молодцов; поверх черных свитеров с высоким воротом — черные, кожаные, типа пилотских, куртки. Стул между черными пустовал, на столе возле них лежали два черных берета, на каждом маленькая серебряная булавка, как Филипу показалось издали, с изображением занесенного палаша. Однажды он делал фоторепортаж о «черных беретах», специальном армейском подразделении, брошенном на борьбу с партизанами; похоже, форма этих двоих заимствована оттуда. Все сомнения Филипа в оценке Сарой Логан «Десятого крестового» улетучились раз и навсегда. Эти двое в черном определенно обучены убивать.
Филип по возможности непринужденно оглядывал амбар в надежде увидеть Хезер. В непосредственной близи ее не было, зеленые спецовки сливались в одно пятно, вдобавок половина народа сидела к Филипу спиной. Даже если Хезер тут нет, это еще ничего не значит. Раз уж они силой заставили ее вернуться, стало быть, есть причина не помещать Хезер вместе с рядовой публикой. Тут он снова понял, насколько была права Сара, заметив, что ему стоило бы сперва побольше разузнать о «Десятом крестовом»; вся затея с поездкой в «Зубчатую вершину» стала казаться ошибкой, притом опасной. Судя по всему, Хезер представляет особую ценность для «Крестового», а «Зубчатая вершина», несмотря на изолированность от внешнего мира, все же, пожалуй, не то место, где могут содержать нужных людей.
Громкий гул голосов, наполнявший огромное помещение, утих до шепота, внезапно смолк совсем. Все головы повернулись к дверям. Филип посмотрел туда же.
В дверях стоял высокий лысеющий брюнет. Гладкую, пухлую, как у невинного херувима, физиономию частично скрывали прятавшие глаза очки с затемненными стеклами. С минуту он молча стоял и, вертя шеей, оглядывал помещение; затем неспешно двинулся меж столов к возвышению. Поднялся на две ступеньки, подошел к стулу между двумя молодцами в черных куртках. Стоило ему подойти, все сидевшие за этим столом, за исключением двоих в куртках, поднялись со своих мест, а вслед за ними и остальные в амбаре. Филип тоже встал, не отрывая взгляда от нового лица.