Страница 29 из 122
— «Лоргаль»?
— Да, от «Лора Гальбах», один слог от имени, другой от фамилии.
Предложение было принято единогласно.
Даже директор занимал теперь вполне четкую позицию. Опасения Бергера, не скажутся ли недавние трагические события на судьбе препарата, сбылись только отчасти. Запросы из других клиник доказывали, что специалисты проявляют к новому медикаменту огромный интерес. Конечно, Бергер не мог не слышать и недоверчивых ноток, которые, пусть нечасто, но проскальзывали в высказываниях иных собратьев по профессии. Впрочем, это задевало его куда меньше, чем он думал вначале. Он смотрел в будущее с той уверенностью, какую внушает солидный успех.
Сегодняшнее собрание было созвано по просьбе майора Бауэра, который хотел устранить возможные неясности. За годы службы он на собственном опыте убедился, что после полицейских допросов безвинные граждане зачастую становятся жертвами необоснованных, но весьма живучих подозрений, и выход здесь только один — гласность, люди должны узнать всю правду. Тем более в таком сложном деле, где недомолвки крайне опасны.
Рядом с майором сидели Гайер и доктор Вендланд. Гайер как бы невзначай нет-нет да и поглядывал в сторону Рози Хайдеке, хотя расстался с нею лишь сегодня под утро. А может быть, не «хотя», а как раз поэтому.
— Начнем, — сказал старший врач Бергер. — По-моему, все в сборе.
Мало-помалу в библиотеке воцарилась тишина: все ждали, что скажет майор. И вот он заговорил, прежде всего о сложности этого дела, ведь полиция столкнулась сразу с двумя убийствами, совершенными как будто бы без всякого повода. А знание повода, мотива преступления всегда позволяет сузить круг подозреваемых. Однако расследование успешно завершено, в итоге сложилась вполне четкая картина преступления, и арестованный после долгих отпирательств подтвердил, что все произошло именно так.
— Начать надо со звонка доктора Берна во второе отделение, — сказал майор. — Это и есть ниточка.
В Лейпциге Берна ждала телеграмма, которой его в спешном порядке отзывали обратно в Росток, поскольку часть команды корабля свалилась с жестоким поносом. Но перед отъездом доктор хотел непременно повидать свою невесту и, чтобы не будоражить все отделение, договорился встретиться с нею у выхода из лаборатории в парк. Ему-то и принадлежат отпечатки пальцев на двери. Свидание было очень недолгим. На обратном пути девушка, судя по всему, услыхала какой-то шум, доносящийся из фотоуголка и поднятый пациентом Вебером — Конрадом. Когда она посветила туда фонариком, Конрад выстрелил.
— Зачем ей понадобился фонарик? — спросила сестра Ева.
— Можно только предполагать, что она не хотела зажигать свет в лаборатории, — ответил майор. — Но совершенно очевидно, что Конрад с самого начала рассчитывал, что ему придется прибегнуть к оружию. Просто страшно, с какой жестокостью он убирал препятствия на своем пути.
— А почему он убил Креснера? — спросил Бергер.
— Это следствие первого убийства, — продолжил Бауэр. — Креснер умер, потому что знал или догадывался, кто убил Лору Гальбах. Должно быть, ночью он что-то заметил. Во всяком случае, Конраду показалось, что его изобличили. И он хладнокровно устранил опасность, введя воздух в трубку капельницы. Проще всего для него было бы еще ночью оставить клинику. Но это немедля навело бы нас на его след. А ему требовалось время, чтобы как следует обеспечить побег. И он придумал: выписался под расписку, надеясь таким образом выиграть время. И это ему почти удалось.
Правда оказалась жуткой, но несложной.
— Как он вообще попал в нашу клинику? — недоумевал Ахим Меркер. — Я сам держал в руках подлинное направление из поликлиники Лейпциг-Норд. А он-то ведь жил в Наумбурге, да?
— Замысел у Конрада был неплохой. Он получил задание добыть документацию на созданный вами препарат. По его сведениям, работы велись именно здесь в вашей клинике. И он решил воспользоваться собственным аппендицитом, не прибегая к краже со взломом. Как пациент, он мог спокойно обшарить всю клинику, от подвала до чердака. По поводу приступов аппендицита он не раз уже обращался к врачам, что подтверждено документацией наумбургской амбулатории. Приняв ледяной душ, он обеспечил себе легкую простуду, которая соответствующим образом сказалась на данных лабораторных анализов. После этого он официально ушел в отпуск. И три дня подряд под чужим именем являлся в поликлинику Лейпциг-Норд, где и получил в итоге направление к вам. Он, конечно, не мог ни предвидеть, ни тем более рассчитать, что окажется именно во втором отделении, в одной палате с человеком, которому впервые введут препарат. Это произошло случайно, но было ему на руку.
И он не преминул воспользоваться этим обстоятельством. Лабораторию он отыскал очень быстро. Вы ведь и сами знаете, что сделать это нетрудно.
— Проще простого, — сокрушенно кивнул Вольф, — спросите любого сотрудника, и вам покажут дорогу.
— Это же не человек, это дикий зверь, изверг какой-то, — возмущалась сестра Ева, та самая, что последней видела Лору Гальбах. — Откуда только такие берутся?
Настал черед Гайера, который совместно с другими инстанциями выяснял подробности биографии Эрнста Конрада.
— Поначалу все с ним было нормально. Ходил в начальную школу, потом в среднюю, закончил ее с хорошим аттестатом и поступил в вуз. В медицинский. Первые семестры одолел играючи, но чем ближе подходил в пятом семестре полулекарский экзамен, тем больше надо было работать, а это его утомляло, ведь он любил посидеть в пивной. С кем он тогда водил дружбу, мы не знаем, но можем догадываться. Содержали его родители, которым он врал, будто учебники вздорожали. Но дела все равно шли плохо. Он провалился на экзаменах и был отчислен.
Домой он, однако же, возвращаться не стал. Некоторое время болтался в Лейпциге, а в один прекрасный день удрал за границу. Полгода кантовался там, пробовал выдать себя за политического эмигранта и в конце концов угодил в объятия американской секретной службы, прошел у них подготовку и был заслан к нам.
Теперь Эрнст Конрад как будто бы остепенился: изучил родительское ремесло, стал подмастерьем, а затем и мастером-парикмахером. Дело перешло к нему. И все-таки он не отказался от «дополнительного заработка»: собирал информацию о военных объектах и передвижениях войск. За это прекрасно платили, а ради денег он готов был сделать все, хотя ему и хватало ума жить скромно, «по средствам». Иначе он бы привлек к себе внимание.
— Если Конрад из американской секретной службы, значит, именно она интересовалась нашим препаратом? — спросил Виттиг.
— Может быть, да, а может быть, и нет. В этих кругах иной раз берут агентов «взаймы», особенно когда речь заходит о деловых интересах крупных концернов и есть шанс сорвать приличный куш. Мелких агентов, как правило, об этом в известность не ставят. Можно лишь предполагать, что в нашем случае было что-то подобное.
Повисло молчание. Медики задумались, им не давал покоя вопрос, который часто задавал себе и Дитер Берн: что было бы, если б в тот день он остался на корабле и не поехал в Лейпциг, или если б телеграмма из пароходства пришла только утром, или если б они встретились в отделении, а не у черного хода. Ответ был однозначен. Только ведь в таких вопросах нет смысла. Берн лишь терзал себя, забывая об истинном виновнике.
— Подобные вопросы ставят истину с ног на голову, — заметил директор клиники, когда кто-то высказался по этому поводу. — А Креснер погиб, поскольку, на свою беду, очутился в одной палате с Конрадом. Бред какой-то!
— Он что же, спокойно пожертвовал бы своим аппендиксом?
— Разумеется, аппендикс ведь и так все время болел.
— Но Бернхард Вебер — реальное лицо, и адрес тоже был правильный. Откуда у него эти данные?
— Все довольно просто, он позаимствовал их из траурного объявления. Для таких, как он, это не проблема. Мы изъяли у него прекрасное оборудование для подделки документов, так что ему не составляло труда сменить имя.
Вопросов было задано еще много. Профессор и тот с увлечением выдвигал домыслы и подозрения, делал выводы.