Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 71



— Ну, разумеется! — Грановский даже руками всплеснул. — Разумеется, не было!

— Но это было, — ответил я. — Это были люди… живые люди со своими страхами, желаниями, чувствами… никакой Хичкок не может создать так много… всего!

— Давай так, — произнес Грановский, кажется, успокоившись. — Расскажи мне все по порядку, что с тобой произошло. А я потом покажу тебе кое-что… У Хичкока есть одна настройка, специально для таких случаев… Он встраивает в сюжет некоторые элементы… названия, имена, концепции… чтобы было очевидно, что история выдуманная.

Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду. А затем начал рассказывать.

По мере моего рассказа Грановский становился все более взволнованным и даже шокированным. Пару раз он вставал из кресла и начинал расхаживать по кабинету. Иногда останавливал меня и задавал вопросы.

— Как, ты говоришь, называлась столица? — спросил он в тот момент, когда я коснулся местной географии. — Карнара? И там еще был какой-то Каруин?

— Да, на западе, за горами, я там никогда не был, — ответил я

— А не было еще какого-нибудь города с названием, скажем, Осна?

— Был Ансо, где-то на юге, — ответил я. — Но какое это…

— Я после объясню, — сказал Грановский. — Продолжай, пожалуйста.

Когда я дошел до встречи с самим Грановским в башне, он уставился на меня удивленно и едва не рассмеялся.

— Нет, это… — он помотал головой с улыбкой. — Это фантастика просто! Потрясающе! Ввести в сюжет меня самого, это… Нда…

Потом перевел взгляд и осознал, видимо, что мне совсем не весело, после чего его улыбка слегка увяла, и он продолжил слушать.

Наверное, мой рассказ занял часа два, не меньше. Солнце за окном кабинета уже клонилось к закату. Закончив свою Одиссею, я устало прикрыл глаза, подставив лицо его лучам.

— Нда… — проговорил Грановский, поднявшись из кресла. — Слушай, я правда не знаю, как мне выразить все… Любая помощь, которую мы только сможем тебе оказать…

Наверное, мой взгляд весьма красноречиво отразил мое отношение к его помощи.

— И да, я надеюсь ты не думаешь… — он наклонился ко мне, и его голос дрогнул. — Не думаешь, что все это было по-настоящему?..

Я промолчал. Грановский уставился на меня удивленно, и что-то еще было в его глазах. Страх за меня, что я окончательно съехал с катушек? Или за себя, что он раскрыт?

— Вы сказали, что вели запись, — сказал я.

— Все так, — ответил он. — Но в этот раз файл с записью не сохранился. И не мудрено. Даже когда субъективное время игры составляет сутки-другие, файл получается огромный. А если…

Он передернул плечами.

— Слушай, ты что реально веришь, что я какой-то там волшебник из параллельного мира? — спросил он вдруг с какой-то истеричной усмешкой.

Я молчал. Я не знал, что ему ответить. Все это действительно звучало, как бред, но я видел такое количество вещей, похожих на бред…



— Ну, вот же, смотри, — Грановский выпрямился и прошествовал к стоявшему в углу книжному шкафу, взяв с полки какую-то небольшую книжку в затрепанном мягком переплете. Он листал ее минуту в поисках нужной страницы, а затем сунул мне под нос. — Когда ты рассказал про эту свою Карнару, я сразу вспомнил. Это же моя любимая книга — и одна из первых, на которой обучали Хичкока строить сюжеты.

«Арканар» — прочел я слово, которое от подчеркнул ногтем. А в другом месте: «Ирукан» и «Соан».

— Какова вероятность, что важные названия в этом твоем якобы реальном мире — анаграммы топонимов из этой книги? — спросил он тоном строгого учителя.

— Что это за книга? — спросил я.

Грановский вздохнул.

— Вот и выросло поколение, — сказал он, покачав головой, а затем показал мне обложку. Стругацкие, «Трудно быть богом». — И скажи еще, что отсылок к «Ведьмаку» ты тоже не заметил, а? И к «Игре престолов»? С этой-то попсой ты наверняка знаком?

— Ну, иногда я думал об этом, — признался я. — Но мне говорили… люди здесь черпают вдохновение из того мира…

На лице Грановского появилась понимающая улыбка доброго психиатра, беседующего с душевнобольным. Он ни сказал ни слова, а лишь склонил голову набок: дескать, чувак, ты же сам понимаешь, насколько беспомощно это звучит.

Его пальцы дрогнули, и книга раскрылась на другой странице, на которой мне бросилось в глаза имя «Кира» и фраза «замуж ее медлили брать, потому что рыжая, а рыжих в Арканаре не жаловали».

Господи, неужто и это тоже выдрано из книжки? Я почувствовал себя так, словно Грановский залепил мне увесистую пощечину, от которой звенит в ушах.

— Я понимаю, насколько реально все это могло выглядеть, — послышался сквозь звон спокойный голос Грановского. — Но этот мир просто выдуманный, от начала и до конца. Хичкок придумал его, а ты поверил. Добро пожаловать в реальный мир, Нео. Матрица поимела тебя.

— Другие люди, — проговорил я, не узнавая собственного голоса — он стал каким-то хриплым и надломленным. — Другие, кто тестировал игру. Я хочу знать, хочу поговорить с кем-то из них.

— Извини, но нет, — твердо сказал Грановский. — Это персональные данные, я не могу разглашать их без их согласия. А многие из них пережили в игре такое, чем вряд ли захотят с тобой поделиться. Нам приходилось не раз перенастраивать Хичкока, альфа-версия творила с людьми такое… Могу тебе только сказать, что я не знаю ни одного человека из тех, что ты описал. Кира, кажется, одна была: полненькая брюнетка лет двадцати пяти. Ничего общего…

— Погодите, — сказал я. — Но браслет-то вот этот, с синим камнем. Разве все они получили такой же?

— А какой еще? — удивленно спросил Грановский. Он открыл ящик стола, покопался там и извлек оттуда связку черных ремешков и бросил на стол.

— Вот, — сказал он. — Это просто реквизит, мы их в Китае заказывали, они все одинаковые.

На меня в самом деле смотрела пара десятков одинаковых голубоватых камешков, вставленных в резиновые браслеты.

Я вдруг почувствовал, что растекаюсь в мягком кресле, словно медуза, выброшенная на берег. Силы будто разом покинули тело — их не осталось даже на то, чтобы сидеть прямо.

— Ладно, — сказал я. — Я верю. Все это сон. Ничего не было. Но мне-то что теперь с этим делать?

— Жить дальше, — ответил Грановский, пожав плечами. — Тебе там верно сказали: самое главное, как ты сам относишься к увиденному.

— Но я же теперь не смогу жить, как раньше…