Чернозимье

Глава 17

Первым, что я почувствовал, была боль в ладонях. Кожа на них покрылась кровоточащими ссадинами, и, сжав ладони в кулаки я почувствовал противный хруст облепившей их мелкой крошки.

Я лежал лицом вниз на твердом холодном полу. Откуда-то слева пробивался тусклый дневной свет, но глазам было больно, и попытка их открыть только ухудшила ситуацию.

— Эй, ты в порядке? — услышал я женский голос где-то сверху. — Ты можешь встать?

Знакомый голос. Где-то я его уже слышал, но очень давно.

Поморщившись, я оперся на саднящие ладони и приподнялся немного. Серые стены вокруг. Бетонная коробка. На полу бурые кругляшки кровавых пятен и что-то еще. Какая-то вещь, мелкая и вполне обыкновенная, но которой я давным-давно не видел. Ах, да — беспроводной наушник, выпавший, очевидно, из моего уха.

Я привстал на колени и взглянул на себя. На мне были рубашка и брюки, все в мелкой серой пыли, в которой я лежал. Откуда они на мне? Точно такие же, грязные и изорванные, я выбросил когда-то в Брукмере, когда купил себе одежду на деньги, полученные за хребет могильника.

На глаза что-то неприятно давило, словно и в них забилась вездесущая пыль. Я машинально поднес грязный палец к глазу и понял, что его прикрывает мягкая контактная линза. Черт, так я, все-таки?..

— Ну, вот, — в голосе девушки, стоявшей слева от меня, послышалось облегчение. — А я уж испугалась, что ты головой ударился и сознание потерял.

Я повернул голову и посмотрел на нее. Пухлое лицо, короткая стрижка, пирсинг в губе. Секунда ушла у меня на то, чтобы вспомнить нашу прошлую встречу. Настя, помощница Грановского.

— Какого хрена! — крикнул я, бросившись к ней. Мне хотелось ее ударить со всей силы. Тварь! Запихнуть живого человека в такое…

Настя отчаянно пискнула и отпрянула назад. Настигнуть ее я не смог — чьи-то сильные пальцы схватили меня сзади и умело скрутили мне руки за спиной. Людей там было не меньше двоих, и действовали они профессионально и решительно. Я рванулся изо всех сил, но вырваться из каменного захвата не смог, а пару секунд спустя почувствовал, как прямо сквозь одежду в мою руку втыкается иголка. Еще несколько секунд — и все мои мышцы словно превратились в вату, стены вокруг пришли в движение, словно грани кубика Рубика, а потом тьма поглотила меня снова.

Когда я вновь открыл глаза, то увидел склонившееся надо мной озабоченное лицо Грановского. Судя по обстановке, я находился в его кабинете — том самом, в котором мы беседовали с ним три с лишним года назад. И даже полулежал в том же самом мягком кресле.

— С тобой все в порядке? — спросил он. — Ты можешь говорить?

— Могу, — выдавил я из себя, предпочтя не отвечать на первый вопрос.

У меня все плыло перед глазами, и я не до конца понимал, на каком я свете и что происходит. Неужели, падение на камень вернуло меня назад домой? И это стало возможно благодаря разрыву в небе?

Или… это, все-таки, и правда была игра? Но если так… значит, Ник был… прав? Все это время?

— Прежде всего я хотел бы извиниться, — спокойно сказал Грановский, откашлявшись. — За вот это вот.

Он кивнул куда-то за мою спину, очевидно, имея в виду связанные руки.

— В жопу свои извинения засунь, — проговорил я, прощупывая, не удастся ли как-то избавиться от пут. Но пришлось признать — зафиксировали меня на совесть.

— Я хорошо понимаю, — продолжил он, — что это вообще-то незаконно. Но у меня нет другого выхода. После тестирования у людей отмечались приступы… ну, да ты сам видишь, в каком ты состоянии. Что бы ты сделал, будь ты сейчас развязан?

— Башку бы тебе разнес, — сказал я.

— Вот видишь, — Грановский покачал головой.

Пару секунд мы просто смотрели друг на друга.

— Кстати, какое сегодня число? — спросил он словно между делом.

— Секунду… — я постарался сосредоточиться. Я знал, что этим вопросом проверяют на психическую адекватность. А еще я хорошо помнил, что за все время в Чернолесье, ни разу не смог вспомнить, какое число было в тот день… в этот день… сегодня…

— Сегодня второе июля две тысячи девятнадцатого года, — произнес я, стараясь, чтобы прозвучало как можно увереннее.

Грановский удовлетворенно кивнул.

— Давай договоримся так, — сказал он, взяв кресло на колесиках и выкатив его из-за стола, так, что оно встало прямо напротив меня. — Сперва я тебе все объясню, а также выслушаю тебя. Мы поговорим. Обсудим то, что случилось. Обещаю, что отнесусь к твоему опыту со всей возможной серьезностью. Потом, когда я буду убежден, что ты пришел в норму, я тебя развяжу. Обещаю. Дальше — делай, что хочешь. Можешь меня бить. Можешь прямо от меня пойти в полицию или в прокуратуру. Лады?

Подумав секунду, я кивнул. Предложение выглядело честным, вот только мне отчего-то не верилось, что Грановский сдержит слово. А с другой стороны, что еще он может сделать? Убьет меня и спустит труп в канализацию? Поместит в частную тюрьму в Пакистане? В такое развитие событий тоже не верилось.

Больше всего меня сейчас интересовало другое. Кто передо мной: гейм-дизайнер Анатолий Грановский или монах-маг Луциан? От ответа на этот вопрос очень сильно зависело то, как мне следовало бы себя вести.

— Хорошо, тогда, если ты не против, расскажи мне, что ты видел, — он опустился в кресло на колесиках и положил ногу на ногу. — Сколько времени ты там провел? По субъективным ощущениям?

— Три с половиной года, — ответил я.

Грановский посмотрел на меня так, будто из моей грудной клетки только что вылезла гигантская мертвая муха.

— Ты шутишь, я надеюсь? — переспросил он.

— Нет, — ответил я. — Я прожил там три с половиной года. Охотился на нежить. Воевал. Путешествовал.

— Господи Иисусе, — проговорил Грановский. — Такого никогда не было. У Хичкока есть некоторая свобода в генерации сюжета… в том числе, в плане длительности… но никогда… никогда… один раз это было около месяца, но мы посчитали это крайне маловероятной аномалией. Обычно это продолжается не больше двух дней.

Я молчал.

— Сколько прошло времени здесь? — спросил я, сглотнув. — С тех пор, как мы в последний раз разговаривали.

— Час где-то, — ответил Грановский, взглянув на изящные часы на руке. — Слушай, это… ужасно. Никто не должен такому подвергаться, мы пересмотрим всю концепцию… такое не должно повториться…

— То есть, ты… вы… хотите сказать, что это все была просто игра? –медленно проговорил я. — Что этого ничего не было?