Страница 12 из 17
И этот «раз» совпал с нашим приездом!
Хозяйка достала из печки чугунок и высыпала в глубокую тарелку со щербинкой картошку.
– Поешьте, еще горяченькая.
Потом пододвинула к нам миску с большими солеными огурцами, крупно нарезанный лук, квашеную капусту. Муж достал из рюкзака наши московские гостинцы: сыр, копченую колбасу, мандарины.
– А вот еще кваску попробуйте, ох, хороший квасок, я его всегда к Мишенькиному приезду ставлю, он его очень уважает, – и наливает нам по полному стакану.
Я отхлебываю глоток. Да какой же это «квас»! Это же настоящая бражка, но действительно очень вкусная. И еще немного отпила.
Муж тоже полстакана выпил:
– Действительно, хорош квасок!
А Михаил уже прилично напробовался, сидит веселый и довольный, и видно, ему поговорить хочется. Все нам рассказал: и что в Мурманске живет, и про сыновей, и про жену («она у меня хорошая!»), и про свою работу на железной дороге.
– Мы мать сколько раз звали, да разве она поедет! В гости – и то не дозовешься.
– А козу я на кого оставлю? Я ведь на всю деревню одна осталась!
– А как же вы, – спрашиваю, – не боитесь?
– А кого бояться-то, если никого нет? Зверье сюда не идет. Да и запоры у меня крепкие.
– А если заболеете?
– А мне нельзя болеть: козу ведь поить и доить надо. Болеешь не болеешь, она ведь не понимает. Хоть и болеешь, а на озеро иди, там у меня прорубь.
Мой муж на печку забрался отогреваться, а мы еще долго с сыном хозяйки беседовали.
– Вы с ним всё о вере говорили, – недавно напомнил мне муж. – Ты ему про церковь и про покаяние, а он тебе: вот куплю холодильник, тогда и в церковь пойду. Я послушал, послушал, да и спать пошел.
Может, Михаил и говорил про холодильник, только я запомнила, что он все хотел что-то понять, что-то очень важное для себя, что его давно уже мучает и не дает покоя и над чем он так долго бьется. А что это, он и сам не знает.
– Вот смотри, все у меня есть: и квартиру получил, и жену люблю. Дети хорошо учатся, Санька – так тот вообще без троек, и получаю неплохо, я ведь даже на машину задумал накопить. Ну что, думаю, надо еще-то, как думаешь? Все ведь есть…
И пока Михаил рассуждал, я пыталась вспомнить: где же, где я уже слышала эти вопросы, когда и где? Да-да, в Кишиневе, когда гостила с дочкой у наших друзей. Однажды муж моей подруги Слава, веселый музыкант, который играл в ресторане на станции Страшены, и грустный поэт (он любил со мной «о жизни» разговаривать), стал мне жаловаться, что у него все не ладится, все не так, как хотелось бы. И я жалела и его, и свою подругу Милу. И вдруг Слава замолчал и удивленно посмотрел на меня: «Нет, здесь что-то не так, что-то неправильно. Ты живешь в столице, и я живу в столице, у меня двухкомнатная квартира, и у тебя, у меня есть жена, у тебя – муж, у меня ребенок, и у тебя. Но у меня к тому же еще и любимая работа, а у тебя ее нет, и машина у меня есть, и я могу поехать на море когда захочу. Так почему же ты мне сочувствуешь, а не я тебе?»
– А вот что надо – счастья! – вдруг делится своим неожиданным открытием Михаил. – Человек обязан быть счастливым! Ты согласна?
– Конечно, согласна! Вот именно, обязан!
И мы радуемся, что поняли друг друга.
Утром мы напились чаю, распрощались с хозяевами и пошли дальше.
– Вам вон туда надо, да здесь уж совсем близко, километра два, – кивнула куда-то вдаль бабушка Настя.
Тут мы и увидели, что кругом полыньи: видно, ключей где-то много бьет, вот вода и не замерзает. И как только вчера не утонули? Одна прорубь чего стоит, а мы ее в темноте даже не заметили.
До нужной деревни мы добрались удивительно легко: то ли выспались на теплой печке, то ли точно знали, куда идти. Но, уже подойдя совсем близко, вдруг по пояс провалились в сугроб. А дом-то – вот он, рядом, и мы видим, как писатель и его жена около дома ходят.
Мы стали звать писателя по имени и махать руками, стараясь обратить на себя внимание. Наконец нас заметили.
– Вы кто? – кричит писатель.
– Мы к вам приехали! – отвечаем мы из сугроба. – Как к вам попасть?
– А у нас тут спать негде!
– А дом?
– Дом сгорел, мы теперь в сарае живем.
– И мы будем в сарае!
– Вы журналисты из Москвы? – с явной неприязнью спрашивает писатель.
– Нет, мы не журналисты (как же хорошо, что мы не журналисты!), мы от Батюшки приехали, нас Батюшка к вам послал!
Писатель сразу смягчается:
– От Батюшки? Так бы и сказали. Тогда обходите слева.
И мы, продолжая радоваться, что не журналисты, вылезаем из сугроба. Нас приглашают в дом. Да какой же это сарай? Обычный деревенский дом, небольшой, правда, но все в нем есть: и печка, и стол, и кровать, – что же еще?
– Ну, давайте будем знакомиться, – улыбается нам писатель, протягивая руку.
Вот это да! Настоящий Дед Мороз: некрашеный овчинный полушубок, мягкие деревенские валенки своей валки, седые вьющиеся волосы выбиваются из-под меховой шапки с белой опушкой, яркие голубые глаза, румяное лицо. Будто на детскую елку собрался.
Мы называем свои имена.
– А это моя жена Оля.
Оля нам очень понравилась, сразу видно, что деревенский житель, – вон как с чугунками расправляется! И как же мы удивляемся, когда узнаём, что Оля – ленинградская художница, ей двадцать семь лет и живет она здесь всего лишь второй год. Выходит, что у них значительная разница в возрасте: писателю-то никак не меньше пятидесяти.
– Оля, скоро обед? – спрашивает писатель. – Вот и хорошо, тогда прошу к столу.
Мы садимся на лавки, которые стоят вокруг широкого, гладко выструганного стола. Оля наливает нам дымящиеся щи, вкусно пахнущие квашеной капустой.
– Как вы вовремя приехали, – говорит писатель. – Мне срочно в город надо на пару недель. Да и Олю хорошо бы на недельку отпустить, она мне тоже нужна будет. А вам тут скучать не придется. Надо бы стог поближе к дому перевезти, а то за сеном не наездишься. Да и скотный двор не мешало бы почистить: там и коровы, и лошадь, а еще две телки и бычок, и овцы есть – целое хозяйство. С этим пожаром у нас тут все запущено. В общем, поживите пока. Я завтра уеду, а вы Олю через три дня проводите на станцию. Через неделю вернется – встретите. С едой все в порядке, правда, мясо во время пожара сгорело, и молока сейчас нет – обе коровы стельные. А так и овощи, и картошка, подсолнечное масло тоже. Суп сварить можно. Да, еще грибы сушеные, вон там лежат, в бумажном мешке, так что не пропадете. А спать будете, – продолжает он, не давая нам вставить слово, – пока на раскладушке, там, где у нас овечка живет, нам ее пришлось в дом взять, а то ее остальные забивают. Мы ей выгородку сделали.
«Понятно, – думаю, – раз все сгорело, значит, приехали куда надо!»
– Ну, давайте за знакомство, – и писатель наливает нам по полстакана какой-то мутной жидкости. – Не бойтесь, это самогонка, своя, из ягод.
«Ну уж нет, – думаю, – хватит с меня вчерашнего “кваску”». И я делаю вид, что отпиваю глоток. А мужу пришлось немного выпить – никуда не денешься.
А дальше разговор пошел, как обычно, о смысле жизни, а так как хозяин, оказывается, любит Гумилева, то и о нем, конечно. «Я люблю бывать в России, потому что здесь сразу же говорят о самом главном» – так сказал однажды наш знакомый профессор богословия из Лондона. А недавно он вновь приехал к нам в гости и, сидя с чашкой чая на балконе и радуясь теплому вечеру, уточнил: «Вы в России имеете свободу говорить о самом главном». – «А в Англии о чем, о погоде?» – «Вот-вот, именно о погоде, – рассмеялся он, – это наша излюбленная тема». Но мы, слава Богу, живем в России и пользуемся своей свободой сколько хотим, находя отклик у собеседника. Только, в отличие от писателя, мы не являемся поклонниками творчества Гумилева: уж больно у него, как нам кажется, много надуманного, к тому же смущает его вольное обращение с историческими фактами. Это моему мужу как историку особенно не нравилось. Он и высказал свое мнение, попытавшись как можно больше смягчить его, поэтому мы никак не ожидали, что такие вроде бы, как нам показалось, незначительные замечания вызовут столь бурный протест. Хозяин вдруг так разволновался, что вскочил с лавки и, сверкая глазами, принял угрожающую позу. Я похолодела: «Неужели драться собрался?» – и стараюсь незаметно подать сигнал мужу: мол, не спорь с ним, он завтра уедет, и все. Поспешив перевести разговор на более спокойные темы, мы стали расспрашивать о его творчестве. Это нам, к счастью, удалось, и мы много интересного услышали. Конечно, писатель – человек очень незаурядный: умный, талантливый, образованный. «Просто надо чувствовать слабые стороны другого и стараться избегать взрывоопасных ситуаций», – с удовлетворением думаю я, довольная своими рассуждениями. «И часто у тебя это получается?» – тут же одергиваю я себя. Да все и так понятно!