Хозяйка бобового стебля

А если действительно не сразу, то страшно представить, что там за вода...

Женю передёргивает. Ещё не хватало подцепить в этом мире что-нибудь не то... С каждой минутой она всё больше понимает, почему Джилл была не против компании Джека. Впрочем, едва ли она была в чём-то лучше своей матери.

— Тут есть какая-нибудь баня или вроде того?

— Она... — мать вытаскивает ведро наполовину заполненной водой. — Ты вообще уже, что ли? Сама ж знаешь, что сгорела баня. Чего стоишь одетая до сих пор, снимай с себя всё, живо!

— Вот так? И как она могла сгореть? И почему ты корову на ребёнка оставила? Хотя да, они обе скоро просто упадут от голода... Я, знаешь, уже и не понимаю, как так вышло, что мы вот так живём?..

Конечно, вполне может быть, что всё происходящее — условность мира, но...

Что-то Женя в этом сомневается.

— Снова меня упрекать вздумала? — всхлипывает она вместо того, чтобы злиться. — Что я, думаешь, рада этому всему? Вот твоему жениху рада, и за тебя рада. И не позволю тебе погубить своё будущее. Поэтому, давай, снимай с себя всё, я постираю. А пока помыться тебе помогу. И пошевеливайся! Не заставляй меня раздевать тебя насильно. Дурёха, — звучит уже совсем не зло, и она всё-таки тянется к Жене, чтобы начать стягивать с неё платье.

Нет, всё же по характеру она не копия её родной матери. Матери-из-родного-мира... Как сказать?

Есть в неё что-то мягкое, слабое, надрывное, но оно идёт рука об руку с безалаберностью и скудоумием.

Впрочем, в этом мире наверное большинство не слишком умны.

Контекст времени и всё такое.

— Ладно, — соглашается Женя. Это всё неприятно, но ходить грязной тоже не дело.

И когда её одежда оказывается рядом в траве, а мать мешает воду из ведра с нагретой солнцем водой из чана, который стоял поблизости и был поначалу незамечен Женей, ветви кустарников начинают шелестеть. И среди них появляется нахальная тёмная лисья морда.

Джек пытается спрятаться за высокой травой и крапивой, но что-то идёт не так и вместо этого он почти выбирается из укрытия. Без стыда и совести не отрывая от Жени внимательного, блестящего взгляда.

Она кривится, старается прикрыться рукой и кричит на него:

— Нахал! А ну пошёл отсюда!

Но он садится и едва ли не виляет хвостом, приоткрывая свою пасть будто бы в попытке ухмыльнуться.

Мать оборачивается в его сторону и начинает хохотать, выливая на Женю ведро воды.

— Лису застеснялась, вы посмотрите-ка на неё! Вот глупая! Но, правильно, гони его! Это ж надо, лису привела... Хочешь, чтобы она курей подавила?

Женя закусывает щёку изнутри и отворачивается от него, стараясь не представлять, как пялится не зверёк, но внушительных размеров мерзавец-мужчина.

Ну и пусть подавиться!

Тело, кстати, очень похоже на её собственное. Но всё же оно чужое. Так она будто всё равно в одежде.

— Я тут не видела кур...

— У нас и нет. Я про соседских, — спокойно отзывается мать и трёт её влажной тряпкой.

— А. Эм... А соседи-то где?

— Да там, — указывает рукой куда-то в сторону, — как идти до поворота, а потом за холм, и слева бу... Ты что, — вскрикивает резко и даёт ей хлёсткий подзатыльник, — совсем спятила, не знаешь, где соседи наши живут?!

Лис, от греха подальше, нехотя, неспешно, но скрывается в зарослях.

— Ага, спятила... Кто-то точно... Но постой, это там не Вилли скачет?

Мать, услышав эти слова, не разбираясь так ли это, хватает с земли ещё не стиранное платье и начинает метаться из стороны в сторону.

— Не успели, — шепчет она, округляя глаза. — Ах, не успели!

Глава 8. Животное

Когда мать, что-то неразборчиво бормоча, бросила ей в руки смятое платье, приказав по-быстрому застирать его и надеть мокрым: «Всяко лучше, чем вонючее», и убежала тянуть время, отвлекая Вилли, ветви кустарника зашелестели вновь.

Джек вышел и, слегка прихрамывая, подобрался к Жене. И когда оказался довольно близко, так, чтобы она могла запустить в него, например, ведром, прикрыл лапой морду. Как бы показательно и театрально закрыл глаза.

— Не смотрю я, видел уже, что хотел, не кричи только. Красотка.

— Какая мерзость! — негодует она. — Ну ты и... животное.

А сама начинает дрожать из-за порывов прохладного ветерка.

Он напоминает ей о Деде Морозе и том холоде, что разлился по всему телу, прежде чем она попала в другой мир.

Лис фыркает и убирает лапу, снова окидывая её сверкающим взглядом.

— Животное, вот именно, — кивает он. — Да и должны мне хоть как-то окупиться мои страдания! Ты, это, — добавляет уже мрачно и без издёвки в голосе, — не мёрзла бы... Заболеешь. — И спешит добавить: — Кто меня расколдует тогда, а?

— Откуда мне знать, кто тебя расколдует.

Женя бы надела на себя грязное платье, было бы быстрее и с меньшим риском заболеть, но...

Уж лучше ходить голой, чем в этом.

С этим запахом...

О времена, о нравы!

Она быстро-быстро застирывает платье, выжимает его и с трудом на себя натягивает.

— Помочь? — мрачно за этим наблюдая, спрашивает Джек. — Могу подцепить сзади зубами, а то подол задрался. Ты... совсем глупая, да? — всеми силами пытается изогнуть он бровь.

Женя хмурится, зубы стучат.

— Что? Это ещё почему? И не надо мне помогать... Иногда приходилось мокрое надевать, правда, только бельё, но что ж...

— Как это, почему? Ты зачем вообще её слушаешь? Бежим, пока эти дикие люди отвлеклись на друг друга! Самое время уйти, — и всё же цепляет её за край платья и тянет к повалившемуся забору за крапивной стеной. — Тям дыйа, можо пйойти, — говорит, не размыкая челюстей.

— Но я...

Не должна испортить сказку!

В ней не было никакого жениха, само собой. И это значит либо то, что всё идёт как надо по сценарию, что слегка изменён, либо...

А вдруг она упустит шанс заполучить бобы?

Нет, нужно и вправду бежать, только не так, нужна...

— Корова! Бежим за коровой, Джек!

Он невольно высовывает язык, вспоминая о своём недавнем подвиге, странно дёргается, будто его вот-вот вывернет и шипит.

— Корова тебе зачем? Я тебе новую подарю, только уйдём отсюда!

— Нет, мне нужна именно эта! — возражает она, обняв себя за плечи.

— Ладно-ладно, давай с этой! Только, как ты собираешься уйти с ней незамеченной, или прикажешь мне её вести за собой, пока ты своего женишка отвлекаешь?

— Я не... — она хочет ответить «не знаю», но вместо этого ухмыляется. — Да, это хорошая идея. Выведи её вон за те деревья! И... ты же покажешь, где тут у вас рынок?

— С памятью плохо? Мы ведь с тобой там это платье и укра... — он осекается и скалится на неё: — А, знаешь, что угодно, главное верни мне мой облик, наконец! Вернёшь? Иначе брошу тебя и к местной ведьме пойду. Ещё и заплачу ей, чтобы тебя прокляла, поняла?

— О! — у неё даже глаза загораются. — Мне тоже надо к ней! Она и тебя и меня расколдует! Отведёшь, чернобурк?

— К-кто? — пятится он, будто испугавшись, что она снова превратила его в кого-то другого. — И... Постой, что значит «и меня»? То есть, тебя?

Ей надоело то поддакивать ему от имени Джилл, то пытаться объяснить суть... в конце концов, с Джеком можно сладить, поэтому она отвечает просто:

— Я правда из другого мира. Иначе бы не было всех этих странностей! Я Женя, а не Джилл. Куда делась Джилл, как и здравый смысл в этом доме, ума не приложу!

— Но... Допустим, — сел он у её ног, обвивая лапы свои хвостом. — Но ведьма ведь ты, не она, так? Это ведь ты её тело украла, — у него отчётливо, сильно дёргается веко, пусть Джек и старается держать себя в ла... руках. — Тогда от чего тебя расколдовывать нужно?

— Нет, она! В моём мире вообще ничего такого нет. Хотя ты, если увидишь машины, наверняка, подумаешь иначе... Я тоже жертва! Злой морозный маг заколдовал меня! И, возможно, заразил... Или у прежней хозяйки были какие-то способности...

— Так-так-так, стой! Заразил? У меня хоть, не знаю, щупальцы ещё к хвосту не вырастут? Я бандит, детка, не пират! И без того уже на меня магией своей... чужой? Неважно! И без того на меня магией чихнула! — он пятится от неё с таким видом, будто вот-вот и удерёт со двора, бросив её разбираться самой и с матерью, и женихом, и со страшной костлявой коровой.