Страница 2 из 17
Предупредив адъютанта, чтобы отменил сегодня намеченную встречу, а также, что завтра целый день его не будет, Ольховский отправился домой. Надо разобраться в создавшейся ситуации как можно быстрее, иначе… Что будет иначе, ему думать не хотелось. На город спустились осенние сумерки, было ветрено, сыро и неприютно. Ветер с Финского залива трепал полы его демисезонного пальто из добротного кашемира. Саша не любил форменную шинель, считая ее грубой и не подходящей для него. Благо ему разрешалось поверх формы носить гражданскую одежду. Он шагал по улицам к станции метро, погруженный в невеселые мысли. Он не может даже правильно оценить создавшуюся ситуацию, чтобы принять какие-то меры для того, чтобы ее исправить. Информация от Циркача была расплывчатой и какой-то непонятной, если не сказать грубее. Это было вообще на Николая непохоже, что тревожило Александра еще больше. Беспокойство, поселившееся в душе после звонка агента, не отпускало. Наоборот, с каждой минутой только прибывало. Он задумался так глубоко, что чуть не прошел мимо станции метро. Чертыхнулся, на себя за несвоевременную рассеянность, и круто повернул обратно, при этом, чуть не сбив с ног какую-то тетку с тяжелой сумкой, шедшую позади него. Тетка выругалась на него сквозь зубы на тему «зальют зенки». Александр зло глянул на женщину, и у той слова, уже готовые сорваться с языка, вдруг застряли в горле, и она выдала невразумительное бульканье, испуганно шарахнувшись от него в сторону, и чуть при этом не налетев на фонарный столб.
Выйдя на своей станции, он торопливо стал подниматься по лестнице к выходу. У него, почему-то, возникло паническое состояние, словно у зверя, которого гонят охотники на выстрел. Он как-то несолидно вжал голову в плечи и постарался незаметно оглянуться. Никого подозрительного позади не было. Женщина тянула мальчика лет шести за руку, что-то ему торопливо говоря, чуть нагнувшись к нему, мужчина на костылях с ногой в гипсе, привалившись к ленте эскалатора задумчиво разглядывал потолок, на котором не было ничего интересного. Он про себя чертыхнулся. Так недолго и до паранойи доработать, если уже начинается мания преследования ни с того, ни с сего, можно сказать, на ровном месте. У него и раньше случались неприятности на службе. Что поделаешь, такая работа. Но он не мог припомнить подобного состояния, когда-либо накатывающего на него после неудачной операции. И видит Бог, таких за время его службы было довольно. И ни одна неудача не смогла выбить его из колеи, и нарушить внутреннее равновесие. Нет, вот закончит эту операцию – и на отдых.
Выйдя на улицу, он торопливо направился к своему дому. Чувство погони прошло. Александр вздохнул с явным облегчением, и быстрым шагом прошел в темную арку, ведущую к парадной. Уже поставив ногу на ступеньку невысокого крыльца собственного подъезда, ощутил, словно кто-то толкнул его в спину взглядом. Быстро обернувшись, внимательно осмотрел двор, но ничего подозрительного не заметил. Набирая код на двери, ощутил, что пальцы его дрожат. Рывком распахнул дверь и с грохотом захлопнул ее за собой, выдохнув с облегчением, ощущая, что избежал какой-то неведомой опасности.
Прошло около десяти минут с того момента, как Ольховский вошел в подъезд. Ветер раскачивал одинокий фонарь возле старой липы с почти полностью пожелтевшей листвой. Тот поскрипывал, словно жалуясь на свое одиночество невесть кому, разбрасывая рывками вокруг себя пучки бледно-желтого света. Из-за дерева вышел человек, стараясь не попадать на освещенный участок двора. Вся его фигура, будто сотканная из сумрака, выражала некую настороженность. Постояв около минуты, глядя на зажегшийся в окнах свет на третьем этаже, он удовлетворенно кивнул головой, словно отвечая на свои мысли, и, подхватив под мышку костыль, довольно быстро зашагал со двора.
Всю дорогу, пока Александр ехал до этого треклятого поселка, он пытался придумать, как будет лучше сделать, чтобы не привлекать особого внимания к его связи с Циркачом. Ведь незаметно появиться в поселке не получится, да и огородами по-пластунски пробираться к дому, где тот живет, ему вроде бы и не с руки. Наконец простая мысль пришла ему в голову. Он возьмет и просто приедет к деду, как там бишь его, не то Андрею, не то еще как. Не важно, на месте разберемся. Так вот, приедет он к нему, как к человеку, который и нашел этого Стрелецкого, как к свидетелю, чтобы расспросить. А там уж как-нибудь умудрится «познакомиться» с Циркачом, или даст ему знак, чтобы встретиться где-нибудь подальше от чужих глаз. Ему показалось, что идея неплоха и не должна вызвать недоумения у того же участкового, который по должности хоть и обязан оказывать Ольховскому всяческое содействие, но при этом, доверия вовсе не вызывал, да и вообще, был мужиком мутным и Ольховскому непонятным. Поэтому, по прибытии в поселок, Александр направился сразу к дому старика, где сейчас и должен был находиться Циркач.
По дороге он усиленно вспоминал имя старика. Наконец вспомнил. Деда звали Авдей. Подъехав к дому и выйдя из машины, Ольховский направился прямо к калитке, и закричал во все горло:
– Хозяева!!! Есть кто дома?
Этим своим воплем он надеялся привлечь внимание не только деда, но и Циркача. Голос начальства тот должен был узнать и определить безошибочно. К удивлению Александра, из дверей дома вышел какой-то незнакомый мужчина. Ольховский на мгновение растерялся. Этого мужика он видел впервые. Тот неторопливо подошел к калитке и поздоровался. Весь его облик, неспешные и какие-то основательные жесты, прищур карих, почти черных глаз, короткий ежик темных волос, небольшая «шкиперская» бородка, а главное взгляд, все это вызывало у Александра некое чувство тревоги, если не сказать явного опасения. Так, выходя на ринг, боец смотрит на противника и мгновенно, одним взглядом охватывая соперника взглядом, оценивает его. Так вот, перед Сашей стоял опытный «боец». Сделав приятное лицо, и вложив в свой голос максимум доброжелательности на какую только был способен в данный момент, он запел:
– Здравствуйте. А я вот к Авдею … Силуяновичу, – с трудом вспомнил он отчество старика. – Хотел с ним потолковать о его «находке» на Плакучем. – И без перехода, меняя интонацию на «бдительную», – А вы, собственно, кто такой будете?
Обычно, посторонние люди всегда несколько терялись при подобной смене тона разговора. Этот же, даже глазом не моргнул, и продолжал с прищуром, который уже начинал бесить Ольховского, рассматривать нежданного гостя. Неторопливо, несколько тягучим голосом, тот ответил:
– А я племянник деда Авдея.
И все. Не имени не назвал, ни причины своего здесь появления, ни одного лишнего слова больше. Никакой дополнительной информации, на основе которой, можно было бы сделать хоть какой-то вывод. Повисла неловкая пауза. Ольховский переминался с ноги на ногу, лихорадочно придумывая, что бы сказать такого, чтобы не упустить инициативы в разговоре. Наконец, изменив тон на почти официальный, спросил холодно:
– А где сам хозяин? Мне обязательно нужно с ним поговорить.
Не отрывая от собеседника изучающего взгляда, мужчина ответил, по-прежнему растягивая слова:
– А его нет дома. И будет не скоро. За травами в лес ушел.
Ольховский слегка растерялся. Что предпринять в сложившейся ситуации он не знал. Циркач об отсутствии Авдея и появлении нового человека ничего ему не докладывал. И уйти, как говорится, несолоно хлебавши, он просто не мог. Циркач на улице не показывался. Может его тоже дома нет? Не любил Александр Евгеньевич глупых ситуаций, ох не любил. Но делать было нечего, пришлось проглотить. Он скорчил растерянную физиономию (причем, притворяться особо не пришлось), и пробормотал голосом с некоторой долей конфузливости:
– А вы не угостите меня чаем? Видите ли, я очень рано выехал из дому и позавтракать не успел. А столовых у вас тут нет. Да и с вами мне бы тоже побеседовать. Вдруг, что новое для себя узнаю о находке вашего дядюшки? – Не удержался под конец от ехидства при слове «дядюшка» он.
Мужчина с некоторым удивлением вскинул бровь, но калитку открыл и сделал приглашающий жест. Несколько суетливо, Ольховский просочился внутрь двора, злясь на себя и негодуя на Циркача. Какого… он не сообщил, что деда нет и человек новый появился?! Только бы встретиться с ним в соответствующей обстановке, вот тогда бы он с ним поговорил «по душам». А теперь ему придется корчить из себя дурака, да разговоры разговаривать с этим мужиком! Вообще, он чувствовал себя несколько по-дурацки. Его напрягало буквально все. И внезапное отсутствие этого проклятого деда, так не вовремя умотавшегося за травами, и человек, идущий позади него, чей насмешливый взгляд он ощущал почти физически. Но он так же понимал, что иначе ему просто не удастся поговорить с Циркачом. И вообще, все, что происходило в этом поселке в последнее время навевало на него какую-то тоску и некую загнанность. Точно такое же чувство у него возникло буквально вчера, когда он выходил из станции метро. Все это сводилось только к одному: он утрачивает, или почти утратил, контроль над ситуацией. А это в его положении было недопустимо!