Сшитый человек

– Ты спятил? – закричал я.

Хотя и спрашивать не стоило. У Володьки был молоток в руке.

– Тихо! Он там! – сказал он.

– Кто? – внезапно холодная дрожь прошла по моему позвоночнику.

– Ты меня просил про него не говорить, – уклончиво сказал Володька, но тут же добавил. – Сшитый человек! Я не за себя, а за тебя боюсь. Кажется, ты ему не нравишься. Он говорил о тебе.

– Говорил что? – мне показалось, будто за дверью правда кто-то ходит. Брат меня в этом убедил.

– Он сказал, что ты собираешься меня предать и отправить в психушку, – Володька тяжело дышал. – Сказал, что хочешь избавиться от меня, чтобы одному жить в квартире! Нехорошее про тебя говорит… Не нравишься ты ему.

И вдруг меня поразила абсурдность происходящего: в квартире нет никого постороннего! Больное воображение брата его выдумало. Этот персонаж отражал его страхи.

– Володя, ты напуган, но пожалуйста… положи молоток, – медленно проговорил я, пот капал с каждого волоска на моей голове.

– Я его не боюсь! – убеждал брат. – Мне уже всё равно. Я скоро умру. А тебя спасу!

– С чего это ты скоро умрёшь? – я не отрывал глаз от молотка и хаотичных движений руки Володьки.

– Сшитый человек так сказал! – брат понёс свою привычную ерунду. – Он же сам мёртвый, поэтому всё знает. Прошлое, будущее… всё!

Я так и не смог уговорить брата успокоиться и выпустить из рук молоток, поэтому решил пойти на обман.

– Володя, раз ты его не боишься… Сходи посмотри, чего он там делает? Может он уже ушёл?

– Верно! – Володька занёс молоток за плечо и вышел в коридор.

А я соскочил с дивана, подбежал к двери и изо всех сил стиснул ручку. Когда мой брат почуял неладное, я уже, прижимая телефон плечом к уху, звонил в экстренную службу.

– Эй! Открой! Ты чего делаешь? – визгливо заорал Володька, дёрнув дверь.

– Мой брат не в себе! Он агрессивен! У него молоток! – выкрикивал я в трубку.

– Предатель!

В меня полетели осколки. Брат ударил молотком в стекло.

– Вы слышите? Он ломает дверь! – я весь дрожал, мои ногти стучали по круглой дверной ручке.

Услышав это, Володька перестал колотить в стекло и просто смотрел на меня с укором.

– Всё это правда… – он перекидывал молоток из одной руки в другую. – Ты нашел повод от меня избавиться, чтобы жить тут одному. Не веришь мне. Не хочешь верить! Тебе так удобнее. Ну давай! За мной приедут, а ты им расскажи, что я псих. Что ты им ещё расскажешь? Что я хотел убить тебя? Тебя… своего брата.

Я не отрывал глаз от молотка, следил за ним, как под гипнозом, и думал: «Они не успеют! Он меня убьёт! Разобьёт мне голову!».

– Хотел тебя защитить, а ты мне удар в спину… Ладно! – Володя наконец бросил молоток на пол. – Меня там никто не удержит!

Руки Володьки были пусты, но так распорядилась природа, что ему досталось телосложение крепче моего, к тому же он был в приступе ярости и безумства.

Я боялся его и продолжал держать дверь, пока не приехали полицейские и санитары. Брат сдался им сам. Приложился к стене, позволил себя обыскать. На меня он поглядывал с обидой, будто это не он, а я размахивал молотком и разбил дверь.

Володька ничего не отрицал. Сказал, что видел сшитого мертвеца в нашей квартире и подтвердил, что разбил дверь молотком.

– Психоз, – сказал врач.

Мне, как родственнику, предложили решить отправлять ли Володьку на «недобровольную психиатрическую госпитализацию». Я посчитал, что так для всех будет лучше. А то ещё в следующий раз примет меня за «сшитого человека» и расколошматит мне голову.

И всё-таки я фоново чувствовал стыд. Худшие страхи моего брата подтвердились – я упёк его в клинику и остался в квартире один.

К тому же невозможно было не заметить, что стало лучше. Стало спокойнее. Я и не знал, что жить одному настолько приятно. Все мысли о прошедших ужасах вылетели из головы, и чтобы не чувствовать вину, мне приходилось напоминать себе, что мой брат попал в клинику не потому, что я мечтал от него избавиться, а потому, что болен.

Казалось, эти спокойные дни достались мне незаслуженно и придёт расплата. Предчувствие не обмануло…

Всё началось с того, что на кухне с вентиляционной трубы соскочила решётка. Не просто отвалилась, а слетела, будто её выбили кулаком с той стороны.

Решётка пролетела через всю кухню, и я, посмотрев на квадратное отверстие, увидел человеческие пальцы.

Волосы зашевелились у меня на голове. Я поспешно призвал себя рассуждать здраво: этого не может быть. За вентиляционной решёткой лишь узкая труба. Туда бы не поместился человек. Мне это показалось!

Слабые шурупы, сильный поток воздуха… Хотя смысл вентиляции в том, что она должна тянуть воздух из квартиры, а не наоборот. Нестыковка, но я был готов спустить это на тормозах. Взял отвёртку и новые шурупы. И когда я уже прикрутил решётку на место, мне опять показалось, что там белеет что-то похожее на человеческую руку.

Перед сном я чистил зубы. Хотел сплюнуть зубную пасту и чуть не подавился. На меня из слива смотрел глаз! Глазное яблоко с прожилками вращалось, зрачок расширялся и сужался.

Я открыл горячую воду. Промыл раковину, не глядя в слив. Или я схожу с ума, или мой брат говорил правду.

Кстати, как там Володька?

Не думал, что дозвонюсь до клиники ночью, но мне ответили. Сказали, что мой брат попытался сбежать из больницы. Пришлось перевести его в палату, где за пациентами ведётся постоянное наблюдение. И ещё ему ввели препарат для усмирения.

«Вытаскивать его оттуда надо, а то сделают из него овощ, – подумал я. – Если ему там место, тогда и мне тоже».

Оказалось, что вызволить Володьку будет сложно. Его недавний срыв считали нападением на человека. Мне сказали, что он проведёт в больнице около месяца, а потом можно будет начать рассматривать вопрос о его возвращении домой.

Шла вторая неделя, как я жил один. Покоя мне не было.

Я стоял под душем и не смотрел под ноги. Теперь сливные отверстия вызывали у меня чувство страха.

Сквозь шум воды, я услышал стук ногтей по стеклу и, будто дверца стиральной машинки открылась. Я отдёрнул шторку и посмотрел.

Из стиральной машинки высунулась голова. У неё не было шеи. Она лежала на раскрытых ладонях длинных голубоватых рук.

Мутные глаза посмотрели на меня. Сквозь ухмыляющиеся желтые зубы хлынул поток черной крови, и голова спросила:

– Какое сегодня число и какой месяц?

Я был так напуган, что казалось, от моего ответа зависит жизнь.

– Четырнадцатое мая, кажется!

Жуткая рожа улыбнулась шире:

– А ты мне не верил… брат…

Убегая, я случайно сорвал штору. Конечно, это было лицо Володьки. Я не узнал его сразу из-за сильного разложения.

Но ведь мой брат жив. Не так ли?..

Полночи я пытался дозвониться в клинику. Никто не ответил, а утром мне позвонили сами. Сообщили, что Володька умер прошлой ночью. И обстоятельства были ужасны!

Очевидно, он в самом деле был не здоров. Поставил себе цель – сбежать любой ценой. Пусть даже, как в старом, идиотском анекдоте.

Володька сумел выкрасть с кухни хлебный нож с ребристой заточкой, и подговорил какого-то невменяемого «помочь ему сбежать». Сбежать по частям!

Они укрылись в туалете, и тот псих всю ночь увлечённо распиливал моего брата. Некоторые части он выбросил на улицу, протолкнув сквозь решётку в форточке, другие напихал в вентиляционную шахту, внутренности смывал в унитазы. Его застали за этим делом, когда от моего брата осталась только нижняя часть.

Я не мог поверить в эту дикость! Но это было реальностью. Я ещё не отошёл от шока, а меня уже пытались умасливать: все ритуальные услуги, погребение, памятник – бесплатно. Клиника не хотела, чтобы об этом узнали журналисты.

Все части тела моего брата нашли. В морге обещали сшить, однако рекомендовали хоронить Володьку в закрытом гробу. Хорошего вида не будет…

Мне выдали розовую бумагу с именем моего брата. «Свидетельство о смерти». Я сидел дома в гостиной, разглядывая его. Оно было слегка надорвано. Как пропускной билет в иной мир…