Сшитый человек

Влад Райбер

Сшитый человек

Сшитый человек

Володьку все обожали, потому что никто не знал его так же близко, как я. Никто не знал, что жить с ним в одной квартире бывало просто невыносимо. Иногда он на время замыкался в себе и становился незаметным. Но это было ненадолго…

После одного такого затишья, прихожу домой, а там вонь и дымоган, будто в квартире сожгли кучу жухлой листвы, и Володька лежит морской звездой в гостиной на ковре, задумчиво разглядывает потолок.

– Твою ж мать! – ору я.

А ЭТОТ плавно подносит дешёвую папиросу к губам, затягивается, сощурив глаза, выдыхает густую струйку дыма и спокойно так отвечает:

– Она и твоя мать… Ты её не трогай…

Да. Послал мне бог братца. Хулиганил он только иногда, но полностью отбитым был постоянно. Разница в возрасте у нас была всего в год, а общего языка никакого.

Нам было лучше вообще ни о чём не разговаривать. Сразу начинали спорить и ссориться. Слишком разные взгляды на мир и на жизнь.

Мой брат отрицал науку и историю, но верил во всё самое безумное: в космос никто не летал, на Земле было несколько атомных войн, которые каждый раз уничтожали цивилизацию и всё начиналось сначала. Историю переписали! Нас обманывают: никто никогда не умирает, а лишь переносится за грань пространства и времени. И существуют «психостимуляторы», которые позволяют это увидеть.

Вот во что он верил.

Он давно узрел истину, а я, по его мнению, был тупым и приземлённым, и разговаривать со мной было не о чем.

Куда мне было до него? Володька был вне системы, он черпал знания из странных роликов на ютубе и время от времени принимал кое-чего для «расширения сознания».

Я почитал о подобном типе мышления. Это называлось «шизотипическим расстройством личности». Симптомы те же, что и при шизофрении, но выражены не так ярко.

– Не увлекайся так этой мистикой, был у меня знакомый – Стас, он тоже помешался на теориях заговора, а теперь разговаривает со стенами, – предупреждал я.

У Володьки на всё был свой ответ:

– Не понимаешь ты ничего… Он прозрел!

«Не случилось бы с Володькой такого прозрения», – я боялся и за него, и за себя.

Я думал, что сразу пойму, если брат сойдёт с ума. Представлял, что он будет бегать голый по квартире, разорвёт подушки, перебьёт всю посуду… однако всё вышло по-другому.

Володька снова стал замкнутым. Целую неделю молчал и не заставлял меня смотреть «полезные» ролики, а однажды сказал мне потихоньку:

– Надо нам раковину чем-нибудь залить.

– Засорилась? – спросил я.

– Ну… да, – Володька нервно поскрёб свою стриженную под ноль голову.

– Я куплю гранулы или гель… Что лучше помогает? – спросил я.

– Нет, надо что-то очень едкое, как кислота, чтобы всё растворяло, кроме пластика… как в том сериале… «Во все тяжкие», помнишь? – сказал брат.

– Вова, ты чего? – я был так измучен его выходками, что сразу начал раздражаться. – Какая, нахрен, кислота? Какие «Во все тяжкие»? Ты чего удумал?

Брат попросил посмотреть меня в слив умывальника. Я сделал, как он просил. Посветил фонариком. Слив был пустой и к тому же чистый.

– Что я должен там увидеть? – спросил я.

– Глаз! – ответил Володька. – На меня оттуда смотрел глаз!

Брат был напуган, а он редко чего-то боялся. Говорил, что страхи – удел незнающих, а он якобы знал всё.

– Чей глаз? Крысиный? – пытался угадать я.

– Нет, как человеческий, прямо из слива на меня всегда смотрит, – Володя дёргал заусенцы на пальцах.

Я был уверен, что всё – приехали… Но попытался доказать брату, что он несёт околесицу. Открыл дверцу под раковиной и заорал, не то от злости, не то от испуга:

– Видишь трубу?! По-твоему, в неё может поместиться чья-то голова?!

– Я не сказал «голова», я сказал «глаз», – робко напомнил брат.

– И как он там оказался?

– Ну, я не знаю! Пролез? – Володька присел и провёл пальцем вверх по изогнутой трубе. – Прополз на дли-и-инном глазном нерве!

– Ты что-то употреблял? – спросил я.

Он помотал головой:

– Нет, я чист. Просто на меня постоянно смотрит этот глаз из раковины.

– Володя, ты сошёл с ума, – сказал я серьёзно.

– А может быть, нет? – неуверенно спросил брат.

Раньше ни разу не слышал, чтобы он усомнился в том, что говорил. Мне показалось, что это хороший знак. Значит всё-таки способен адекватно оценивать своё психическое состояние.

С тех пор я был к нему внимателен. Интересовался, как он себя чувствовал, не видел ли глаз в сливе. Володька отвечал, что теперь туда и не смотрит.

А раз он пошёл в ванную и как начал орать. Я дёргал ручку, спрашивал, что там с ним, просил открыть. Брат всё орал и орал. Моих вопросов не слышал.

Только я собирался ломать замок и дверь открылась. Володька вышел, придерживая ремень, весь зарёванный. Глаза опухшие, красные. В последний раз я видел его плачущим в далёком детстве.

– Посмотри! – он очертил пальцем круг около стиральной машинки.

На полу было несколько кровавых клякс, будто накапало с носа. Я внимательно посмотрел на брата, он понял мою мысль и объяснил:

– Это не моя! Это с головы! Я сидел на толчке и тут открылась стиральная машинка, оттуда высунулись руки. Они держали голову. Оторванную голову… Это с неё накапало! Она была страшная-страшная… и спросила меня про какое-то число… Ну, что ты на меня так смотришь?! Если я вру, тогда откуда кровь?

Я тяжело вздохнул и приложил руку к лицу:

– Хочешь сказать, что вот эти капли доказывают, что из нашей стиральной машинки вылезли руки, которые держали живую голову?

– Вот чёрт, – проворчал Володька. – Поверь своему брату, а!

– У тебя галлюцинации, – сказал я. – Ты видел то, чего не было. Пока не поздно, тебе надо лечь в клинику. Давай завтра пойдём к врачу.

– Даже не думай! – брат разволновался до трясучки, он ненавидел врачей и считал всю медицинскую систему шарлатанством. – Я не лягу в психушку!

– Остынь! – сказал я. – Без твоего согласия тебя туда никто не положит… Если ты не опасен.

– Я не лягу в психушку! Я знаю, что видел! Знаю! – брат дёргался в приступе злости.

Володька стал пугливый. Часто выходил покурить на балкон. Не выключал свет в коридоре и в туалете. Оправдывал это тем, что забывает, но я понимал – он просто начал бояться темноты.

Как-то мы вместе смотрели фильм. Обычно Володька комментировал всё, что происходит на экране, однако в тот вечер он молчал. И только в минуту, когда я поднялся с кресла, он резко спросил:

– Куда?!

– На кухню, чайку подлить, – я показал ему пустую кружку.

– Не ходи… – Володька перешёл на шёпот. – Он там!

– Кто? – спросил я, уже зная, что сейчас он скажет что-то безумное.

– Сшитый человек! – ответил Володька. – У него всё пришито: ноги, руки…

– Заткнись! – крикнул я от испуга. – Ещё раз ты заговоришь про глаз в раковине, про голову в стиральной машине или про «сшитого», отправишься в клинику. Ты меня понял?

– Я и дня там не пролежу! – пригрозил брат в ответ, но больше не пытался меня остановить.

Он сбил меня с толку, я забыл, где выключатель и шарил по стене, глядя во мрак. На миг испугался увидеть кого-то чужого в кухне. Там, разумеется, никого не было. Но беспокойство осталось. Страшно жить с безумцем. И жаль его! Ведь он мой брат.

Жаль себя… Вдруг придётся всю оставшуюся жизнь о нём заботиться, привязывать к кровати, если начнёт буянить. Страшно было подумать, к чему это приведёт.

Ещё неделю Володька был тише воды, ниже травы. Даже свои любимые ролики не смотрел. Сидел в уголке, листал книжку. По-прежнему оставлял после себя свет и на кухне, и в коридоре, и в ванной.

Я уже привык ходить за ним и выключать. Даже замечания ему не делал.

Брат проявил небывалые чудеса самоконтроля, и я не ждал от него подвоха. А он возьми, да и сделай…

Я задремал вечером на диване, и проснулся от того, что дверь сильно хлопнула. Это сделал мой брат. Он закрылся со мной в гостиной и крепко держал ручку.