Клеймо сводного брата

— О, бля, как же тесно, – сдавлено мычу, насаживая узкую на себя дырку. Натягиваю. Жжение в пояснице ощущаю. Такого кайфа не было в прошлый раз. Там все быстро, в спешке, а сегодня можно помедлить. Наблюдать, как на каждый толчок сотрясается идеальной формы грудь, как стон срывается с искусанных зубками губ, как капелька пота стекает по виску.

И яйца уже от переполненности ноют. Хочется не просто толкаться, а вдалбливаться так, чтобы навсегда всадить в эту головку мысль, что ей от меня больше никуда не деться.

Обхватываю тонкую талию пальцами одной руки, другой грудь сжимаю и требую хрипло:

— На меня смотри, Соня. Смотри, кто тебя трахает.

Она порочно улыбается, распахивает ресницы и губами почти беззвучно произносит:

— Герман. Конечно, Герман.

И от этого невинного голоса, от того, как льется с губ мое имя, крыша едет окончательно.

Возбуждение, дремлющее, встает на дыбы, и теперь малышке останется только терпеть, с какой скоростью буду ее трахать.

Снова и снова. Вбиваться. Вторгаться. Долбиться. Хрипеть: «Моя». Рычать, как все чаще и чаще толкаюсь членом, пока все резче скольжу внутри. Отпечатывая каждую вену на влагалище, заставляя принять «нас». Единое целое.

И кончить вместе со мной, как только тело, выгнувшееся конвульсивно, не расслабиться.

Сперма брызгает ей на живот и грудь, и я поднимаю обессиленное тело. Несу в ванную, а там обмываю и спинкой к себе поворачиваю. Попку яблочком глажу и пальчиками между булочек забираюсь. Стискиваю зубы от мысли насколько там тесно.

— Герман, — елозит она, и я ниже пальцами веду, складочки влажные раздвигаю. Шепчу в ухо:

— Ножки раздвинь пошире. Есть одно место, где недостаточно чисто. Теперь прогнись немного. Умница. Теперь попкой потряси.

— Герман! – охает он и хочет встать, но я не даю. Давлю на поясницу и член к розовой дырке подставляю.

Как мне нравится эта ее покорность в сочетании с невинностью. Прелесть в том, что она не сможет покориться никому другому.

Прелесть в том, что такой она будет только для меня.

Насаживаю малышку на хер, слышу вздох и начинаю активно двигаться, разбрызгивая воду на каждый удар тела. Влажно. Грязно. Именно так, как мечтал…

Глава 18.

*** София ***

Эта была лучшая ночь в моей жизни. Я никогда не думала, что секс может быть таким… Таким… Таким нереальным. Фантастическим. Волшебным.

Никогда даже мысли не могло возникнуть, что, лишая себя этого процесса, я что-то теряю. Даже после изнасилования Германом.

Я только страдала. От чувства вины. От желания все забыть. Но сегодня…

Каждое движение. Каждый миг. Каждый стон был правильным. Таким, как нужно. И чувствуя себя наполненной членом до отказа, я понимала, что Герман давно и прочно поставил на мне клеймо.

И стереть его нельзя. Да я и не хочу. Хочу просто двигаться с ним в унисон, стараясь подмахивать бедрами. Стараясь поддаваться на каждое безмолвное требование рук, губ, языка.

Герман не был нежным, но даже его грубые, частые как печатный станок толчки кажутся настоящей лаской. Настолько глубоко он проник ко мне под кожу. В мое сердце. Пленил душу.

И я хочу сделать для него, как можно больше. Хочу, чтобы он был доволен. Счастлив. Понимал, что я к нему чувствую.

Чтобы смотрел именно так, страстно. Дико.

Именно поэтому в душе опускаюсь перед ним на колени. Стекаю вниз, как капля воды по его совершенному телу.

И он не противится, наоборот, убирает с моего лица волосы, проводит большим пальцем по губам и просит:

— Только не напрягайся.

Головка оказывается внутри, и я поднимаю взгляд, вижу татуированную мощную грудь и глаза, что настойчиво требуют продолжать. Не тормозить. И я и сама не могу остановиться. Глотаю воду, чувствую солоноватый запах.

Нет ничего слаще, чем главенствовать над тем, кто пленил твою душу. Посадил в клетку из эмоций. И стегает ремнем удовольствия.

Нет ничего лучше, чем рык, когда стараюсь взять глубже, когда наслаждаюсь каждым скольжением.

— Давай, малыш. Расслабь горло, — просит он и толкается дальше. Берет за голову и просто пропихивает член в глотку.

Я давлюсь, реву, а он только вытаскивает член и слезы с щек стирает.

— Умница. Потом продолжим.

И после мы нежимся в постели. Разговариваем, вспоминаем семейные счастливые дни. И не очень счастливые. Обсуждаем, как быть дальше.

Герман не хочет, чтобы я работала. Но я лишь качаю головой:

— Антон оплатил мне учебу. На весь период. Мне придется работать.

— Я могу…

— Нет, не можешь, — отворачиваюсь и еще раз касаюсь взглядом комнаты. Получше, чем у меня, но тоже съемная, простая. А обучение далеко не самое дешевое.

— Я не возьму последнее и к отцу не пойду. Давай не будем ругаться. Это…

— А если он потребует другой оплаты, — уже злится Герман и тянет меня за волосы обратно на кровать, сверху нависает. Членом упирается в живот. Давит в опасной близости от промежности. А самое главное, пальцами горло охрипшее сжимает. – Ляжешь под него, чтобы учебу оплатить?

— Ты делаешь мне больно, Герман! – пытаюсь я его руки с шеи убрать, но это как из стального капкана вырываться.

— На вопрос отвечай!

— Нет, Господи, конечно нет! Я полгода с ним не смогла лечь, сейчас тем более. Буду просто работать. И все, — хриплю, чувствую, что уже задыхаюсь и в глазах знакомый огонь вижу. Как в ту ночь. Безумный. – Отпусти, Герман.

Он встряхивается и превращает боль в мгновенную ласку. Но мне становится страшно. Ведь он мог меня убить. Немного надавил сильнее, и об учебе больше никто бы не беспокоился.

— Но он пытался?

— Пытался, — не стала я отрицать. Собираюсь встать, но он качает головой и наваливается сверху. Скалится и в губы меня целует.

Жадно всасывает язык и вход между ног ищет.

— Как мне это нравится. Удел придурков пытаться, мой удел лишь брать.

— Перестань паясничать, — извиваться начинаю. — Я бы занялась с ним сексом, просто…

— Просто ты думала обо мне.

— Господи! Какой же ты самоуверенный, — откатываюсь в сторону и понимаю, что лучшая ночь безвозвратно испорчена его самомнением.

И пусть он прав. Мне хочется романтики, а не слышать, как Герман гордится тем, что стал у меня первым.

Встаю и чувствую захват на руке.

— Что?

— Иди сюда.

— Не хочу.

— Зато я хочу, — дергает в кровать, и я со вскриком падаю. – Я ждал тебя слишком долго. Я каждую ночь видел тебя во сне. Так что не пытайся меня обмануть. Или с другим быть.

— А то что? – бросаю я с вызовом и знаю, что вот сейчас он не соврет.

— Скорей убью тебя и себя, чем кому-нибудь отдам. Поняла?

Почему-то после этих слов стало страшно. Потому что на самом деле я его не знаю. А кажется, по собственной воле уйти не смогу. Страшно, что и воли у меня скоро не останется.

Герман почти касается моих губ, но вдруг звонит его телефон, и он, не отрываясь от меня, отвечает:

— Внимательно…

Он уехал, а я так и лежала, удовлетворенная и пронизанная страхом. Что же делать? Остаться с ним и вечно бояться сделать лишний шаг? А не получится ли так же, как в фильме про одержимых маньяков.

Ладно… Накручивать себя можно бесконечно. А можно просто закрыть глаза и подумать, как с этим одержимым было хорошо.

Герман не просто любит меня во время секса. Он боготворит, сколько времени обычно уделяет ласкам тела. И самое главное, я ему отвечаю. Мне нравится все то, что он со мной делает. Мне нравится кончать не от собственной руки, а от его языка и пальцев. Кайф.

И я бы так и кайфовала, если бы на утро меня не разбудил звонок. От Антона.

— София! Где деньги?

Глава 19.

Я действительно испугалась. Собралась за десять минут. Проверила на месте ли деньги и опрометью бросилась бежать в больницу.

Даже удивительно, сколько вчера мы прошли. И если тогда это было, как в тумане. То сейчас я четко поняла, что шла я за Германом примерно три километра. Не глядя. Не думая. Словно загипнотизированная. Но месть ли была моим главным желанием? Или меня вело чувство незавершенности, которое и вылилось в такую чувственную, грубую эротику. И тело от воспоминаний до сих пор потрясывает. Штормит. Просит продолжения.