Страница 134 из 136
Post Mortem
I
Клаус Клаппербайн налил в мензурку разведенного спирта, с аптечной точностью отмерив нужную дозу. Взяв мензурку для стерильности хирургическим зажимом, Клаус икнул, почавкал губами, поздравил своих друзей с новым годом, пожелал им счастья. Друзья не ответили, но за то Клаус их и ценил. Профессионально запрокинув голову, доктор Клаппербайн с удовольствием опохмелился. Скромная новогодняя трапеза давно закончилась, пришлось занюхать собственной белой мантией магистра-патологоанатома.
Если бы академик третьего круга Клаппербайн любил живых, то места себе от злости не находил бы из-за того, что его оставили дежурить в новогоднюю ночь в морге при Arcanum Dominium Magnum. Но общение с теплыми он воспринимал как неизбежное зло по долгу службы, а новый год на дух не переносил, поэтому с радостью дежурил за всех и каждого, кому выпадало. Тишина, приятная, спокойная компания и, конечно, подарки от коллеги, которому позарез надо отпраздновать в кругу семьи.
Клаус обтер руки о влажное полотенце — стерильность превыше всего. Икнул, сдерживая спиртовую отрыжку, взял со стола чистый скальпель и, слегка пошатываясь, вышел из своего уютного закутка, направился в палату, куда совсем недавно привезли нового друга.
Привез какой-то высокий начальник — Клаус в них не сильно разбирался и, если честно, не очень хорошо помнил, сколько за сорок шесть лет службы в Ложе сменилось риторов и сменялись ли вообще. Начальник очень много кричал, что Клаус чуть-чуть выпил для согрева, что нужно немедленно проводить операцию, а руки у него трясутся. Живые вечно орут зачем-то. Глупость какая. У Клауса Клаппербайна за все его шестьдесят восемь лет жизни ни разу не тряслись руки и ни один еще пациент не жаловался.
Клаус вошел в палату и поежился от холода. Узкое окно цокольного этажа под самым потолком было открыто настежь. Хотя Клаус холод любил, но это была инстинктивная реакция живого организма, совсем недавно дремавшего в тепле.
Патологоанатом широко зевнул и прошествовал к операционному столу, на котором лежало накрытое простыней тело. Клаус сдернул простыню и не скрыл разочарования. На столе лежал самый обыкновенный заросший и обросший бродяга, может, старый солдафон без пенсии, а может, жертва жестоких пыток, если судить по количеству шрамов, а вот пара лишних свежих дырок его все-таки доконала. Обычное тело, вот только для чего его привезли в морг Ложи? Здесь оказываются вроде как одержимые демонами, уникумы, умудрившиеся после расчленения двигаться несколько минут или часов в разобранном виде и описывать ощущения, мутанты и гомункулы, которых страшно в обычный морг везти. Ну или хотя бы просто занятные недоразумения природы вроде трехгрудых женщин, двухголовых детей или двухчленных мужчин.
У этого член был один. Самой обычной формы и не самый внушительный из тех, что Клаусу довелось повидать.
Доктор Клаппербайн поскреб мизинцем обрамленную жидкими пегими волосами лысину, дохнул алкогольными парами, наклонился к трупу и поднес к его брюшине скальпель. Рука старого патологоанатома и впрямь не дрожала.
Но едва он коснулся скальпелем чуть выше лобка пациента, как пациент вдруг вскочил и принялся орать. Клаус отшатнулся от стола, избегая кулаков пациента. Он честно пытался разобрать, что там орет оказавшийся предательски живым покойник, но разобрал только предлоги и пару глаголов.
Под конец гневной тирады пациент спрыгнул со стола и завершил ее предложением в грубой форме поместить Клаусу на воротник головку того самого полового члена, который был один и не самый внушительный.
Затем покойник принюхался, учуял среди формалина и разложения запах спирта, исходящий от Клауса.
— Слышь, некрофил-одиночка, — обратился он, бессовестно почесываясь в паху, — у тебя выпить есть?
Клаус, привыкший, что к нему попадают не самые разговорчивые пациенты, долго соображал, как и что на этот вопрос ответить. Молчание затягивалось, и нетерпеливый покойник гневно махнул рукой.
— Ну и хуй с тобой, — сплюнул он. — С новым годом, манда с ушами!
После этого труп зябко поежился, пританцовывая на ледяном полу, злобно сверкнул на доктора Клаппербайна желтыми глазами, оглушительно чихнул и исчез.
А в раскрытое окно под потолком вылетела большая сова.
Клаус постоял посреди палаты в молчании, икнул, развернулся и направился обратно в свой закуток, отмерить еще одну меру спирта для ясности ума.
II
Манфред вколол антидот.
Обычно следовала бурная реакция, когда в мертвое несколько часов тело разом возвращалась жизнь и ополоумевшее от такого стресса сознание.
Но не в этот раз.
Тело на столе в его личной лаборатории даже не пошевелилось.
Впрочем, и тело, как с пылом и жаром уверяли, попалось не совсем обычное, оттого реакция могла быть самой непредсказуемой. Вплоть до ее полного отсутствия — антидот мог и не сработать.
Манфред постоял на безопасном расстоянии несколько минут. Тело продолжало проявлять поразительное постоянство в своей неподвижности.
Выждав положенный срок, чародей все-таки решился подойти и проверил пульс.
Отсутствует.
Манфред оттянул веко — глаз не реагирует на свет.
Тело оставалось мертвее мертвого. Может, проблема в слишком высоких дозах. Аврора уверяла, что на это тело не действовал даже тот психомагический токсин, который она называла «мерзостью». Для перестраховки Манфред выдал ей шприц с дозой больше обычной в шесть раз.
Размышляя над причинами и следствиями, Манфред на мгновение ослабил бдительность. За что и поплатился.
Тело вцепилось ему в горло и принялось душить.
Стоявший в дверях Адиса кинулся на выручку. Максимилиан, который вел протокол, соскочил со стула и тоже засеменил к хозяину. Однако Манфред вырвался сам — хватка у тела была не настолько сильной. А вот норов…
Уже через пару секунд оно изображало из себя выброшенную на берег рыбу в попытках встать со стола. Безрезультатно, поскольку опорно-двигательный аппарат еще не функционировал должным образом. Правой рукой тело смело хирургические инструменты. Подоспевшему и придавившему тело к столу Адисе оно умудрилось дать в глаз.