Страница 47 из 136
Глава 11
Новые постояльцы «Спящей сельди» не нравились Арно. Вызывали тяжелые воспоминания о событиях десятилетней давности. Когда Сирэ горел, а каждый отель был завален умирающими и ранеными. Даже в его ресторации пол был залит кровью, а трупоносы озолотились на выносе трупов. Тогда тоже просто входили вооруженные люди и делали то, что считали нужным. Разве что не платили. Но смотрели так же и не тратились на лишние слова.
Арно, конечно, сразу обратился к одному из воротил Жака Горбуна, спросил, не ищут ли троих подозрительных типов — дерганного, вечно чешущегося доходягу, кабирца, как будто крикнувшего «Альджар-Райят» и станцевавшего раксат-сареа в церкви круциатов, и здоровенного, злобного дылду с бандитской рожей, которая почему-то упрямо не хочет откладываться в памяти. Однако воротила ответил, что никого такого точно не ищут. Тогда мэтр Бономэ, со всем уважением вручив воротиле бутылочку вина производства виноделен герцогства — или уже департамента — Сольдесюд, поинтересовался, не ищут ли таких в других районах Анрии. Воротила бутылку принял и ответил, что даже если и ищут, пусть ищут у себя, а не в Лявилле. Арно намек понял. Он вообще был понятливым, покладистым и платил ренту вовремя, а потому состоял у воротил Жака Горбуна на хорошем счету.
Мэтр Бономэ решил, раз все равно деваться некуда и не избавиться от нехороших жильцов, так хотя бы что-то заработать на них. А если кто-нибудь придет за раненым, просто нужно сделать очень жалобный вид и не мешаться. Возможно, даже не побьют стекла и несильно зальют кровью пол.
Сперва Арно содрал за неделю, как за месяц. Доходяга пытался возмущаться, но главный молча заплатил. Тогда мэтр Бономэ обнаглел и зарядил еще за якобы каждодневную смену простыней. Делать этого Арно, конечно, не собирался, но доказать обратное нужно еще суметь. Затем мэтр Бономэ принялся драть с постояльцев за воду для умывания, за еду, буквально за каждую крошку и каждую каплю, сославшись, что завтраки, обеды и ужины в цену постоя не входят. Это было правдой, но стоила яичница с беконом, укропом и помидорами и куском печеного хлеба отнюдь не как Dîner royal pour trois. Хозяева анрийских гостиниц давно устроили гонку по снижению цен на питание, чтобы привлекать как можно больше жильцов, но мэтр Бономэ справедливо предположил, что эти съедут только тогда, когда сочтут нужным.
И в довершении всего Арно выделил для ухода за кабирцем Розу. Кьяннку-сироту, которую он приютил пару лет назад и об отношениях с которой на улице ходило много нехороших слухов. Напрасных. Самым близким их общением была разве что воспитательная порка полотенцем, когда девчонка что-нибудь била или лодырничала.
Роза, конечно, сразу заартачилась — она до визга боялась крови и брезговала, когда приходилось убирать… всякое. Пришлось намекнуть, что пора бы ей уже получать не только еду и угол, но и деньги, хотя бы на новое платье, а то старое уже лодыжки не закрывает и жмет даже в ее худющих боках. Арно заверил, что за новую работу Роза получит полкроны в неделю, хотя сам за услуги девчонки планировал навариться минимум на десять.
Главный и здесь просто сунул Арно остатки денег, чтоб старик уже заткнулся.
Тогда-то мэтра Бономэ и осенило: если неприятные жильцы согласны на любые условия, значит, им есть что скрывать. А значит, если выведать их тайны, можно заработать значительно больше.
Он наказал Розе держать ухо востро и внимательно подмечать все, что покажется подозрительным. Девчонка капризно сморщила веснушчатый нос. Тогда Арно выразительно погладил полотенце на плече. Кьяннка взлохматила черные вьющиеся волосы и гордо удалилась на кухню, гремя деревянными башмаками по полу. Это означало, что она недовольна, возмущена, обязательно устроит мелкий саботаж, но деваться некуда.
Беда была в том, что в гостинице оставался один только кабирец, но он был не особо разговорчив. Двое других посменно пропадали где-то в городе. Если оставался доходяга, исчезал злобный. Доходяга запирался у себя в комнате и разве что матерился в потолок. Если оставался злобный, убегал куда-то доходяга. Злобный запирался в одной комнате с кабирцем, и оттуда если и доносились звуки, то или болезненные, страдальческие стоны побитого хакира, или кабирская речь. По-кабирски Арно не знал даже, как будет «добрый день».
Только вчера вечером, когда все трое заперлись в одной комнате, мэтр Бономэ улучил подходящий момент, тихонько пристроился у тонкой двери и принялся слушать. Но не расслышал ничего, кроме очередного потока бессвязной менншинской матерщины от доходяги.
Это огорчило мэтра Бономэ, но он не отчаялся и принялся ждать очередного подходящего случая.
Арно пересчитывал дневную выручку, когда дверь в «Спящую сельдь» открылась. Мэтр лениво бросил взгляд на порог — день был не очень хорошим, народу было мало, да и сейчас зал пустовал. Арно никого не ждал и планировал уже закрываться. Увидев вошедшего, Бономэ чуть не обронил монеты.
На пороге стоял доходяга. Выглядел он, как аристократ, которого целый день гоняла толпа брефов от фонаря до фонаря по Фонарной площади Сирэ. Измученный, грязный, едва держась на ногах. Арно даже стало жаль его на какой-то миг. Но с другой стороны, чего жалеть? Бономэ не знал ничего о его делах. Может, весь день бегал от полиции, обчистив чей-то карман. Доходяга был очень похож на мелкого вора, скорее всего, мелким вором и был.
Арно дежурно кивнул ему. Доходяга не отреагировал, зашел в гостиницу, жмурясь и шипя от боли при каждом шаге. Прошел мимо стойки.
— Ужинать будете, мсье? — окликнул его Бономэ.
Доходяга обернулся, тупо уставившись куда-то мимо хозяина, и механически кивнул.
— Все уже остыло, а плиту топить мы будем только утром, — сказал Арно.
Доходяга безразлично махнул рукой.
— Здесь или подать в комнату?
— К… коллекам, — хрипло ответил доходяга и поплелся к лестнице.
Арно быстро смекнул, что, каждый раз вернувшись со своих делишек, все трое запираются у кабирца и что-то обсуждают. Значит, и сегодня не исключение.