Страница 45 из 136
Бруно все слышал и лишь горько рассмеялся. Похоже, теперь за шкирку его будет таскать не только дьявол, но и Бог.
Он нашарил в кармане помявшуюся сигару и коробок спичек. Закурил и сидел так, изредка затягиваясь и бесцельно пуская дым, пока от апатичной задумчивости не выпал на несколько минут из мира.
В себя пришел от того, что его похлопала по щекам теплая маленькая ладошка. Бруно поднял голову и уставился в девчоночьи коленки. Поднял глаза выше.
— Salió, — сказала альбарка, опираясь на ребро деревянного таза. — Puedes irte, extraño.
Бруно понял, хоть и не без труда и благодарно кивнул. Попытался встать, но ноги не послушались. Девушка закатила глаза и наклонилась, протягивая Маэстро руку. Он встал, стараясь случайно не обжечь девушку окурком и не заглянуть за ворот ее рубашки, слишком свободной, явно с плеча матери или старшей сестры. Девчонке было лет шестнадцать. Бруно находил таких милыми, но не привлекательными.
Девушка молча кивнула на лестницу. Маэстро сунул сигару в зубы, похлопал себя по карманам и достал последнюю, такую же мятую. Черные глаза девчонки алчно загорелись. Она облизнулась, воровато оглянулась и молниеносно выхватила сигару, спрятав ее в недрах подвернутой юбки. Хитро ухмыльнулась.
— Buena suerte, guapo, — подмигнула она и скрылась за дверью квартиры.
Бруно, тяжело ступая и наваливаясь на перила, спустился по лестнице и вышел во двор. Сильно затянулся, выпустил в небо облако дыма и послал щелчком окурок на протоптанную дорожку. На него сразу же наорала из окна бдительная старушка, следящая за чистотой. Бруно виновато втянул голову в плечи, поднял ворот и заторопился прочь.
Большой филин, следивший за ним, злорадно ухнул, взмахнул крыльями и сорвался с крыши, распугав стаю голубей.
Полчаса Бруно пытался сориентироваться и выбраться с улиц Пуэсты. Забегавшись, он и сам не заметил, что, выйдя со двора, свернул не в ту сторону и ушел не туда. А повернув обратно, пришел вообще не туда, так и не поняв, где «туда» должно быть.
Раньше с Бруно такого не случалось. Он считал, что физически не способен потеряться в родной Анрии, даже в тех районах, где не бывал. Хорошая память помогала ему запоминать дорогу с первого раза. А сейчас вдруг подвела. Это все нервы и страх. Так и в гроб загнать себя недолго.
Однако Бруно все же был оптимистом. Пытался быть, по крайней мере. Поэтому видел в нынешней ситуации и хорошее: раз он сам не понимает, куда попал, то и преследователь его не найдет. Бруно казалось это безупречной логикой, к которой не придраться.
Он ошибся.
Едва он выбрался обратно на проспект Байштана, прошел его и вышел на улочку, которая вела к набережной, где находилась каретная стоянка с изнывающими от жары извозчиками и лошадьми, Бруно вновь почувствовал слежку.
Он обернулся, но никого позади не увидел. Никого подозрительного. Улицы к вечеру, когда с Мезанга подул ветер, нагоняя облака и тучи, заметно ожили. Люди спешили по делам, чтобы не попасть под ливень, который остудит раскаленную Анрию, или того хуже, в грозу.
Это Бруно сильно испугало. Чутье подсказывало, что за ним снова следят, но глаза подводили. Он видел потные лица прохожих, в нос бил мерзкий запах влажных разгоряченных тел. Но то были обычные лица и обычные тела, каких в Анрии тысячи. Но кто-то следил, скрываясь в толпе. И не показывался.
Бруно ускорил шаг, скрипя зубами от боли в ногах. Страшно было подумать, во что их превратили беспощадные туфли. Сложно было вообразить, с каким наслаждением Бруно их снимет, когда вернется. Ну или с него их снимут, когда он не вернется. Тоже неплохо, ведь будет уже все равно.
Ему оставался последний рывок — перейти перекресток, протопать еще сотню ярдов, свернуть за поворот, а там уж за домами, на набережной, стоянка. Там можно сесть в бричку и уехать в Лявилль. Даже если преследователь продолжит преследование, это будет неважно. Там сигиец. Достаточно просто намекнуть — и завтра же в газетах напишут об очередном трупе, найденном где-то за мусорной кучей. Бруно злорадно ухмыльнулся, прихрамывая к перекрестку.
Он глянул через плечо, больше машинально, чтобы удостовериться, что не увидит в толпе никого подозрительного.
Но увидел.
Тот же легкий, быстрый, пружинящий шаг. Та же одежда. Тот же взгляд охотящейся за мышью совы. И другое лицо.
Он шел, протискиваясь через толпу, ловко вертя плечами, чтобы никого не задеть, и не спускал с Бруно злых глаз. Бруно знал, как оно произойдет: преследователь догонит его, фамильярно обнимет, похлопает по плечам, сделает вид, что случайно встретил старого приятеля посреди улицы, предложит пойти выпить. А сам приставит к боку нож и тихо прошипит, чтоб не рыпался и делал вид, что очень рад встрече. И придется сделать и поддакивать, чтобы прохожие не обратили внимание. Иначе нож быстро найдет почку. А убийца смотается. Такие бегают очень быстро, а неподалеку обязательно дожидается карета или лошадь.
Бруно видел и не раз нечто подобное. Так банды Большой Шестерки хватают неугодных средь бела дня и отводят их в сторону. Или увозят на заброшенные стройки, фабрики, свалки. И никто больше никогда не видел их. Такие люди просто исчезали.
Но Бруно опять повезло, если можно назвать это везением.
Дойдя до перекрестка, он вдруг заметил важно вышагивающих по прилегающей к набережной улице постовых. Их было двое. Они дошли до угла здания, где и остановились.
Бруно сглотнул слюну. Несколько раз коротко вдохнул, судорожно выдохнул и вдруг побежал через дорогу.
Он несся, демонстративно глядя на Мезанг, по водам которого под парусом неторопливо шла чья-то яхта. И несся так, что столкновение с городовым было неизбежно.
Бруно врезался в него со всего размаха. Сшиб, повалив на мостовую. Повалился сам, покатившись кубарем, но тут же вскочил, не чувствуя боли, и побежал дальше.
Постовой поднял сослуживца. Тот отмахнулся и указал на нарушителя. Городовой поднес ко рту свисток и пронзительно свистнул.
— Стой! — крикнул он во всю глотку и свистнул вновь.
Бруно для порядка пробежал еще несколько шагов, покорно замер и развернулся.
Полицейский бежал за ним, придерживая саблю. Но Маэстро смотрел не на него. Он смотрел на преследователя, который уже шагнул на дорогу и вдруг свернул на примыкающую улицу.
Бруно, тяжело дыша, расплылся в блаженной улыбке идиота.