Страница 12 из 136
Глава 3
Бруно по прозвищу Маэстро, бывший профессиональный нищий, уже не сопротивлялся, осознав всю бессмысленность любого сопротивления. Он просто подчинился злой воле судьбы, выражением которой стал сигиец. Человек — по крайней мере, кто-то, пытающийся, хоть и не очень убедительно, сойти за человека, — без имени и почти без прошлого. Человек, внезапно и нелепо ворвавшийся в жизнь Бруно, перевернул ее с ног на голову, втравив Маэстро за пару недель в несколько неприятных ситуаций, из которых тот выкарабкался лишь чудом.
На Сухак-Шари Бруно приехал в подавленном состоянии. Когда сигиец закинул его в экипаж, на Маэстро навалилась апатия и полнейшее безразличие. Всю дорогу он молчал и планировал заниматься этим и дальше. Сигиец захотел от него избавиться и спровадить в Кабир? Ну и ладно. Все равно его стараниями Бруно не только в Модере с удовольствием пустят на фарш, в Анрии вообще, кажется, не осталось района или улицы, где Маэстро стоило бы появляться. К Бертраму Беделару добавились еще и какие-то чародеи, а уж что сделают с Бруно подонки Штерка, окажись он в их руках, лучше даже не задумываться. Так что хоть Кабир, хоть вообще Салида, хоть вообще Луна.
Извозчик высадил пассажиров в начале улицы и укатил, подняв столб пыли в лучах заходящего солнца. Сигиец направился к дому Кассана ар Катеми шайех-Ассама быстрым шагом, не особо заботясь, поспевает Бруно или нет. Маэстро предпочитал все-таки поторапливаться: на Сухак-Шари не особо жаловали не-кабирцев. Хоть слухи здесь разносились быстро и Бруно ни разу за все две недели никто не тронул, косо смотреть не переставали, отчего делалось крайне неуютно, а идти одному отпадало всякое желание.
Благо жил Кассан почти сразу в начале улицы — его дом за высоким забором возвышался над соседними и был виден издалека. Ар Катеми пользовался уважением на Сухак-Шари и не считал зазорным и подчеркивать свой статус. Почти честная торговля специями приносила хороший доход.
Бруно и здесь не были рады. Никто, конечно, ничего не говорил, а сам Кассан относился к нему как к старому другу и даже называл «сади́к Барун», но Маэстро чувствовал, что терпят его исключительно из-за сигийца. А уж домочадцы и вовсе не скрывали враждебности. Особенно та женщина, которую побаивались даже многочисленные мужчины и имени которой Бруно так и не узнал.
Сигиец подошел к воротам и занес кулак, чтобы постучаться — те всегда были закрыты на засов, видимо, всеобщее уважение не отменяло мер предосторожности от добрых соседей. Однако вдруг замер и, пока Бруно переводил дух и пытался отдышаться после ходьбы, лишь номинально отличающейся от бега, настороженно прислушался. А затем легко открыл створу ворот, глянув на Маэстро серебряными глазами.
Не став его ждать, сигиец быстро пересек двор и поднялся по ступеням каменного крыльца. Бруно, втянув воздуха и поморщившись от боли в боку, потрусил следом.
Возле хозяйственной пристройки, где держали лошадей и стояла личная карета Кассана, бродил оседланный гнедой конь, брошенный второпях. Из раскрытых дверей дома доносились взволнованные голоса — теперь их слышал даже Бруно.
Поднявшись следом за сигийцем, исчезнувшим в дверном проеме, Маэстро оперся рукой о стену и навострил уши — говорили несколько мужчин, плакала женщина.
— Мэд-ка хадат? — спросил сигиец.
Голоса смолкли. Остались лишь прерывистые женские всхлипывания.
— Мэд-ка хадат? — повторил сигиец все тем же спокойным тоном.
— Сайиде Кассан… — взволнованно отозвался мужчина.
— Ант! — взвизгнула женщина, наставив на сигийца трясущийся палец. Бруно поморщился от рези в ушах. — Ант махниб со! Ант абн-кальб со! Эн кул бис ант!
— Саида…
Маэстро осторожно заглянул в дверной проем и ухватился за косяк для твердости в ногах.
На ковре посреди прихожей лежало мертвое тело, возле которого столпились четверо: пожилой кабирец, двое помоложе и женщина, которая вела себя как хозяйка. Правда, сейчас от прежнего спокойствия и выдержки не осталось и следа: ее трясло, по заплаканному лицу ручьем текли слезы. Но, несмотря на это, женщина с ненавистью смотрела на сигийца и не бросилась на него лишь потому, что молодой кабирец крепко сжимал ее плечи.
Бруно повнимательнее присмотрелся к мертвецу. Это был не Кассан, но кто-то из его людей, которых Маэстро когда-то видел на складе на Ангельской Тропе.
— Ант кун-со аллеан, хак-ир он-хурбе! — крикнула кабирка, попытавшись вырваться из крепких рук.
— Ант лилмусад он-думн со нне, Атья, — сказал сигиец, выдержав горящий злобой и отчаянием взгляд женщины. — Мэд-ка хадат?
Ответил старик. Вернее, попытался — голос его дрожал и нервно срывался, старик лепетал, запинаясь через слово. Бруно знал кабирский весьма посредственно: только несколько ругательств и как в общих чертах указать дорогу. Поэтому крики кабирки он понял — женщина почти не стеснялась в выражениях, обвиняя сигийца в чем-то. Однако о чем говорил старик, Бруно так и не разобрал.
Сигиец слушал молча. Только спросил вроде бы «Кто они?», на что старик нервно огрызнулся, сдерживая то ли злость, то ли слезы.
Сигиец обвел собравшихся взглядом, равнодушно взглянул на покойника.
Развернулся.
И все так же молча вышел.
— Ант махниб со! — закричала женщина ему вслед. — Ант акдур со факат алмаут, исби-рималь! Лиджа ант таскид со Фара-Азлия!
Бруно успел скользнуть по стене, делая вид, что ничего не слышал и ничего не видел.
— Что-то случилось? — спросил он, догоняя сигийца. — С Кассаном?
— Да, — ответил он, не оборачиваясь.
Бруно задержался на мгновение, напуганный услышанным. Но не самим фактом того, что с Кассаном случилась беда, — об этом Бруно догадался и так. Его испугал голос сигийца. Вроде бы тот же равнодушный, спокойный и бесцветный, но что-то в нем было такое, чего раньше Маэстро не слышал.
Сигиец приблизился к лошади. Та, заметив незнакомого человека, метнулась в сторону, однако почти сразу замерла, как только он вскинул правую руку. Жеребец взбрыкнулся и мотнул головой, но лишь испуганно заржал, против воли поворачивая к человеку дрожащую мышцами шею.
Сигиец поймал поводья, пристально глядя лошади в глаза. В какой-то момент показалось, что животное вот-вот вскинется на дыбы с диким ржанием, однако лошадь расслабилась и покорно опустила голову. Сигиец погладил ее по шее, накинул поводья на переднюю луку седла.
— Двоих не вынесет, — скептически заметил Бруно.
— Ты остаешься здесь, — сказал сигиец.