Страница 48 из 88
Целовались, трогал… Мою Маринку! Мою!
Знаете момент, когда ты чем-то вспарываешь кожу и сразу же после рассечения инстинктивно стискиваешь этот разрез? Я то же самое сейчас проделываю со своим сердцем. Сжимаю, словно оно, блядь, сию секунду обратно срастется.
На хрена я спрашивал?! Понимаю, что нельзя, и ковыряю рану дальше.
– Тебе нравилось? – голос будто и не мой.
Сухой и ровный. Мертвый.
А внутри ведь все ревом орет.
– Нет, – отзывается Маринка сердито. – Иначе я бы с ним только тебе назло переспала!
Прилетает, как удар кнута по груди.
Я резко дергаю ее руку на себя. Стискиваю, не контролируя силу.
И, встречая увлажнившийся взгляд, мрачно предупреждаю:
– Убью, блядь!
– Кого? – отрывисто выпаливает Чарушина. – Его? Или меня?
– Обоих!
– А сам…
Не знаю, что сказать собирается.
– Молчи!
Не хочу знать.
– А ты не упрекай меня, Дань! Я тебя не упрекаю!
– Я тебя тоже не упрекаю! – рявкаю, глядя исключительно перед собой – в лобовое стекло. – При чем тут это, вообще? Это мои чувства, Марин!!!
– И мои, Дань!!! – отражает она с той же силой. – Думаешь, я не ревную?! Еще как ревную! Так же, как и ты, Дань! Но если мы с этими чувствами не сумеем совладать, долго не протянем!
Тотчас перевожу на нее взгляд. Сначала впиваюсь. Потом лихорадочно мечу им по всему лицу. Сам не знаю, что выискиваю. Просто… Просто я снова в панике.
– В каком смысле не протянем?
– Разойдемся…
Сглатываю и отворачиваюсь. Больше ничего не говорю. По той простой причине, что это ужасное слово застревает в моем мозгу, словно осколок, и я пока не понимаю, что делать, чтобы он, не приведи Господь, не сдвинулся и, на хрен, не убил меня.
37
Никогда больше без тебя спать не хочу.
© Марина Чарушина
Когда мы заезжаем во двор, я по машинам понимаю, что Никиты, хвала небесам, еще нет. Честно говоря, испытываю слабую надежду, что уже и не будет.
Мало ли, может, резко какие-то дела нарисовались?
Сегодня реально не до него. Столько всего нужно обсудить с семьей. Да и просто побыть вместе охота. Соскучилась по всем. И особенно остро это ощущаю именно сейчас, оказавшись дома – в месте своей силы.
Едва мы переступаем порог, семья в полном сборе высыпает в прихожую.
Я не знаю, как себя вести. Поэтому вытягиваюсь по струнке и под прицелом изучающих нас взглядов замираю. Даня же, напротив, совершает ряд каких-то бездумных действий: переступает с ноги на ногу, сдвигает бейсболку на затылок, потом и вовсе снимает, нервно мнет ее в руках.
– В общем… – стартует хрипловатым голосом, не размениваясь на приветствия. Прочищает горло и решительно заявляет: – На Рождество мы с Маринкой женимся. А в марте она родит мою дочь.
Я резко прекращаю дышать.
– Та-а-а-ак… – выдает папа с очень долгой растяжкой, пока остальные стоят, тупо отвесив челюсти. Я и снова задышать успеваю, и сто раз умереть. – А вот это уже неожиданно, – заключает крайне сдержанно. Никак не понять настроя. Совсем теряюсь, когда он вдруг поворачивается к остальным и сухо резюмирует: – Все ставки мимо, семья.
– Да мы, как бы, уже… – выдыхает Анж.
– Уже поняли, пап… – заканчивает не менее удивленная Ника. – Но спасибо…
– Слышь? – толкает Тёма, словно какой-то гопник. – С мартом перетопчешься! Рано.
В который раз за сегодня мне за него стыдно становится. И не мне одной, судя по тому, как хватает его за руку Лиза.
– Подождите… – бормочет дрожащим голосом мама. – В марте? До марта шесть месяцев… Получается, ребенок уже есть?
– Ну да, – вроде как спокойно подтверждает Даня. Он еще не догнал, что никто ни черта не понял. – Марина беременна.
– В смысле?? – вырывается у Тёмы со свистом. – В смысле, беременна?! Уже сейчас беременна?
Он, видимо, после разборок на трассе на нервах накатил. Звучит, как фейерверк. Я даже уши ладонями закрываю.
– Господи…
Мама зажимает ладонью рот, но я по глазам вижу, что слезы, которые она пытается сдержать – не результат огорчения. Она в высшей степени растрогана. Это служит для меня стимулом: броситься к ней навстречу, нырнуть в объятия и просто расплакаться.
Все вокруг замолкают.
Только мама гладит меня, целует и приговаривает:
– Девочка моя… Девочка моя… Девочка… Вот что с тобой было… А я уже волновалась… Ну, Данька… Когда успели? – с мягким смехом притягивает его к нам. Чувствую его руку на своей талии. Голову поднять все еще не в силах. – Поспешили, конечно… Но, дай Бог… Дай Бог, чтобы все было хорошо… А я… Я прям счастлива! Свадьба, Данька наш… Еще и внучка! Я вас поздравляю и благословляю!
После этого и остальные присоединяются.
Анж, Ника, папа… Обнимают нас почти без слов. Они все в шоке, но, несомненно, рады. Чтобы это понять, не нужны слова. Это чувствуется.
Когда уже собираемся перебраться всей толпой в кухню, замечаю перешептывающегося чуть в стороне брата с Лизой. Точнее, похоже, на то, что она ему что-то втирает. Построже мамы.
Ну и поделом ему! Я на него сегодня злюсь!
Родители с сестрами уходят вперед, а Даня вдруг ловит меня перед самой дверью. Прижимаясь сзади, обнимает.
– Извини за то, что я по дороге на тебя нападал, – выдыхает мне в волосы. – Я не хочу с тобой расходиться. Никогда.
Оборачиваясь, случайно ловлю Тёмин взгляд. Щурится, но подлетать к нам, слава Богу, не спешит. Наблюдает, пропуская то, что продолжает объяснять ему Лиза.
– Ладно, – говорю тихо, заглядывая Дане в глаза. – А почему ты так сказал?
– Как?
– «Родит мою дочь»?
Он… Да, он краснеет.
– Не знаю, – пожимает плечами и, облизывая губы, уводит взгляд выше моей головы. – Просто сказал.
– Угу… – хмыкаю я. Надо подумать, что это значит, раз он сам не может объяснить. – Ну, пойдем тогда. Ты, наверное, голодный, – тяну за руку в кухню. – Ничего ведь по прилету не ели…
Но не успеваем мы сесть за стол, как папа озадачивает вопросом:
– А что у тебя с лицом, Даниил?
Приправляет все задумчивым взглядом.
– Комары покусали. Расчесал, – выдает Шатохин, ни разу не моргнув.
– Это не те ли самые, что Тёмычу «казанки», глаз, ухо и полщеки погрызли?
– Папа… – выдыхаю я, чтобы как-то тормознуть эту тему.
Даня же сглатывает и виновато опускает взгляд. Впрочем, брат тоже напряженно застывает.
– Чтоб больше такого между вами не было, – все, что требует папа, обращаясь к обоим. И сразу переводит внимание на маму: – Шампанское открываем?
– Конечно! Давайте, не сидите. Налетайте, пока все теплое!
И мы, конечно, налетаем. Походу, не только мы с Даней весь день голодные были. Родные, как мне кажется, все перенервничали и тоже толком не ели. За первым же тостом все заметно расслабляются и принимаются наперебой расспрашивать про наш отпуск.
Где именно были? Почему не выходили на связь? Что видели? Как проводили время? Где жили? Почему не предупредили заранее?
Даня достаточно аккуратно отражает эти вопросы.
– Это был сюрприз для Маринки. Я решил сделать предложение именно там. Не то чтобы мы не хотели с вами общаться… Просто связь на острове можно было поймать только в одном месте. Далеко от нашей хижины. Как-то не получалось туда дойти в ваши дневные часы. Все время попадало на нашу ночь.
– Надо же… Неожиданно, конечно, – усмехается папа. – Чтобы на наши дневные часы да каждый раз ваша ночь выпадала!
Мама следом за ним хохочет. Да и сестры с Лизой не отстают. Мы с Даней смущенно переглядываемся. А брат, ожидаемо, хмурится.
– Ну, мы с папой, естественно, сразу сделали ставку на Даньку. С кем еще наша Рина могла бы так надолго уехать? – делится она. – Тёма спорил с нами, что быть такого не может. «Шатохин не мог! При чем здесь вообще Тоха?» – со смехом разводит руками. – А я говорю: «Только Шатохин и мог!»
– Очень смешно, мам, – бубнит брат.