Родишь мне сына

— Хочу участвовать в соревнованиях, — выдала я то, что было глубоко внутри. Отдышалась после секса и закрыла от стыда лицо. Чтобы снова повторить сквозь нервный смех: — Хочу участвовать в соревнованиях и победить. 

— Чего? — удивился Марат.  

Еще пару минут назад я извивалась на нем, а теперь вдруг говорю о спорте?  

— Прости. Я не хотела говорить. Просто... — задыхалась я. — Просто выпалила случайно. Это мечта. 

— Какая мечта?  

Он накрывал меня обнаженным телом, целовал соски, покусывал их. Царапал щетиной живот, бедра. Он был повсюду. Его язык. Его губы. Я просто лежала — покорно лежала, разрешив ему буквально все. Абсолютно все, чего захочет. 

Но не могла не думать о мечте. 

— В прошлом году я взяла здесь бронзу. 

— Серьезно? — звучал его голос так, будто он не верил в это. — Почему не золото? 

— Я не шучу. 

Он перестал меня ласкать и поднялся к лицу. Его горячий член лежал на мне, было приятно это чувствовать после любви. Но Марат всерьез обеспокоился моим рассказом.  

— Так ты... и правда выступала здесь? Плавала на время и все такое? 

— Да. Все так и было.  

— Ты не прекращаешь, я вижу... 

— Что? — усмехалась я. — Что я не прекращаю? 

— Удивлять меня, малая. Я только отошел от новости, что ты русалка... 

— Ха-ха-ха! — смеялась я под дозой эндорфинов.  

— ...Так ты уже рассказываешь о медалях. Что, и правда есть медаль? 

Он целовал мою шею. Все никак не мог напиться чувством близости. Его было просто не сдержать, он мог продолжать это делать часами, как маньяк. А я лежала под ним, вспоминая эти чувства — шум адреналина в ушах, щелчки секундомера. Отмашки на старт и болезненный финиш, где я провалилась на третье место.  

Для меня это стало достижением, но я пообещала себе, что вернусь. Вернусь и завоюю золото. 

— Да, есть медаль. Где-то лежит у родителей. Если не выбросили... Но грош ей цена. 

Марат снова замер и поднялся на локтях. 

— Стоп-стоп-стоп, — начинал он понимать. — Ты недовольна бронзой и хочешь реванша... Угадал? 

— А-хах... — вырвалось у меня. Хотя это скорее неловкость, чем желание смеяться. — Да. Мне стыдно это говорить. Особенно сейчас, но... 

— Что же тут стыдного?  

— Ну... 

— Я уверен, ты достойна большего. 

— Ты и правда так считаешь? — В этот раз я была серьезна как никогда. Отползла к стене и уперлась рукой в его плечо. — Я не шучу... Ты и правда так думаешь? 

— Конечно, — ответил Марат. — Это отличная идея. Ты должна это сделать. 

— Нет, — стала я откручивать назад педали. — Я не смогу. Это просто мечта. Глупая мечта. Я ведь не.... 

— Чш-ш-ш... — прижал он палец мне к губам. И тогда произнес то, о чем я могла только грезить: — Я буду привозить тебя сюда хоть каждый день. Только бы ты была счастлива... Тренируйся, плавай. И ты обязательно победишь. Я это знаю. И помогу тебе.  

17

Лана 

Это была глупая затея. Опять войти в ту реку, где я еле выбралась на третье место. Но только там я чувствовала, что живу. До Марата я вообще была жива только в воде. Там я превращалась в себя другую, сильную, новую. Устремленную. И это дарило чувство свободы. Я словно попадала в иной мир, где делала ставки, чего-то достигала, претендовала на нечто стоящее, а не подачки для инвалидов. 

Там мы были конкурентами. Выступали на грани. Много работали, старались, рисковали. Приносили в жертву свободное время, силы. Именно это меня и влекло — чувство состязательности. И он мне это чувство вернул. С бонусом в виде мощной моральной поддержки. 

Марат не бросал слов на ветер. Если он пообещал меня возить в бассейн каждый день, то он выполнял обещанное. Мы приезжали на тренировку в понедельник, во вторник, по средам... Целая неделя была занята наскоками на бассейн. Под присмотром тренера, с прицелом на будущую схватку в первых числах марта.  

Сперва мне казалось, что я не смогу. Что слишком ослабла для такого. Что последние полгода меня выбили из седла. Но напористость Марата сделала свое — он нанял для меня инструктора. Не просто бесплатного дедушку со свистком на шее. Меня тренировал олимпийский чемпион. И требования были высокими — он меня гонял без поправки на зрение. Первое время Марату даже пришлось контролировать процесс, он все прислушивался к нашим беседам и мог делать небольшие замечания. Но когда убедился, что меня все устраивает, а инструктор знает свое дело — начал оставлять нас наедине. Чтобы не стоять над душой как жандарм и не мешать общению между учителем и учеником.  

Впрочем, необходимости в одергивании тренера не было. Он прекрасный педагог и задал мне высокую планку. Мы начали с азов, повторили технику дыхания, прыжков, погружения. Как оказалось, моя старая техника была ужасна. Я делала море ошибок, о которых даже не догадывалась. Это был болезненный процесс переучивания, все затягивалось на недели. 

И я боялась, как бы проблемой не стала беременность. Тренеру я не жаловалась. Уверена, Марат предупредил его о ребенке. Кто знает, может, не будь я беременна, тренировки были бы жестче... Как бы там ни было, меня привозили, оставляли. Я пахала с мечтой в голове. Меня нередко тошнило, одолевала слабость. Могла разреветься без причины. Внутри бушевали гормоны. Но для себя я решила — ни шагу назад, только золото. Только победа. 

А малыш все рос. Развивался. Мы все чаще думали о родах, о сыне. Обсуждали его внешность, характер, цвет глаз. Марат свои описывал как "темные". Стало быть, они из карих. А карие глаза, тем более у папы — почти гарантия таких же глаз у малыша. Мы называли его ласково Даней. Производное от Даниила. Имя придумал Марат.  

Он хотел воспитать из ребенка настоящего мужчину. Видел в нем уже надежного защитника, обещал научить приемам, чтобы никто не смел шутить над нашим сыном в школе. Хотя я на такое только смеялась: моему плоду всего-то два месяца, нам УЗИ до сих пор ничего не показало. Как Марат ни пытался что-то разглядеть на экране — все тщетно. Малыш был похож на что-то маленькое. Комочек общей любви и стараний. Так мне описал картинку сам папа.  

Он вообще мне очень много помогал. Я была благодарна судьбе, что послала мне такого терпеливого, внимательного партнера. Он даже заявил, что будут партнерские роды... Для меня это стало маленьким шоком, но потом я решила — почему бы и нет. Если он такого не боится и поддержит нас с Даней в самый ответственный момент, я буду только рада таким стараниям. Просто поразительно, как могут меняться люди. 

Теперь казалось бредом все то, с чего начались наши с ним отношения. Как он украл меня, приняв за сестру. Как хотел наказать за то, что я не делала. Я думала тогда, что это все — уже прощалась с жизнью. А потом оказалось, что наоборот — жизнь-то как раз только начиналась.  

Вот только это не оправдывало маму. Я по-прежнему не могла простить родителям то, что они меня так просто бросили. Марату я была нужна, а им — нет.  

— Тук-тук, — постучался он в дверь. — С тобой все хорошо? 

Я закрылась и сидела на краю ванны. В руках телефон. Я шепотом набрала номер, но опять испугалась. Снова сбросила. Это уже входит в привычку — звонить домой, но затем просто молчать. Дышать в телефон, словно я маньяк. Как больная. Звоню, она поднимает трубку... Слышу мамино "Алло!", но не издаю и звука. Просто дышу, а по щекам стекают слезы. 

Не могу заставить себя говорить. Не могу простить. Не могу понять, как так можно поступать со своей дочерью. Даже теперь, после стольких месяцев разлуки. Чем больше времени мы жили врозь, тем труднее было сказать обычное "Привет". Просто опять заговорить. Вместо этого я отключалась. Она перезванивала. Я отбивала. Могла выключить телефон на пару дней и затем услышать, что пропущено десять звонков от родителей. Но барьер не сломать. Это было странно — и хочу, и не могу.  

Я плохая дочь. Просто ужасная. Как долго это будет продолжаться? И что потом — я им так никогда и не скажу, что беременна? Что родила сына... Идиотка.