Родишь мне сына

12

Марат 

Операция продолжалась несколько часов. Все было не так просто, как хотелось бы. Люди были на нервах. Даже без учета того, что я стоял у них за спинами как Дамоклов меч. Всем было страшно, что собака-герой не выживет и в клинику нагрянет рейд ФСБ.  

Но мне хотелось верить, что они и правда делали все возможное. Просто потому, что это живое существо, пусть и обычный доберман, которых пруд пруди в каждом собачьем питомнике. И все же если ты стал ветеринаром, ты должен любить эту работу, любить этих животных, желать им долгой жизни и вообще...  

Теперь я тоже ощущал нечто похожее. Хотелось снова видеть эту бестолковую жучку в своем доме. Пусть грызет всю обувь — куплю ей еще хороших туфель. Только бы было, кому грызть. Я начинал ее любить. По-настоящему — как любят домашних питомцев нормальные добрые хозяева. Просто за то, что они есть. Что они существуют. 

Я вывел Лану в зону ожидания. Мы сели на диванчик — обессиленные, выжатые, уставшие морально и физически. После всего того, что случилось, хотелось просто упасть куда-то лицом и лежать, закрыв глаза. А больше не хотелось ничего. Ни есть, ни пить. Ни разговаривать. 

Сходив к автомату за кофе, я вернулся и увидел ее спящей. Лана так устала и напсиховалась, так сильно выревелась, что просто задремала полусидя. Банально вырубилась в коридоре поликлиники. Я присел возле нее, какое-то время держал дымящийся кофе, а затем его выпил сам. Не хотел ее будить. Люблю, когда она сопит возле меня.  

Лана сползла по спинке дивана и повисла на моем плече. Это было очень мило. И приятно. Я тупо сидел, обнимая ее за голову, иногда целовал в макушку. Мы оба были измучены, беспомощно ждали результатов операции. В полной тишине и гнетущем покое больничных коридоров.  

— А? — проснулась Лана. — Что? Где она? Где Марла? 

— С Марлой все нормально. 

— Они ее ранили! — встрепенулась она, будто забыла, как много мы сделали для собаки.  

— Я знаю, малыш, я знаю. Поспи еще. 

Но Лана была беспокойна. 

— Мне приснился дурной сон. Я видела ее щенком. Мне приснилось, что Марла стала маленькой... Та самая Марла, но совсем еще кроха. К чему бы это? Она ведь не может погибнуть? Скажи мне, Марат... Прошу, успокой меня. 

Я прижал ее к себе и попытался заверить, что все хорошо. Хотя и знал, что это маловероятно. Скорее, это вещий сон. И собака уже переродилась. Нашла себе новый аватар в собачьем мире. Хочется верить, что ее новая жизнь будет лучше предыдущей, она заслужила. 

— Ты уснула... 

— Я не заметила даже, — шмыгала она носом. — Ты уверен, что я спала? 

— Уверен... Ты ведь не слышала, что врач говорил? 

— А он что, выходил? — вцепилась в меня Лана с надеждой. 

И я не мог тогда не приврать. Просто не мог. 

— Да, конечно. А ты как раз спала в этот момент. 

— И что же он сказал? Она жива? Марла выжила? 

— Да, — сказал я будто без фальши. — Конечно. А как же иначе? Марла сильная. Точно как ты... Она выкарабкается. Будет снова носиться, как щенок. Будет красть мои туфли, — фантазировал я, зарывшись носом в ее волосы.  

Просто нюхал ее запах. Аромат простого маленького счастья. Которого раньше у меня не было. А вот теперь появилось.  

Я не хотел ее слез. Не хотел, чтобы она опять страдала. Чтобы билась в истерике. Я просто хотел, чтобы Лана была счастлива рядом со мной. 

— Спасибо тебе, — подняла она лицо на меня и чмокнула в щеку. — Спасибо, что приехал. Спасибо, что нашел нас, не оставил. Мне больше не на кого надеяться. Только на тебя. Я очень рада, что мы встретились. Ты хороший. Правда хороший, — повторяла она, а я чувствовал, как у меня предательски ком у горла назревает. Ее слова меня топили словно лед. — С тобой я чувствую себя счастливой. И Марла тоже. Она тоже тебя любит, я это знаю...  

По телевизору на стене рассказывали новости: 

"В политике — скандал, — говорила девушка-диктор, — выход провокационного интервью зашатал кресла сразу под несколькими людьми во власти... — показывали лица на экране. — Откровенные признания бывшего соратника премьера дали пищу для размышлений не только простым людям, но и представителям силовых структур. Новое видео только вчера появилось на канале журналистки Азизы Листьевой, а уже собрало миллионы просмотров. Эксперты уже делают ставки, кого именно уволят первым и сколькими кадрами пожертвуют власти в ходе чистки..." 

— Это она? — спросила вдруг Лана. — Шварц говорил, что дал тебе заказ, а ты его не выполнил. Это и есть та женщина — журналистка, которую ты пожалел? 

— Да. 

Я снова видел ее. Эти бесстрашные глаза перед дулом пистолета. Она кричала на меня, требовала, чтобы я стрелял. Вела себя как дура, даже не пыталась договориться. Впрочем, я бы на это не пошел. Со мной невозможно договориться. Но чем дольше я смотрел на Листьеву, тем больше видел ее — видел Лану. И думал о том, что если нажму на спусковой крючок, то сын не увидит свою мать. Его день рожденья превратится в ад на всю оставшуюся жизнь. 

И я не смог, не выдержал — я это сделал. Просто взял и... нарушил приказ. Мой отлаженный механизм впервые за все годы дал осечку. Я не мог этим гордиться. Но и по-другому тоже не мог. Просто не мог. И в итоге это привело к катастрофе.  

Что она может думать обо мне после такого? Лана просто знает — я слабак. Из-за мимолетной слабости она чуть не погибла. А Марла... она практически одной лапой в гробу. И все из-за меня. Она была права — это все из-за меня. 

— Это было благородно, — выдохнула она. И я ощутил, как гора падает с плеч. — Поступок доброго человека... Извини, что упрекнула. Ты не виноват. Это просто они ублюдки. 

— Мне жаль, что так вышло, — сказал я тихо. — Я не хотел такого. Но обещаю, что это не повторится. Можешь мне верить. Я сдержу свое слово. 

Лана прижалась ко мне щекой и какое-то время просто молчала. А потом вытерла покрасневший нос и спросила: 

— Ты не запачкал рубашку? 

— Что? — удивился я. — Рубашку? 

— Да... Я ведь знаю, как ты не любишь пятен. А Марла — она ведь... Если ты ее брал на руки и нес, то мог ведь испачкать одежду. Рубашку, например. Посмотри, нет ли на ней крови. 

Я посмотрел на себя — рубашка была одним сплошным бурым пятном. Будто меня уже давно убили, и я стал ходячим зомби. Но расстраивать Лану по пустякам ужасно не хотелось. Это ведь всего лишь долбаная рубашка. Пусть и дорогая. Когда-то была белоснежно-белой. Но теперь она вся покрыта багровым цветом.  

— Да нет, — отмахивался я. — Не испачкался, не переживай. Я нес ее аккуратно, так что рубашка идеально белая. Все хорошо. Повода для беспокойства нет. Можешь поспать еще... 

— Нет, — поднялась она из моих объятий и серьезно так сказала: — Я тебе не верю. Ты меня обманываешь. Просто говоришь неправду, чтобы не расстроить, — шмыгала она от недавних слез. — Лучше скажи мне правду... Я все застираю, обещаю. Как только мы приедем, я возьму отбеливатель и выведу все пятна. Они ведь есть, я в этом почти уверена. Ты просто не хочешь говорить. 

Я понял, что не прокатило. Не знаю, зачем ей это понадобилось. Неужели это так важно? Я же хотел ей сделать лучше. Хотел освободить от этой рутины. А Лана сама создала себе проблемы.  

Проявляла так заботу? Может, это я не прав? Просто не понял сути? Ну и как не прослыть теперь лжецом? 

— О... — смотрел я на свою бордовую рубашку и делал вид, будто нашел пятно. — Точно, вот тут есть немного...  

Лана стала меня трогать — водить своей теплой и нежной рукой по груди, по животу. Было приятно и даже уютно. Чем не повод ощутить ее пальцы на себе. 

— Где? Покажи мне, чтобы я знала... 

Я взял ее за ладонь и направил в область сердца. Крепко прижал, чтобы чувствовалось биение.  

— Вот здесь... — улыбнулся я, хотя она не видит. — Тут есть немного крови. Из-под пиджака почти не видно.  

Но Лана не поняла скрытого смысла — пробежалась пальцами по пуговицам.